БАОХИН. Родственники!.. Всю жизнь мне испортили и помереть спокойно не дают… (Приподнимается.) Под кровать меня засунули!.. Уголовники… Не пускайте их сюда. Ни в коем случае! (Уронил голову на подушку.) Спасибо… Тебе, Юра… И тебе, милая, благородная девушка… Спасибо, что вы здесь, со мной… Вы мне родные, вы мне и близкие… Вы мне и глаза закроете…
ЛОХОВ. Близкие мы или далекие, а помереть мы тебе не дадим. Даже не рассчитывай! Что ты, помирать сюда пришел?
БАОХИН. Нет… (Улегся.) Не помирать я сюда шел, другая у меня была цель…
ЛОХОВ. Нет, Семен, так дело не пойдет. В кой-то веки зашел – и на тебе, улегся. Да еще помирать собираешься.
БАОХИН (снова приподнялся). Перед тобой, Юра, виноват… я… Прости…
ЛОХОВ. За что, Семен?
БАОХИН. Забыл я тебя… Друга забыл. Стыдно сказать, в одном городе жили – тридцать с лишним лет носу не показывал… А пришел, знаешь, зачем?
ЛОХОВ. Дарданеллы! Что за разговор такой неинтересный? Ты лежишь, как бревно, а я торчу тут… Вставай, Семен! Помереть ты всегда успеешь. Давай-ка лучше выпьем! За встречу… Ну, Семен! Как бывало!.. Что? Плохо у нас бывало?
БАОХИН. Хорошо бывало…
Виктория, стоя у дверей, время от времени пошептывает что-то в коридор.
ЛОХОВ. Эх, Дарданеллы! «На воде, в небесах и на суше…» Да и тут, Семен, в комнатке в этой бывали чудеса, а, Семен?
БАОХИН. Да… Хорошо жили…
ЛОХОВ. А что? Законно жили.
БАОХИН. Помнишь, буксир был «Григорий Котовский»…
ЛОХОВ. «Котовский»? Ну как же! На «Котовском» матросами ходили…
БАОХИН. Матросами…
ЛОХОВ. За лесом ходили.
БАОХИН. За лесом… А «Лейтенант Шмидт»? (Плачет.)
ЛОХОВ. Ну как же!
БАОХИН (плачет). А «Иван Тургенев»?
ЛОХОВ. А помнишь ты, как гудели мы однажды в Зарецке? Крепко!
БАОХИН (сквозь слезы). Ну как не помню!.. На «Тургеневе» и было…
ЛОХОВ. Без нас так и отвалил, пароход-то. Эх, Дарданеллы! Давай-ка, Семен, выпьем! (Достает из-за пазухи бутылку.) Ей-богу, это тебе не повредит! Дай-ка, нам, дочка, стаканчики!
ВИКТОРИЯ. С ума сходите, дядя Юра! Умирает же человек, а вы…
ЛОХОВ. Давай, говорю, стакан. Да закройся-ка пока на ключ!
ВИКТОРИЯ. Не дам. Вам можно, а ему…
БАОХИН. А мне тем более. Мне сейчас все можно. Двадцать лет в рот не брал, врачи не рекомендовали. А сейчас… Какое это сейчас имеет значение! Дайте нам стаканы… В последний раз…
Виктория закрывает двери на ключ и подает стакан. Лохов разливает вино. Баохин садится на постели.
ЛОХОВ. Ну, Семен, будь здоров!
БАОХИН. Не шути, Юра. Грех так шутить… Выпьем за наши молодые годы… (Плачет.)
ЛОХОВ. Будь здоров, Семен.
Оба выпивают.
БАОХИН. Что это?.. Портвейн?.. Врачи мне говорили, нет ничего хуже портвейна. Но сейчас это не имеет никакого значения… Что-то я не припомню, Юра, был в те годы портвейн?
ЛОХОВ. Портвейн?.. Портвейн… Дарданеллы! Тоже не помню. Мадера, та была…
БАОХИН. Мадера – да…
ЛОХОВ. «Сливянку» помню…
БАОХИН. «Спотыкач»…
ЛОХОВ. «Ерофей Павлович»… Это сладкие. А еще «Колгановая»…
БАОХИН. «Кориандровая»…
ЛОХОВ. Сорокаградусная…
БАОХИН. «Можжевеловая»…
ЛОХОВ. А эта – тридцати…
БАОХИН. «Тминная», «Горный дубняк»… Юра! А не грех мне это вспоминать? Перед смертью-то, а?
