собираю, никак внучку одеть не могу, а вы на водку – сотнями, сотнями фугуете. Зло меня берет. (Прибирает в шифоньере.) Это что? Господи! Срам да и только!
УГАРОВ. Что, Анна Васильевна?
ВАСЮТА. Да где же это видано, чтобы ботинок-то в урну класть.
УГАРОВ. Что вы говорите! Как же он туда попал?
ВАСЮТА. Вот и я говорю – как?
УГАРОВ. Как? Самому удивительно.
ВАСЮТА. Чистый срам… (Пауза. Убирает комнату.) А вот, пока не забыла. От администрации вам напоминание: за номер не плачено за трое суток да графин разбили третьего дня. Приготовьте денежки…
УГАРОВ. Анна Васильевна! Ты меня убиваешь.
Входит Анчугин.
Анна Васильевна, Анна Васильевна… Я понимаю… штуки, они заботу требуют, но бывает так, что и не выпить нельзя. Вот ты, Анна Васильевна (об Анчугине), на него посмотри… Посмотри.
ВАСЮТА (отвлекается от уборки). Ну?.. Чего я на нем не видела?
УГАРОВ. Ведь он человек нездоровый. Больной… (Врасплох.) Анна Васильевна, голубушка! Спаси. Дай три рубля до завтра.
ВАСЮТА (быстро). Нет, нет. Не дам. (Расстроилась.) Ни стыда у вас, ни совести! Сотнями шныряете, а просите – у кого? Нет! Нет! И не говорите и не думайте! (Уходит.)
АНЧУГИН. Удавится – не даст.
Пауза.
УГАРОВ. А как соседи?
АНЧУГИН. Кто? (Показывает.) Они?.. Держи карман шире. Парень-то не дурак; образованный, У нас, говорит, свадебное путешествие, большие расходы, извини, говорит, друг, и закрой дверь с той стороны. Отрубил. (Жест в сторону стены.) А этот?
УГАРОВ. Отказал – то же самое.
АНЧУГИН. Это дело гиблое. Никто не даст. (Сел на постель, держится за голову.) Не могу я. Черепок раскалывается…
Женского смеха больше не слышно. Слышна скрипка. Анчугин поднимается и колотит кулаками в стенку. Угаров его удерживает.
УГАРОВ. Не скандаль, Федор Григорьевич. Что толку?
АНЧУГИН. Мозги он мне сверлит, зараза.
Быстро стучит и входит Базильский, весьма горячий человек, со смычком в руках. Ему лет около пятидесяти.
БАЗИЛЬСКИЙ. Что это значит? Зачем вы стучите в стену?
АНЧУГИН. Ваша музыка мне надоела.
БАЗИЛЬСКИЙ. О! Так я вам помешал? – Извините! Я мешаю вам орать, реветь, рычать, простите великодушно.
УГАРОВ (снисходительно). Ну на первый раз, я думаю…
БАЗИЛЬСКИЙ. Виноват, виноват! А вчера вы даже визжали. Вот вы (показывает на Анчугина) именно визжали. Это-то как вам удается – не понимаю.
УГАРОВ. А вот так – получается.
БАЗИЛЬСКИЙ. А теперь еще стучать в стену? Не слишком ли это, друзья мои?
АНЧУГИН. Ваша музыка нам надоела. (Помолчал.) На нервы она действует.
УГАРОВ. Да, товарищ скрипач, у нас нервы не железные.
БАЗИЛЬСКИЙ. Нервы? Разве у вас есть нервы?
УГАРОВ. А то как же? У вас нервы есть, а у нас, выходит, нет?
БАЗИЛЬСКИЙ. Представьте не подозревал. (Ходит по комнате.) И сию минуту, представьте, не разумею, откуда у вас нервы и зачем вам нервы. (Останавливается.) А если они у вас есть, какого же черта вы стучите в стену?
АНЧУГИН. Ваша музыка нам осточертела.
УГАРОВ. Здесь вам не Дворец культуры, здесь гостиница, здесь люди отдыхают, между прочим.
АНЧУГИН. Все. И больше чтоб – ни звука. Ясно?
УГАРОВ. Вот придем к вам на концерт – там играйте, пожалуйста, а тут…
БАЗИЛЬСКИЙ (психанул). Что? Вы – на мой концерт?.. Зачем?.. За-че-ем?
УГАРОВ. Как это – зачем? Послушать. Получить удовольствие.
БАЗИЛЬСКИЙ. Удовольствие… Не пугайте меня, черт подери! Не надо! (Бегает по комнате.) Сто лет не ходили и еще сто лет не ходите – ради бога! Вы в балаган отправляйтесь, в кабак! Туда, туда – прямиком!
