3 октября, вторник
Вчера мне опять снилась Аманда. Только я подумал, что излечился от этой мании, а она опять со своими гамбургерами. Решил вообще не думать о девчонках — от них только в голове бардак, сердце болит и крыша едет. Лучше буду тренировать подачу, читать книжки и играть с Чернышом (у которого, как и у всех в нашей семье, тоже, похоже, малость не все дома).
Мама с папой весь день разглядывали атласы и путеводители по Мальте, а Черныш жевал чью-то сандалию в углу. Папа уверен, что Мальта — это лучшее место для жилья, так как Южная Африка вот-вот покатится в тартарары и всех белых порежут на маленькие кусочки и спустят в океан. Я заикнулся о собраниях общества «Африканская политика», но не успел сказать и слова, как папа закричал: «Коммунисты — промыватели мозгов!» Я также попытался рассказать предкам о Лутули и о том, как ему подходит роль лидера (если в будущем у Южной Африки будет такой лидер, как он, мы станем одной из величайших наций мира!). К сожалению, они не захотели меня слушать — они убеждены, что все чернокожие только и мечтают нас прикончить.
17.00. Мы с Русалкой прогулялись по кварталу с Чернышом (тот упорно пытался удавиться поводком). Она говорит, что Мальта — ужасное место (там сплошные мафиози и говорят они на непонятном языке[49]). Вернувшись домой, я передал ее слова родителям, и те были шокированы, что на острове никто даже не знает английского!
Мальту отменили. Теперь папа думает эмигрировать на Мадагаскар.
Позвонил Геккон и пригласил меня завтра на вечеринку с Кристиной и ее друзьями. Глэдстоун, его шофер, заедет за мной в шесть. Похоже, мой план не думать о девчонках потерпел крах!
4 октября, среда
Глэдстоун приехал вовремя и открыл для меня дверцу машины. Папа снова выбежал на улицу взглянуть на лимузин. К моему ужасу, он достал нашу старую «мыльницу» и принялся фотографировать машину. Затем он попросил меня сфотографировать их с Глэдстоуном. По окончании фотосессии я забрался на заднее сиденье. Глэдстоун предложил мне выпить, и я налил себе апельсинового сока из минибара. Черныш мчался за лимузином до поворота и громко тявкал, но в конце концов устал, свернул во двор к кому-то из соседей и начал рыться в их мусоре. Мы не спеша колесили по пригороду, и я чувствовал себя кинозвездой. Повсюду люди оборачивались нам вслед. К сожалению, стекла были тонированные, поэтому никто так и не увидел, как знаменитый Малёк оттягивается на заднем сиденье своего лимузина!
Я попытался завязать с Глэдстоуном разговор, но он не очень охотно отвечал, поэтому я стал читать вечернюю газету. Минут через пятнадцать мы подъехали к дому с довольно впечатляющими воротами с дистанционным управлением. Мощеная дорожка вела к увитому плющом особняку. Я выбежал из лимузина прежде, чем Глэдстоун открыл передо мной дверь, и вошел в кухню, которая была размером почти с весь наш дом. Несколько чернокожих слуг занимались уборкой, готовили закуски и коктейли.
— Милли, ну наконец-то! Уж думал, ты никогда не придешь! — Геккон в идиотской гавайской рубашке и соломенной шляпе провел меня в еще более идиотскую гостиную. В ней было все, что только можно представить, от диванов, кушеток и кресел-качалок до хитроумного электронного оборудования. Не успел я обозреть все это, как мальчишки и девчонки бросились обнимать меня и пожимать мне руки, кое-кого я помнил по спектаклю, но некоторых не видел ни разу. Кристина задушила меня в объятиях. На ней была такая короткая мини-юбка, что ее и юбкой-то назвать нельзя.
— Джонни, лапочка, добро пожаловать ко мне! Представляешь, предков не будет все выходные! — Она покружилась вокруг своей оси и щелкнула пальцами. Откуда ни возьмись, появился черный слуга. — Принеси Джонни пива, Симпиве! — Я хотел возразить, но Симпиве словно испарился. Вскоре я уже сидел на диване с банкой ледяного пива в одной руке и вазочкой с какими-то диковинными орешками в другой. Это была первая банка пива в моей жизни, которую я выпил один, целиком.
Все происходило как будто во сне или в кино. Старший брат Кристины, который должен был следить за порядком, испарился куда-то со своими приятелями-серферами, оставив сестренку за главную. Кристина была уже совсем пьяная. Чмокнув Геккона в щеку, она выбежала из комнаты с подружками. Геккон покраснел, вздохнул и плюхнулся рядом со мной на диван.
— Моя девчонка умеет веселиться. — Я видел, как он гордится тем, что Кристина «его девчонка».
Стайка девочек влетела обратно в гостиную и утащила Геккона в джакузи. Визгливо смеясь, тот затерялся среди бикини, саронгов и хихикающих девчонок. Я глотнул пива для храбрости, с трудом проглотил и попытался слиться с диваном. Чьи-то руки легли мне на плечи и принялись массировать шею. Кристина.
— Как дела, Джонни? Пойдем покажу тебе мою комнату.
Не успел я пикнуть, как она потащила меня по бесконечному, устланному ковром коридору. (Он был такой огромный, что там вполне можно было устроить крикетный матч.) Мы поднялись по лестнице и очутились в большой комнате с потрясающим видом на океан.
— Ну как тебе?
— Круто, — ответил я, не придумав ничего лучше.
— Иди посмотри, какая у меня кровать, мягче не бывает, — промурлыкала она, закрывая дверь. Как глупая рыба, я заглотил наживку и упал на кровать. Она тут же наскочила на меня, и ее язык заизвивался у меня во рту.
Я точно помню, что пытался сопротивляться и что-то сказать. Помню, как она тяжело дышала, словно маньяки-убийцы в фильмах ужасов. Она срывала с меня рубашку, облизывала грудь, кусала за соски. Ее руки не отпускали меня. Сам того не желая, я отвечал на ее поцелуи.
Но тут я подумал о своем лучшем друге Гекконе, и силы вернулись ко мне. Мне удалось ее оттолкнуть.
— Как же Геккон? — выпалил я. — Он мой друг… и твой парень!
— Я люблю тебя, — сказала она, так и не ответив на мой вопрос. — Мне нужен только ты… мне все равно, хочешь ты меня или нет… позволь, я сделаю тебя счастливым. Я уже раньше это делала…
Она принялась расстегивать мои джинсы. Тут я перепугался не на шутку, схватил рубашку, соскочил с кровати и помчался по коридору к выходу. Я мог бы соврать, что делаю это ради Геккона, но на самом деле в тот момент думал лишь о том, что сказала бы Кристина, увидев моего кроху!
Геккон лежал в джакузи и пил шампанское с апельсиновым соком в компании девчонок и мальтийского пуделя, которому тоже очень нравились теплые пузырьки. Я пожал ему руку, извинился и сказал, что плохо себя чувствую. Все разочарованно застонали и назвали меня занудой.
Глэдстоун отвез меня домой. Когда я уже вышел из машины, он сказал:
— Вы хороший, мастер Милли. Вы уж там присмотрите за ним.
— Обещаю, — ответил я и, сгорая от чувства вины, поплелся к дому, ощущая во рту горький привкус пива.
5 октября, четверг
Совесть просто убивает меня, когда думаю о вчерашнем. Стоит ли рассказать Геккону, что его подружка — шлюха-психопатка? Посмотрел в словаре значение слова «шлюха». «Блудница, проститутка, нимфоманка». Убежден, что Кристина нимфоманка. Должен ли я рассказать обо всем другу? Поверит ли он мне? А может, ему лучше вообще ни о чем не знать?
После обеда гулял с Русалкой в торговом центре. Она затащила меня в ювелирный и стала примерять обручальные кольца. На меня снова нахлынули угрызения совести. Оказалось, она шутит (надеюсь).
18.00. Мама попросила отнести к Инносенс пустые пластиковые бутылки. Постучал
