Вчера моих предков чуть не арестовали. Приехали копы и заявили, что хотят провести обыск в домике Инносенс. Мама их отвлекла, а папа быстро перетащил все залежи самогона в гараж. Наш дом они бы обыскивать ни за что не стали, ведь мама с папой белые, и значит, неспособны на преступные действия. Полицейские попросили родителей звонить, если они заметят что-нибудь подозрительное, и ушли.
14.30. Репетировал рождественский псалом с мисс Робертс, и она сказала, что день, когда у меня сломается голос, нужно будет объявить национальным днем траура. Я ответил, что это будет лучший день в моей жизни. Она посмотрела на меня так, будто хотела сказать «вот увидишь».
Червяк на грани нервного срыва. В связи с тем что выпускные экзамены уже в понедельник, он обезумел и начал бредить. То смеется как сумасшедший, то начинает задыхаться и отказывается выходить из комнаты. Попытался заверить его, что он хорошо подготовился, но в ответ он лишь печально покачал головой, глядя на меня так, будто это у меня не все дома. Я убаюкал его рассказами о том, как мы репетировали «Оливера» — такое чувство, что это было в прошлой жизни.
Приснилось, что Аманда поцеловала меня и попросила стать ее парнем. Я ответил «да».
10 ноября, пятница
Жиртрест снова хочет вызвать Макартура. Он так и не смог смириться с тем, что призрак, который он так долго и старательно искал, появился без него. Бедняга уже перепробовал все — жег ароматические палочки, гремел колдовской погремушкой, — но ничего не помогло. Думаю, у Макартура тоже есть свои дела и он появляется тогда, когда у него находится свободная минутка. Жиртрест даже предложил в точности воссоздать тот вечер, когда призрак появился, то есть он снова будет пытаться установить пукательный рекорд, потом Бешеный Пес проведет мастер-класс по свежеванию котов, а Рэмбо покажет куннилингус и так далее. Но мы решили, что это слишком, и бедный Жиртрест совсем повесил голову.
Не могу уснуть. В голове одна Аманда. Мне вдруг захотелось, чтобы она снова меня поцеловала и поговорила со мной своим хрипловатым голосом, которым умеет произносить такие умные вещи. Делает ли это меня лживым предателем по отношению к Русалке?
11 ноября, суббота
Впервые в жизни рад, что из-за дождя отменили крикет. Я должен заниматься и морально подготовиться к тому, что ждет меня сегодня вечером, что бы это ни было.
Школа Святой Катерины похожа на нашу как две капли воды, только там одни девочки. Тот же красный кирпич, ухоженные лужайки, фонтаны и перекормленные золотые рыбки. Однако школьные корпуса не такие старые, и наверняка в них не водятся привидения.
Аманда выглядела чудесно, и я совсем оробел. Ее длинные рыжие локоны падали на молочно-белую шею. На ней было облегающее черное платье, которое подчеркивало все изгибы и открывало ее идеальные ноги. Я не то что заговорить, а вздохнуть мог с трудом. В форме я чувствовал себя полным идиотом, но в школе нам не разрешали носить гражданское.
Кристина ущипнула меня за задницу и сунула язык Грегу Андерсону в глотку. Мне стало жалко Геккона, но я был рад, что ему не пришлось видеть, как любовь всей его жизни облизывает другого. К тому же без нее ему будет лучше — Кристина бы только обидела его и выставила дураком. Настоящая стерва.
На меня нахлынули воспоминания о спектакле (прежде всего потому, что большинство девчонок по- прежнему зовут меня Оливером), и вскоре весь зал проникнулся волнением и восторгом тех нескольких недель и месяцев, что мы провели вместе.
Это случилось во время песни U2 «С тобой или без тебя». Помню, что в зале было темно и парочки танцевали медленный танец. Каким-то необъяснимым образом слова песни отразили все мои сомнения, всю мою жизнь. Может, в этом все и дело — всегда больше хочется того, что недостижимо, а то, что у тебя есть, кажется ненужным… Но я так и не смог понять.
Потом мы поцеловались. Я ведь дрожал, колени тряслись. Мне казалось, что таких, как Аманда, просто не бывает, это волшебство какое-то — еще более невероятно, чем появление Макартура!
Потом мы вышли на улицу, сели на старую деревянную скамью, и Аманда принялась гладить мои волосы и шептать что-то мне в ухо. Я тонул в ее прекрасных темных глазах. Они были как огонь, как океан. Может, Аманда — это Бог? И все это мне снится? (Никто не предлагал мне гамбургер, и я решил, что все же не сплю.)
Аманда улыбнулась:
— Знаешь, я такая глупая. Я просто хотела провести с тобой еще один вечер, как в старые добрые времена. Но ты должен понять, что это конец. Это наш последний вечер.
— Я знаю, — ответил я. — И я знал. Это был наш последний вечер, и я был счастлив. С завтрашнего дня мое сердце будет целиком принадлежать Русалке. Барабан перестал биться. Остались только я, ночь и мои мечты.
12 ноября, воскресенье
02.00. Меня разбудил ужасающий вопль. Гоблин с Бешеным Псом тоже проснулись и стояли у кровати Геккона. Он был весь мокрый. Сначала я подумал, что он описался, но потом понял, что это пот. У Геккона был жар, он бредил. Бормотал что-то про самолет.
Он был горячим, как раскаленная сковорода. Мы с Бешеным Псом потащили его в медпункт и позвонили в звонок ночного вызова. Через некоторое время дверь отперла недовольная сестра Коллинз. Бросив один взгляд на Геккона, она поставила ему диагноз: грипп. Дала лекарство, приказала выпить литр воды и отправила нас всех обратно в спальню. Мы дали Геккону три ложки лекарства и воду; сперва он отказывался, но мы заставили его и он проглотил. Потом сказал, что чувствует себя лучше, и мы пошли спать.
03.20. Снова вопли. На этот раз было еще хуже. Простыни Геккона опять промокли насквозь, но теперь у него еще пошла носом кровь, и он кричал, что у него вот-вот лопнет голова. Мы с Бешеным Псом снова потащили его в медпункт, готовые отразить гнев сестры Коллинз. Во второй раз мы позвонили в ночной звонок. Спустя целую вечность на пороге показалась сестра Коллинз и прорычала: «Ну что еще?» Она уже собиралась обругать нас, как вдруг замерла на месте. Из Гекконова уха текла тонкая струйка крови, пачкая мне пижаму.
— Господи Иисусе, — выдохнула сестра. — Тащите его сюда — скорее!
Мы уложили Геккона на койку. Сестра Коллинз позвонила Укушенному и приказала срочно заводить машину. А нас отправила спать. Мы попытались спорить, но она заорала, что Геккон может всех нас заразить. Я неохотно ушел, зная, что все равно не усну.
07.00. Геккон в больнице. Никто не знал, чем он умудрился заболеть на этот раз. Укушенный не разрешил мне его навестить. Очевидно, Геккон лежит в карантине.
Червяк впал в кататонию. Уставился в стену и бормочет себе под нос какую-то тарабарщину, прижав к груди раскрытый учебник по математике. С надеждой спросил его, не слышал ли он новостей о Гекконе, но он лишь посмотрел на меня как на умалишенного и снова принялся бормотать.
13 ноября, понедельник
