слишком долго. Поэтому могли существовать только немногие структуры, чья компетенция определялась соглашением властей тех планет, которые их создали и финансировали поквотно для обеспечения своих потребностей.
Тем не менее Медслужба в целом несомненно имела громадное значение. Управление этого сектора размещалось в созвездии Кита и представляло собой нечто вроде галактической клиники с отделениями. Там централизованно собирали, а затем распространяли по обслуживаемому участку опыт, накопленный медициной и здравоохранением на нескольких тысячах освоенных миров. Время от времени устанавливались контакты с коллегами из других секторов и проводился обмен информацией. Были, конечно, трудности. Так, необходимо было пятьдесят лет, чтобы, например, сообщение о новой технике селекции генов дошло из одного конца обжитой части Галактики до другого, хотя при использовании полетов в гиперпространстве срок сокращался до трех лет. И все же Медслужба пользовалась большим авторитетом. До сих пор не было еще случая, чтобы она не справилась с какой-либо экологической проблемой, связанной с человеческой деятельностью. Несколько десятков планет вообще были обязаны ей самим фактом своего существования. Не было такого места, где бы медкорабль не встречали доброжелательно.
— Алло! Мэрис III, — сухо произнес Кальхаун в микрофон. — В чем дело? Вы расположены помочь мне совершить посадку или нет?
Никакого ответа. На фоне этого зловещего молчания все, что на корабле могло издавать звуки, внезапно глухо и чудовищно загудело. Ярко вспыхнули лампочки — замкнулись разъемы. Завыла сирена прибора сближения с посторонними объектами, и резко качнулась стрелка показателя нагрева корпуса. На какое-то мгновение стремительно возросла, а затем и вовсе исчезла сила тяжести. Все устройства на корабле, призванные сигнализировать чрезвычайные условия работы, надрывно хрипели, звенели, свистели.
Но так продолжалось всего долю секунды. Затем все мгновенно прекратилось. Наступила невесомость, погас свет. Воцарилась гробовая тишина, в которой слышалось лишь жалобное хныканье Мургатройда.
Кальхаун некстати подумал: «Совсем как в только что прочитанной книге — „случайное неблагоприятное последствие чьих-то поступков“». На деле же — шевельнулось подозрение — произошло нечто гораздо более серьезное: предпринимались решительные, имевшие определенную цель действия, возможно представлявшие для него смертельную опасность.
— Кто-то шутит, — тем не менее незлобиво прокомментировал во мраке Кальхаун. — Что там стряслось?
Он настроил визор, чтобы выяснить, что происходит снаружи. Эти приборы особенно тщательно предохранялись от случайных перегрузок, поскольку не было ничего более беспомощного и обреченного в безднах космоса, чем ослепший корабль. Но визоры не светились из-за полетевших предохранителей. Кальхаун физически ощутил, как волосы на его голове поднялись дыбом. Но как только глаза свыклись с темнотой, он стал различать бледно светившиеся выключатели и ручки дверей. В свое время, правда очень давно, их покрыли флюоресцирующим раствором на случай подобного чрезвычайного происшествия. И вот сейчас это здорово помогло… Он понял, что произошло. Напрашивалось единственно возможное объяснение: силовое поле решетки, замкнувшееся вокруг корабля с массой в пятьдесят тонн, почему-то имело мощность, которая потребовалась бы для захвата и посадки пассажирского звездолета в двадцать тысяч тонн. Естественно, при такой интенсивности аппаратура неизбежно вышла из строя. И это уже не могло быть делом случая. Он вспомнил, как его переспрашивали насчет идентификации, воскресил в памяти саму манеру ведения разговора и последовавшее затем распоряжение подождать… Подобные преступные действия могли быть только намеренными.
— Возможно, — возвестил Кальхаун в чернильной темноте кабины, — что само прибытие корабля Медслужбы было случайным неблагоприятным последствием чего-то, и кто-то намерен помешать намечавшейся инспекции. Во всяком случае, создается такое впечатление.
Мургатройд шумно вздохнул.
— И я думаю, что этот кто-то заслужил за содеянное хорошего пинка, причем как можно скорее, — холодно подытожил Кальхаун.
Сняв пояс безопасности, он поплыл в невесомости по кабине. В полной темноте открыл шкаф. То, что он сейчас проделал в нем, в нормальных условиях входило в обязанности оператора по возвращению корабля на базу. Причем тот был обязан действовать в толстых изолирующих перчатках. Кальхаун несколько раз щелкнул переключателями, позволявшими разрядить ячейки-накопители энергии, благодаря которым был возможен сам полет его корабля в гиперпространстве. При входе и выходе из него даже такой небольшой — всего в пятьдесят тонн — корабль, как «Эскулап 20», сначала расходовал, а затем аккумулировал чудовищное количество энергии. Оно соответствовало нескольким десяткам граммов вещества, аннигилированного в чистую и первозданную энергию. По соображениям безопасности энергию обычно концентрировали в ячейках Даэнна непосредственно перед запуском медкорабля и разряжали сразу же по его прибытии. Теперь же Кальхаун переключил управление на выброс этой энергии непосредственно в захватившее его корабль силовое поле решетки.
Космонавт проплыл в невесомости до кресла пилота.
И в этот момент корабль подбросило, а затем лихорадочно затрясло. Это уж никоим образом не походило на мягкую посадку: Кальхауна, недостаточно крепко уцепившегося за подлокотники кресла, едва не выбросило в глубину рубки. Спас подвернувшийся трос. А ведь корабль находился все еще на дальних подступах к планете, на конце гигантского рычага в восемьдесят тысяч километров. Чтобы так тряхнуть, кто-то должен был сознательно манипулировать на другом его конце. Сомнений на этот счет не оставалось. Последовал рывок в противоположную сторону, и Кальхауна буквально вдавило в кресло. Он бешено сопротивлялся этой свистопляске. Корабль вильнул еще раз, и Кальхауна снова швырнуло, но уже в другом направлении.
Где-то позади возмущенно верещал Мургатройд, которого тоже мотало во все стороны. Всеми своими четырьмя лапками и хвостом он судорожно пытался за что-нибудь уцепиться.
Новый бросок. Кальхаун едва успел затянуть ремни безопасности, иначе его вырвало бы из кресла и со страшной силой припечатало к потолку рубки. Корабль опять куда-то нырнул как раз в тот момент, когда пилот пытался дотянуться до пульта управления. Звездолет нещадно кувыркали. Это было невыносимо до тошноты. В какой-то момент Кальхауна так сильно ударило о кресло, что он почти потерял сознание. Но уже в следующее мгновение врача рвануло в противоположную сторону, да так, что кровь, прилившая к голове, казалось, вот-вот разнесет ее на куски. Руки не слушались. Пилот был оглушен. И все же, когда при очередном сумасшедшем прыжке космолета его руки оказались на пульте, Кальхаун в нечеловеческом усилии попытался зацепиться за регуляторы управления и привести их в действие. Практически все цепи вышли из строя. Кроме одной…
Одеревеневшими пальцами он ухватился за нужный рычажок. Грохнуло, как от разорвавшейся бомбы. Кальхаун сумел включить коммутатор ячеек Даэнна. Они были сконструированы так, что запас энергии до полета в гиперпространстве по возвращении корабля переводился в хранилище на базе. Сейчас же Кальхаун разрядил всю энергию вовне — в силовое поле решетки. В ничтожную долю секунды произошел выброс, соответствовавший сотням миллионов киловатт-часов. Запахло озоном. Прокатились раскаты грома.
Затем наступила странная тишина, поверить в которую после того, что происходило, было нелегко. Дрожащими пальцами Кальхаун нажимал одну кнопку за другой. Моргнув, восстановился свет. Мургатройд, висевший на панели приборов, гневно, хотя и безуспешно, выражал свое крайнее неодобрение. Экраны визоров, однако, так и не засветились. Кальхаун чертыхнулся. Он поспешно стал подключать запасные цепи. Радар показал, что до Мэрис III шестьдесят пять тысяч километров. Корпус нагрелся на тридцать градусов. Постепенно восстановилась сила тяжести. Но звездолет оставался слепым: система внешнего обзора полностью вышла из строя. Кальхаун почувствовал, как в нем нарастает волна гнева, однако через несколько секунд сумел взять себя в руки.
«Чи-чи-чи! — отчаянно взывал Мургатройд. — Чи! Чи!»
— Замолчи! — сквозь зубы процедил Кальхаун. — Какой-то пройдоха там, внизу, вообразил, что изобрел новый способ убивать людей. И чуть не добился своего! Он думал, что сможет затрепать нас до смерти, как кошка мышонка. С той лишь разницей, что делал это с помощью энергорешетки! Но сейчас,
