Пинком ноги высадил декоративную дверь. И удачно — это была спальня с зеркалами, бра и шелковистым одеялом, под которым трепетал крепко недоумевающий мсье Боровский: видно, думал, что начались народные волнения вкладчиков его банка за свои кровные дивиденды.
— Что? Я не понимаю? Как вы сюда?..
Не люблю, когда мне под руку задают вопросы. Скользящий и нежный удар заставил моего оппонента временно замолчать. Взвалив банковскую тушу я трусцой пустился в обратный путь.
Если бы не был участником и организатором этой ночной феерической вечеринки, то, пожалуй, бы испугался. Было такое впечатление, что горит земля и деревья. Впрочем, так оно и было, ещё синим пламенем пылали хозяйские постройки. На фоне огня и дыма металась обслуга. Понять кто, где, что и зачем и на ком не представлялось возможным. С драгоценной ношей на плечах я поспешил к калитке. Она была отворена теми, кто догадался спасаться бегством. Потом я закинул господина Боровского в свой джип и отбыл в глубину родины для съема информации с объекта.
Финансовый воротила пришел в неописуемый ужас, когда понял, что его самым вульгарным образом выкрали из бронированного ларца. Конечно, обидно обидно платить дурные деньги за охрану своего бесценного тела, чтобы, опамятовавшись, обнаружить нож у кадыка. Подобное положение вещей окончательно расстроило исполнительного директора банка «А-Бета»: его глаза от страха сошлись на остром тиге, и он, человек, был похож на тряпичную самодельную куклу, сработанную ребенком, у которого свои понятия о гармонии и красоте.
— Эй, Марк Маркович, — решил привести в чувство. — Я хочу вам только добра.
— А?
— Добра, говорю, — повторил. — Хочу вам.
— Вы?.. Кто такой?!
— Ваш друг.
— Друг?! — взвизгивает. — Вы… вы мерзавец! Вы не знаете, на кого подняли руку!
Не люблю, когда мои собеседники позволяют себе лишние. Пришлось резким движением перехватить чужую холенную лапку, почти детскую, с коротенькими маникюрными пальчиками, и отсечь фалангу мизинца — без анестезии. Понятно, что господин банкир пришел в глубочайшую депрессию от столь операбильных мер. Взвыв дурным голосом, засучил ногами и упрятал под себя оцарапанную руку. Я посчитал нужным сообщить:
— Это первое и последние предупреждение, Марк Маркович. Вы сами не хотите вести конструктивный, прошу прощения, диалог… Что? Ах, хотите? Тогда прошу отвечать на вопросы.
Трудный состоялся разговор, что там говорить. В предутреннем подмосковном лесочке, где я, охотник за скальпами, решил задержаться. Я задавал вопросы и получал обстоятельные вопросы, из которых следовало, что мы являемся свидетелями грандиозной битвы за власть в стране между двумя банковскими консорциумами, пытающихся скупить государственную собственность на всевозможных залоговых аукционах.
— Консорциум — это что? — решил проверить себя. — Объединение банков?
— Да-с, именно так.
— И что?
— А ничего, — огрызнулся господин Боровский, покачивая покалеченную руку, как младенца. — Кто владеет капиталом, тот заказывает будущего президента.
— А почему именно на вас наезжает Чабчало и его друзья? — задал более конкретный вопрос.
— Ох, вы режете без ножа?!
— Ножом, Марк Маркович, ножом.
— Прекратите угрожать, в конце концов, — вспылил. — Я… я тоже человек с определенной гордостью!
— Верю, но мы отвлекаемся от существа дела.
— Я не понимаю что вы от меня хотите?..
Я был спокоен, как буддийский монах в горах Тибета, и повторив вопрос о господине Чабчало, уточнил:
— Меня интересует программа «S». Что это такое?
— Не знаю никакой программы, — поспешил ответить. — Клянусь, не знаю.
— А вот обетов, мсье Боровский, не надо, — и напомнил о неосторожной беседе с главным секьюрити в офисе банка.
— Бог мой! — Понял, что его разговоры прослушивались. — Это отвратительно, — захлюпал горбатеньким носом. — Не жизнь — мука!
— Марк Маркович, право, как баба!
— Я не баба, — но все-таки признался: да, он, Боровский слыхал о программе «S», однако её цели и задачи ему неведомы, знает лишь то, что разработка проходит на самом высоком уровне и в совершенно секретных условиях. Ему предложили участвовать в этой программе, однако с одним ма-а-аленьким условием: внести вступительный взнос на сумму двести пятьдесят миллионов долларов.
— Зачем?
— Этот же вопрос я задал господину Чабчало и что вы думаете, я услышал?
— Что?
— Меня послали, куда подальше, — горько признался толстосум. — Плати, говорят, а уж потом.
— И вы не заплатили? — догадался я. — Почему?
— Молодой человек, я похож на мудака? — был искренен.
— Все мы в какой-то степени…
— Я что, дойная корова для всех этих молодых экспериментаторов?
— Думаю, нет.
— Они же меняют правила игры каждый день. В интересах, говорят, государства. Не смешите, господа, меня и людей. Знаем мы эти интересы. Ну, хорошо, я им: четверть миллиарда, но таки дайте ознакомиться хотя бы с основной, так сказать, идеей, а они смеются: утром деньги — днем идеи, днем деньги — вечером идеи. Они фантазируют, а я плати? Простите-простите.
— История, — задумался я. — Пожадничали, Марк Маркович, пожадничали и стали жертвой обстоятельств.
— Так не делают в цивилизованном обществе, — дамским движением пригладил плешь. — И вы тоже хорош. Резать живого человека.
Да, вынужден был согласиться, погорячился: мизинец не стоит того, что я узнал: так называемые реформы создали уникальную питательную среду для тотального передела собственности, для формирования и укоренения слоя новых собственников. Суть нынешнего времени состоит в том, что завершается первый этап великого передела. Оформилась группа крупнейших банков, ставших штабами новой олигархии. Ими поделены финансовые потоки (включая бюджетные), информационные каналы, устанавливается контроль над большинством ключевых государственных постов. Сейчас олигархи поглощены войной за свое будущее. Тот, кто победит в конкретной кровавой бойне, будет заказывать музыку. Как на потенциальных похоронах почившего в бозе Царя-батюшки, так и на будущих президентских выборах.
Деньги, как и кадры, решают все? Если это так, пропала великая страна, сгинула в испарениях ненависти и варварского накопления первичного капитала. Эх, Россия, выдержишь ли на сей раз осаду кремлевских мальчиков с затопленными кровью соотечественников глазами?
Кто-то из великих деспотов прошлого признался: если бы народы мира только знали, какие мелкие и жалкие людишки управляют ими. И что же в нашем настоящем? Полагаю, ничего не изменилось: молодящаяся вошь процветает, мечтая о восхождении на царский престол. Случится ли это? Трудно сказать. Одна надежда, что ноготь в навозе или солидоле расплющит кровососущую гниду.
А с господином Боровским мы простились почти друзьями — какие могут быть претензии друг к другу: у каждого из нас своя работа и свои проблемы.
— Лучше молчать о нашей встрече, Марк Маркович, — предупредил. — И особенно о программе «S».
— А я ничего не знаю. Что я знаю? Ничего не знаю, — заспешил с уверениями, вываливаясь из
