Тут Хайд снова пощупал лоб больной, затем взял ее руку и принялся считать пульс. Наконец он заявил:
— Ваша протеже выживет, если вы будете держать ее в тепле и постоянно поить водой. В противном случае у нее наверняка начнутся судороги, и тогда, милорд, она умрет. Вот укрепляющее питье, оно помогает от многих недугов, от лихорадки в том числе. Нынче вечером я загляну еще раз. Если вдруг ей станет хуже, пошлите за мной Харботтла.
Доктор Хайд многозначительно откашлялся, из чего барону стало ясно, что пришла пора расплатиться. Он вытащил из жилетного кармана пачку банкнотов. Увы, денег оставалось слишком мало. Грей отдал их доктору и не двинулся с места, пока маленький человечек не покинул его номер — самый роскошный в таверне, как уверял мистер Харботтл.
Вдруг, словно что-то внезапно вспомнив, Грей чертыхнулся и опрометью кинулся вон. Он едва успел нагнать доктора Хайда в конце коридора:
— Не забудьте: вы лечили моего младшего брата. Его имя Джек! Это очень важно!
Доктор Хайд выразительно вздернул свой длинный острый нос и неохотно кивнул, давая понять, что слова барона благополучно дошли до его ушей.
Еще одну встряску Грею пришлось пережить равно через час, когда его подопечная вдруг очнулась и, усевшись в кровати, безапелляционным тоном заявила:
— Если я не вызволю Джорджи, он поймет, что сможет использовать ее против меня. Тогда уж точно все пропало!
Проговорив эти загадочные слова, девушка рухнула на постель и снова лишилась сознания. Теперь ее бил озноб, и Грей, скинув одежду, улегся с ней рядом. Ее нижняя сорочка промокла от пота. Кое-как он стащил проклятую сорочку, умудрившись при этом не порвать ее, и прижал к себе безвольное тело. Он пытался растирать ей руки, ноги, спину — куда только мог дотянуться.
— Успокойся, Джек, — тихонько приговаривал он, надеясь пробиться к затуманенному жаром рассудку. — Ты просто больна, но это ничего. Сейчас я тебя как следует согрею, и ты непременно поправишься. Представляешь, одна моя любовница боялась летней жары, потому что сильно потела, и вообразила, будто из-за этого я ее брошу. Глупо, правда? Никто другой до такого бы и не додумался. Ну, теперь дыши глубже и лежи смирно. Вот умница!
Тут он чуть не обмер от неожиданности, потому что больная вдруг приподнялась на кровати и пронзительно закричала:
— Я могу говорить «проклятие», могу! Это совсем не такое плохое слово! Я слышала, как его шептала миссис Гилрой, когда мистер Гилрой наелся чеснока и хотел ее поцеловать! Это слово даже лучше, чем «репа»! И не надо заставлять меня есть эту жуткую репу! О Господи, ну и жарко же здесь! — Скинув одеяла, она вывернулась у Грея из рук и соскочила на пол.
Барон в изумлении уставился на свою подопечную, стоявшую перед ним посреди комнаты в чем мать родила. Даже несмотря на крайнюю растерянность, он не мог не отметить, что она была на редкость изящно сложена, а ее груди так и манили притронуться к ним губами или, еще лучше, языком…
Проклятие, ему не следует думать о ней подобным образом!
Тем временем девушка подскочила к узкому высокому окну и, распахнув его настежь, высунулась чуть не по пояс, жадно ловя ртом прозрачный ледяной воздух.
При виде прелестной округлой попки и длинных стройных ляжек Грей чуть не поперхнулся. Языком или губами… да, действительно, иногда мужчине бывает так нелегко принимать решения!
— Джек, Боже милостивый, да ты же вылезла из окна в чем мать родила! Не хватало еще, чтобы ты вывалилась наружу!
Барон схватил ее в охапку, попутно с облегчением отметив, что на улице в этот момент, слава Богу, никого не было, и поволок обратно на кровать.
— Успокойся, Джек, вспомни, что ты больна! Тебе нужно оставаться в тепле!
— Я и так в тепле, болван! — выпалила она, обдавая его жарким дыханием. — Я вся горю. Кожу так и печет. О Господи! Здесь где-нибудь есть ножницы? Нужно отрезать эти ужасные патлы.
Тут Джек что было силы рванула себя за волосы, после чего со стоном повалилась прямо на Грея. Он осторожно перевернул ее на спину и уложил как можно удобнее.
— Вот так-то лучше. А теперь я попробую тебе чем-нибудь помочь. — Он в растерянности принялся оглядываться и, наконец, заметил в углу возле кровати тазик с водой. Поскольку под рукой больше ничего не было, Грей намочил ее сорочку и тер пышущее жаром тело до тех пор, пока девушка не открыла глаза.
— Это очень мило, — томно произнесла она, после чего ее головка безвольно склонилась на плечо.
— Ох, нет, — взмолился Грей, — тебе же нужно пить! — И он старательно принялся вливать в нее воду, не прекращая усилий до тех пор, пока оба они не обессилели окончательно.
Вскоре Грей понял, что на сей раз Джек просто спит, а не потеряла сознание. Тогда он укрыл ее одеялом до самого носа, осторожно расправил по подушке копну спутанных волос, поднялся, натянул свой костюм и снова пощупал лоб девушки. Жара не было. Слава Богу, кажется, на этот раз он действительно получил передышку.
Грей еще раз кинул взгляд на спящую и поспешно выскользнул из номера.
Глава 7
Дождь громко барабанил по узкому оконцу в их номере; от раскатов грома, сопровождавшихся ослепительными вспышками молнии, дребезжали стекла и вздрагивал столик возле кровати. День выдался на редкость мрачный, но тут Грей ничего не мог поделать — ему оставалось только сидеть и ждать. Однако терпение никогда не входило в перечень его достоинств, и было просто удивительно, как он до сих пор не протоптал дыру в ветхом ковре на грубом дубовом полу.
Через час, когда шум дождя прекратился, Джек очнулась от ощущения необычной тишины. До нее не сразу дошло, что все вокруг изменилось, и сперва лучи солнца, бившие через окно прямо в лицо, напомнили ей старый сарай с ворохом соломы.
Потом она должна была что-то делать с какой-то жирной птицей. Но при чем тут птица? Нет, все было иначе. Она была в таверне под названием «Жирная гусыня». У нее вырвался вздох облегчения: наконец хоть что-то прояснилось!
Она пришла сюда… с Греем! Какое милое имя. Правда, он не говорил ей, как его зовут. Просто она слышала, что так его называли тетушки. А еще она отлично помнила его замечательную улыбку, веселую, белозубую — от такой растает сердце любой женщины. При воспоминании об этой улыбке она сама невольно улыбнулась.
Но отчего его нет рядом? Боже, уж не бросил ли он ее? Неужели у него хватило совести забрать с собой Брюстера с Дурбаном и в одиночку вернуться в Лондон?
Ей вдруг ужасно захотелось пить, она просто умирала от жажды. На маленьком столике возле кровати кто-то оставил кувшин. Необходимо было добраться до этой воды — во что бы то ни стало. Она приподнялась.
Барон отворил дверь в их номер как раз вовремя, чтобы полюбоваться, как Джек валится с кровати, увлекая за собой целый ворох одеял, после бесплодной попытки дотянуться до воды.
Чертыхаясь, он опустился возле нее на колени.
— Репа, — проскрипела она, точь-в-точь как немазаные ворота в розовом саду у тетушки Мод. — Моя мама наверняка накормила бы вас репой!
— Молчала бы лучше! Скажи спасибо, что не свернула себе шею! — усмехнулся Грей и вместе со всеми одеялами водрузил больную обратно на кровать, а затем подал ей воды.
Джек принялась пить с такой же жадностью, с какой Грей недавно набрасывался на свиную отбивную. Осушив единым махом целый стакан, она рухнула на подушки, не потрудившись даже вытереть мокрый подбородок, и затем, посмотрев на Грея, произнесла:
