— Если надо, купим, — погрозился «завхоз» братвы Натан Соломко; в школе считался самым аккуратным и примерным мальчиком, любил математику и ухаживал за «живым уголком» — морскими свинками, пыхтящим паровозиком ежиком, быстрой белочкой и тремя белыми мышками.
— Вот что делает с человеком любовь к природе родного края, — потрунил я.
На это Натан серьезно отвечал, выдавая мне тротиловую шашечку в двести граммов, что своей работой вполне удовлетворен, считая, если государство не способно содержать на соцобеспечении его родителей-инвалидов, то он сам проявит заботу об их безбедной старости. На такие беспорочные слова я только развел руками — вот это сыновья любовь!..
Ядро бригады составляло человек двадцать те, кто прошел школу, как пишут газеты, мужества, то бишь армию. Молодняк учился всему хорошему, как и плохому, у них, бывших солдат удачи. В резиденции даже содержался спортивный комплекс, где каждый имел возможность накачать свой устрашающий для обывателя облик.
На это я заметил: гора мышц не всегда выручает в войне. Громила по прозвищу Шкаф не поверил, мол, сделает любого одной рукой. Пришлось проводить показательный бой с неповоротливым дураком: деликатный удар ногой в его переносицу закончил яростное мельтешение мышечного механизма, рухнувшего ниц. И весь коллектив «Лакомки» понял, что надо учиться думать как, куда и кого бить. И главное — зачем и за что?
В этом смысле, дело желающего зашибить американского хруста на шантаже, было кстати. Я определил группу в пять человек и с ней обсудил несколько вариантов наших совместных действий.
Натан Соломко выдал каждому по мобильному телефончику для надежной связи; отпускал, между прочим, предметы первой необходимости для оперативной работы с таким трагическим выражением, что я был вынужден его успокоить.
— Натан, мать твою так, — сказал я, — это только начало.
Мой невидимый противник в пальто, любитель долларовых инъекций, оказался человеком слова. И это примечательно, не перевелись ещё люди дела. Прозвонился в час назначенный — и первый вопрос: накоплена ли необходимая сумма?
— Конечно. Мечтаю об одном, передать, чтобы с сердца вон!..
— Чего? Кого вон?
— Решить проблему хочу. Хотя где гарантии, что меня не сплавят дядям милиционерам.
— А они, Чеченец, ой, как тобой заинтересовались, слыхал собственными ушами.
— И где слышал?
Этот ребячий вопрос, заданный мной скорее машинально, вызвал неожиданный приступ ярости у собеседника; он заматерился так, будто это я отбирал у него политые потом и кровью кровные капиталы.
— Эй, поц? — решил успокоить шантажиста. — Сейчас тебя, недоумка, вычислю.
— Не успеешь, дурак! — рявкнул.
— А какая мне разница — все равно мои менты недалече?
— Далече-далече, — поспешил с заверениями. — У них несколько версий. Но ежели не желаешь сотрудничать?
— Да, желаю я, — устал. — Куда, где, кому передать?
Тип в пальто с готовностью ответил на эти вопросы, и я понял: имею дело с психически нездоровым клиентом в том же пальто. Или идиотом по жизни.
Дело в том, что я должен оставить «дипломат» с искомой суммой в ячейке № 217 автоматической камеры хранения на местном железнодорожном вокзальчике в десять часов утра и, закрыв дверцу на заранее обговоренный шифр, удалиться прочь.
С точки зрения здравого смысла — это была безумство. Неужели шантажист настолько был уверен в своих силах, что не просчитывал элементарных вариантов ответного удара.
Ничего не понимал? Одно было ясно, что враг бродит совсем рядом. Быть может, я с ним поутру раскланиваюсь, в обед гоняю чаи, а вечером отдаю ему свой ужин?
Где он мог слышать дядей милиционеров? В ответе на этот вопрос и есть разгадка всех наших текущих проблем.
Предполагаю, мой визави сам треплет форму с погонами, скрипит яловыми сапогами и мечтает о повышении по службе. Что не мешает ему думать об укреплении своего личного благосостояния. Как это некрасиво и нехорошо использовать служебное положение?
Нет, я его не осуждаю: каждая собака роется на той помойке, которую выбрала сама. И с этой положительной мыслью я отправился в царствие Морфея, чтобы новый день встретить в полной моральной и физической готовности, как «тарантул» бригады спецназначения 104-ой дивизии ВДВ.
Ни свет, ни заря группа захвата была поднята с теплых домашних постелей. Каждому выдавалась конкретная инструкция — кого изображать на вокзальчике. Некоторые должны были обернуться бомжами, некоторые торгашами арбузов, кое-кто — в интеллигентных дачников, а кто-то — в крупногабаритный багаж.
Очевидно, я был убедителен в своей просьбе, поскольку, когда самолично явился на утренний вокзальчик, то обнаружил удивительное для этих мест столпотворение народа. Создавалось впечатление, что железнодорожники объявили бессрочную забастовку.
Шкафы автоматической камеры хранения находились у маленького буфетика от ресторана «Эcspress». От буфета разило кофейными помоями, проквасившимися пирожками и паровозной гарью. Дверца камеры под номером № 217 была приоткрыта.
Помнится, на мой закономерный вопрос, а вдруг ячейка окажется занятой, шантажист заявил, чтобы я погодил пока место освободиться. Хорошенькое дело — ждать, удивился я, и сколько? Сколько надо, отрезал мой нелюбезный недруг.
Так что, вздохнув с облегчением, — хоть здесь судьба благосклонно ощерилась, я пихнул «дипломат» в ящик камеры, защелкнул дверцу на шифр и ушел прочь.
Часть скучающих пассажиров в буфетике заказали пирожки с капустой и несколько трехлитровых банок березового сока; кажется, они обосновались при ящике № 217 надолго.
Вся эта история была нескладна до крайности. И, надо признаться, воспринимал её как игру. Не ощущал опасности, что тоже было странно. Запрыгнув в «Вольво», с легким сердцем отправился доглядывать сон, встревоженный будильником и столь пустыми обстоятельствами.
Вариантов последующих событий было просчитано несколько: от нападения областного РУОП на вокзальчик до вторжения туда же небесного НЛО.
Как последний аргумент в споре с безвестным героем, я приготовил ему неожиданный сюрприз, который бы запомнился шантажисту на всю оставшуюся жизнь, если, разумеется, бедняга эту свою копеечную жизнь сбережет.
Двухсотграммовый тротиловый сюрприз был сделан исключительно на крайний случай: вдруг дуралею в пальто удастся каким-то невероятным образом урвать закладку из цельнометаллической западни. Поэтому не испытывал никаких волнений. В любом случае, порок будет достойно наказан.
По моим расчетам события, как спортсмены на гаревой дорожке стадиона, могли стартовать ближе к вечеру. Именно в это время зарождаются бредовые идеи и замыслы, когда ты в полутьме бытия и полудреме быта кажешься себе судьбоносным и значительным, как Napoleon I на Воробьевых горах.
Я ошибся, как ошибся великий полководец всех времен и народов. Только поплыл в тихую заводь фантастического сновидения о мерцающем млечном пути, как был сбит оттуда телефонным сигналом и сообщением Шкафа: в ресторане «Эсspress» — взрыв.
— Ну и что? — не понял. — А кто-то тащил «дипломат» из камеры?
— Не, — честно признался «ракетчик».
— Значит, это не наш взрыв, — зевнул я. — Продолжайте наблюдение. — И уткнулся лицом в подушку.
В подобных случаях говорят, сон не шел. Что за чертовщина? Какие могут быть взрывы в тщательно контролируемом омуте Ветрово? А если, предположим, каким-то необъяснимым пока образом выемка таки случилась, и что?
Мама родная, ахнул я от верной догадки, взрыв в «Эcspress» н а ш!
