Toy рисовал, Драммонд писал маслом; они болтали и перебрасывались шуточками, подолгу хихикая. Пока Джанет готовила чай, оба впадали в апатию. С каждым штрихом рука Toy обретала большую свободу, комната изображалась все детальнее. Тело Джанет словно излучало свет, проясняло окружающую обстановку и объединяло тесно нагроможденную мебель, Драммонда за работой у буфета, дремлющего за книгой мистера Драммонда, даже хлебные крошки на столе некоей причудливой гармоничной связью. Под пристальным взглядом Toy Джанет держалась по-прежнему непринужденно. Порой глаза их встречались, и тогда Джанет украдкой бросала робкий взгляд на Драммонда.
— Ты цветок под ногой, Джанет, — сказал Toy.
— О чем ты, Дункан?
— Ты прекрасна, но оставлена без внимания, а волосы у тебя всклокочены.
— Не потакай ей, — угрюмо вмешался Драммонд. — Ты что, не понимаешь, что она это нарочно? Ей, наверное, хочется внушить сокурсницам, что я ее бью.
— Почему ты всегда меня оскорбляешь? — спросила Джанет.
— Почему я?.. А почему ты всегда меня оскорбляешь? Глупо! — проговорил Драммонд скорее добродушно: он рассматривал свою картину, на которой оставил только один шар. — Ну и как? — обратился он к Дункану.
— Хорошо. Но, по-моему, с несколькими шарами было бы лучше.
Нахмурившись, Драммонд извлек из ящика комода пилку и отпилил часть холста с изображением бильярдного стола. Поместив автопортрет на каминную полку, он опять спросил:
— Ну как, Дункан, на этот раз?
— Законченней, но жалко трудов.
Драммонд сказал:
— Завари чаю, Джанет.
Он достал из-под буфета небольшую позолоченную рамку, смерил ее, отпилил от портрета голову и вставил картину в рамку. Потом повесил холст на стену, отступил назад и, скрестив руки на груди и склонив голову набок, пристально в него всмотрелся:
— Законченней, говоришь? Да, Дункан, ты прав, теперь портрет законченней. Что ж, я собой доволен, неплохо нынче поработал.
— Чушь, сплошная чушь! — фыркнул мистер Драммонд с кровати.
— Да, нынче я неплохо поработал, — взяв чашку чая у Джанет, подтвердил Драммонд.
Темнота за окном начала бледнеть, и в небе за выступами обшарпанной церквушки разлился слабый розовый свет. Драммонд поднял раму, и в комнату потянуло прохладой. Над серыми крышами домов слева вздымался ложноготический шпиль университета, далее простирались холмы Килпатрика, местами поросшие лесом, а вдали за восточным склоном четко вырисовывалась вершина Бен-Ломонда. Toy показалась занятной мысль, что человек, стоя на этой вершине над глубокими озерами, окруженной горными пиками, через подзорную трубу может разглядеть в дымке окно вот этой самой кухни. Тусклое небо раскололось на айсберги облаков с ослепительно-серебряной полоской между ними. Мистер Драммонд, откинувшись на подушку, храпел с открытым ртом.
— Молочная скоро откроется, — сказал Драммонд. — Джанет, вот тебе полукрона. Пойди купи что- нибудь повкуснее на завтрак. Мы с Дунканом будем ложиться.
Toy и Драммонд перешли в комнату с раскрытым диваном посередине. Раздевшись до белья и сняв носки, они забрались под грубые одеяла. Слышно было, как Джанет вернулась; повозившись на кухне, она вошла к ним с тремя тарелками, на которых лежали тушеные груши со сливками. Присев на край постели, она съела свою порцию, а потом завернулась в пальто защитного цвета и легла поперек их ног с котом, свернувшимся в клубок у нее на животе.
— Дома я сейчас бы уже вставал, если бы… — Вдруг в голове у Toy мелькнул женский образ — но не Джун Хейг, а Марджори. Вообразив, как ее груди трепещут от прикосновения умелых рук, он вскочил: — Джанет! Ты ведь подруга Марджори. Скажи, она крутит с кем-нибудь любовь или нет?
— Не думаю, Дункан.
— Тогда что с ней неладно? Что с ней неладно?
— Мне кажется, ей просто слишком хорошо дома, Дункан. Она счастлива быть вместе с отцом и матерью.
— Понимаю. Она влюблена в родителей. Не желая учиться быть взрослой и учить тем самым меня становиться взрослым она наслаждается домашним уютом. О Боже, если только Ты существуешь, покарай ее, покарай! Господи, пусть она не найдет утешения нигде, кроме меня; пускай жизнь терзает ее так, как терзает она меня. О Эйткен! Эйткен! Как смеет она быть счастливой без меня?
Toy упал навзничь, уставившись в потолок. Драммонд горько заметил:
— Мне понятны твои чувства, Дункан.
— На тот случай, если ты не в курсе, Дункан, — насмешливо заговорила Джанет, — он имеет в виду Молли… ой!
Драммонд лягнул ее под одеялом в подбородок. Джанет закрыла лицо руками и тихо расплакалась. Все трое замолкли, мучительно раздумывая каждый о своем, пока мало-помалу не задремали.
Toy приснилось, будто он неуклюже прелюбодействует с Марджори, которая стоит недвижно, вытянувшись наподобие кариатиды. Он оседлал ее бедра и висел над землей, стиснув их коленями и вцепившись в них руками. Холодное неподатливое тело поначалу оставалось безответным, затем постепенно стало раскачиваться. По телу Toy прошло слабое ощущение неразделенного торжества.
Toy проснулся поздно. Медленно высвободил ноги из-под Джанет, стараясь ее не потревожить, направился в кухню, захватив с собой одежду, умылся над раковиной, оделся, дал воды и сыра мышам в ящике и скатал в трубку рисунки, сделанные накануне. По дороге к выходу заглянул в спальню. Джанет уже не лежала в изножье кровати, под одеялами что-то шевелилось. Во дворе Toy встретил мистера Драммонда, который возвращался из отеля: высокий, в очках и плоской шапочке, в плаще, распахнутом поверх спецовки.
— Привет, Дункан. Ты что, уходишь? А я собираюсь готовить обед. Здесь тресковая икра. — Он указал на бумажный пакет, который держал под мышкой.
— Нет, мистер Драммонд, спасибо.
— Смотри, это презент от шеф-повара. Не своровал и не платил. Точно не будешь пробовать?
— Нет, спасибо. Если я к вам вернусь, то, боюсь, так навсегда и застряну.
Мистер Драммонд расхохотался и принялся набивать табаком короткую трубку.
— Ты ведь книгочей, верно?
— Да, я читаю книги.
— Я тоже не прочь почитать. Пытался приохотить к чтению Эйткена, да все напрасно. Ты знаешь, каким образом он сдал экзамен по английскому?
— Нет.
— Я прочитал книги, включенные в школьную программу. — Скотта, Джейн Остин и прочее, — а потом пересказал ему сюжеты. Со слуха он запоминает решительно все, а вот сам в жизни не прочитал до конца ни одной книги, разве что по искусству. Поэтому кругозор у него ограниченный, знает он мало и не питает сочувствия к ближнему своему. Успеха ему не видать. В отличие от тебя, Дункан.
— Хотелось бы надеяться, мистер Драммонд.
— Да-да, Дункан, ты непременно добьешься успеха.
Ободренный этим пророчеством, Toy быстро зашагал по склону холма в школу и в вестибюле встретился с Марджори. Он сухо ее поприветствовал, но она остановила его и с улыбкой спросила:
— Где ты был, Дункан?
— Спал.
— Пошли пить кофе?
