Загремели запоры, в воротах открылась дверца, окованная железом.
— Так бы сразу и сказал, почто за нос хватаешь?
— Веди к настоятелю.
Монах обиженно засопел и крупными шагами направился к длинному зданию.
Я с любопытством осматривался по сторонам — всё-таки полторы сотни лет монастырю, основан ещё Дмитрием Прилуцким, сподвижником Сергия Радонежского.
Монах провёл меня в небольшой, скромно обставленный зал, вышел, и через несколько минут в зал вошёл настоятель Савва.
Вот что меня всегда удивляло в монахах — так это несоответствие возраста и внешнего вида. Борода и волосы на голове седые, а кожа на лице без морщин, глаза блестят молодо, и голос звучный, сочный, а не старческий глуховатый и надтреснутый. Лицо немного напоминало лица артистов после подтяжки. Вот и Савва — высок, сед как лунь, а лицо молодое, голос — звучный баритон.
— Ты хотел меня видеть?
Я поклонился.
— Меня попросил приехать в монастырь отец Питирим, я прихожанин этого храма.
Старец внимательно в меня всмотрелся.
— Да, мы искали одного человека, именем…
Он замолчал. Ох и осторожен настоятель.
— Георгий, — продолжил я.
— Начинаю понимать. Пройдём-ка в келью. Старец направился из зала, я последовал за ним.
Зайдя в келью, старец прикрыл дверь, уселся на деревянное кресло, предложив мне сесть на скамью напротив.
— Насколько я осведомлен, в других местах ты носил другое имя.
— Это существенно?
— В общем-то — нет. Но я должен убедиться, что речь идёт об одном и том же человеке.
— И как я могу сиё доказать?
— Как звали настоятеля Печерского монастыря?
— Отец Кирилл.
— Верно. А к кому направил отец Никодим молодого человека?
— К священнику Дионисию в храм Покрова Святой Богородицы, только не доехал туда человек.
Савва помолчал.
— Похоже, этот человек и впрямь передо мной.
И настоятель поведал следующее:
— Беда у нас, помочь надобно. Направили мы в Боровск, в Рождества Богородицы Свято-Пафнутьев монастырь монаха с послушником. Не простого монаха — проверенного многажды и не с пустыми руками. Для вновь избранного клиром и государем первоиерарха Варлаама изготовлено было навершие для посоха и риза. Навершие из золота, с каменьями самоцветными, работы искусной, что делалось три года. Риза же золотыми нитями шита, шесть послушниц два года вышивали. Так вот, пропал монах, вместе с послушником и дарами ценными. Из Нижнего слухи имеем, что казну стрелецкую ты нашёл и из лап разбойничьих вырвал. Настоятель Михайло-Архангельского собора отписывал — де умён, удачлив, язык за зубами держать может и при случае за себя постоит. Ты догадался, о ком я?
Я кивнул. Интересная складывается картина.
Меня что, и здесь в сыщики записали? Не учился я этому ремеслу — так, повезло однажды.
— Так вот, мы бы хотели, чтобы ты взялся за это дело. Нам не важно, будет ли наказан похититель — нам надо вернуть украденное и доставить в Боровск. Там довершат работу над посохом и одеянием иерарха, ну это уже не твоя забота.
Я сидел в раздумье. Отказаться? А если меня «сольют» по-тихому князю? Взяться — вдруг дело окажется выше моего умения и не хватит мозгов, чтобы найти похищенное?
— А сколько времени тому ушёл монах?
— Четыре седмицы.
— Пешком?
— Ну зачем — лошадь дали, телегу. Послушник из бывших ратников, меч у него был — не мальчик, мог за себя постоять.
— А чего же охрану не дали — только одного послушника, коли навершие дорогое?
— Чем больше охраны, тем заметнее, тем сильнее соблазн.
— Тоже верно. Как звали монаха и послушника?
— Монаха — Ионой, послушник — Трифон.
— В чём одеты были?
— Известно, в чём. В чём монахи одеты бывают — ряса, клобук. Послушник — в подряснике.
— Послушник надёжный, проверенный? Не мог ли он…
— Мог, как и любой, в ком алчность победила совесть. Алчность — она у каждого есть, только большинство её в дальнем углу души гнобит, управлять собою не позволят. За монаха Иону головой ручаюсь — знаю его двадцать лет.
— Трудная задача.
— Была бы лёгкая — сами решили бы. Думаешь — тебя легче отыскать было?
Я в голове перебирал варианты — с чего начать поиск? И пока не находил приемлемого. Я знал только отправную и конечную точки маршрута.
— А как они выглядели?
Тут уж задумался настоятель.
— Как может выглядеть монах? Обыкновенно.
— Ну, какого он был телосложения — высокий, низкий, плотный, худой?
— А, вот оно что. Монах — высокий и худой, послушник — высокий, крепкий.
— Приметы были — ну, шрамы на лице, родинки?
— Монах Иона чист лицом, а у послушника на правой щеке и виске — шрам, старый, тонкий.
Уже кое-что.
— Попробую, настоятель, только больно много времени ушло, тяжко следы отыскать будет.
— Вот и попробуй. Не сможешь найти — стало быть, то угодно Господу.
Я раскланялся, настоятель осенил меня крёстным знамением, и я вышел.
Обратную дорогу к воротам нашёл сам. Монах, завидев меня, живо отворил ворота. Нос его слегка припух и багровел, заметно выделяясь на лице.
Отвязав лошадь, я поехал домой. Ехал не спеша, погрузившись в думы. Задали мне отцы церкви трудноразрешимую задачу. Каким путём поехали монахи, где случилось несчастье? В том, что случилось именно несчастье, я не сомневался. Если бы их просто ограбили, они давно бы уже заявились в монастырь — даже пешком.
Настоятель не сомневается в Ионе, но ручаться за послушника не может. Придётся ехать в Боровск и опрашивать по дороге всех — другого пути начать поиски я не видел. Всё усугублялось давностью. Месяц — это много, если кто что и видел, так забыть успел, или сам куда уехал, например — по торговым делам.
«В общем, — сделал я неутешительный вывод, — ждёт меня дорога с нудным выведыванием следов и, вероятнее всего, с плачевным результатом».
Дома я собрал вещи. Собственно, вещей было мало: смена белья, продукты на дорогу; проверил оружие, и поутру, попрощавшись с семьёй, выехал.
Мало того, что дело не сулило удачи, так ещё и заработать не удастся — только геморрой.
Я прикинул, каким путём могли ехать Иона и Трифон. Телега пройдёт не везде, где сможет верховой.
В первой же деревне я остановился, опросил жителей. Неудача. Монастырь был недалеко, и монахи ездили часто — в день несколько раз. Опрашивать надо подальше от монастыря: не догадался я, что монахи могут ездить в город за мукой, солью и всем другим.
Решив так, я гнал лошадь часа два и, отъехав на порядочное расстояние, въехал в село. В том, что это было именно село, сомневаться не приходилось — виднелась церковная колокольня. Туда я сразу и
