Подтверждение алиби
Мысль, что Новлянская все же как-то связана с Вадимом Павловичем, не оставляла Рахманова после ее допроса.
На следующее утро он укрепился в ней еще больше. Но прежде чем разбираться с Новлянской, надо было выяснить истинную роль Лотарева. Поэтому на следующий день после допросов Рахманов выехал на Сенеж — проверить алиби Лотарева лично.
В машину, «уазик» ГУВД, заказанный на весь день еще с вечера, он сел лишь в начале одиннадцатого. Узнав, что водитель бывал на Сенеже, уточнил задачу: нужно не просто доехать до озера, но еще и найти одну, а может, и несколько точек на его берегу. Сказав, что на месте они наверняка разберутся, водитель тронул машину. Ведомый опытной рукой «уазик» вывернул на улицу Горького, затем без помех добрался до Ленинградского шоссе, а еще минут через сорок свернул к Сенежу.
В поисках базы «Рыболов Сенежья» Рахманов хотел было руководствоваться лишь показаниями Лотарева, но в конце концов пришлось несколько раз останавливаться, чтобы выяснить маршрут у встречных. Наконец, выехав из редкой приозерной поросли и прокатившись метров сто по поляне, они остановились у базы. Рахманов спрыгнул на землю, и тут же раздался яростный собачий лай. Натягивая закрепленную на проволоке длинную цепь, крупный молодой пес, угрожающе рыча, бросился на металлическую сеть. Упругая сеть его отбросила, и он опять кинулся на нее, заливаясь лаем.
Чмокнув собаке, отчего она залаяла еще свирепей, Рахманов крикнул:
— Эй! Есть кто-нибудь?
Собака продолжала лаять и метаться, явно пытаясь сорваться с цепи. На призывы Рахманова, повторенные несколько раз, никто не ответил. Но судя по затянутым холстиной лодкам у причала, подметенным дорожкам, аккуратным кучам палых листьев, база покинутой не была.
Обойдя забор, Рахманов нашел ворота. Крикнул что было сил:
— Эй, люди! Отзовитесь!
На этот раз его услышали. В среднем домике стукнула дверь, заскрипели шаги по гравию дорожки. Наконец из-за домика вышел невысокий худощавый человек, одетый в свитер грубой вязки и джинсы. На вид ему было около шестидесяти. Остановившись, приказал собаке: «Дик, молчать! А ну, кому сказали!» Та, рыкнув еще раз для порядка, замолчала, улеглась на землю.
Человек посмотрел на Рахманова:
— Вам что?
— Простите, можно кого-нибудь из служащих?
— Я служащий. По какому вопросу?
— Я из прокуратуры. Мне нужно с вами поговорить.
Человек подошел ближе; блекло-серые глаза стали настороженными.
— Интересно, что это может у нас понадобиться прокуратуре?
— Ничего особенного. Просто мне нужны ваши свидетельские показания.
— Свидетельские показания?
— Да. Вы выйдете или я зайду? Как вам удобней?
Человек взглянул на машину, снова посмотрел на Рахманова. Склонил голову набок:
— Пожалуйста, заходите.
Пройдя в калитку около ворот, Рахманов показал развернутое удостоверение:
— Рахманов Андрей Викторович. Следователь прокуратуры.
— Голиков Николай Иванович. Работаю здесь сторожем. — Человек кивнул в сторону причала: — Там скамеечка. Сядем?
— Сядем.
Они прошли к скамейке. Присев, Рахманов посмотрел на Голикова:
— Значит, вы здесь работаете сторожем?
— Точно. Правда, сейчас еще и завом, по совместительству. Наш зав в отпуске.
— Вообще, тут большой штат?
— Да нет. Зав да я. Вот и весь штат.
— Вы что, прямо здесь и живете?
— Угадали. Прямо здесь и живу.
— Понятно. — Рахманов достал фотографию Лотарева. Протянул: Посмотрите. Может, вы видели когда-нибудь этого человека?
— Ну-ка… — Взяв снимок, Голиков отвел руку подальше, прищурился, изучая снимок. Примерно через полминуты неохотно сказал: — Лицо вроде знакомое. Где-то я его видел.
— Не ошибаетесь? — Спросив это, Рахманов подумал: кажется, алиби подтверждается.
— Да нет. На память пока не жалуюсь.
— Ну а где вы его видели? Постарайтесь вспомнить.
Голиков опять вгляделся в фотографию. Покачал головой:
— Где… — Посмотрел на Рахманова: — Кто это? Я смотрю, вроде не местный. Что-нибудь натворил?
— Еще неизвестно. Все же постарайтесь уточнить, где вы могли видеть этого человека?
— Где… Вот черт… У нас он не отдыхал. Наших я всех помню. Но где-то я его видел… Нет. Не могу вспомнить.
— Может, он просто отдыхал недалеко от базы? Загорал? Купался?
Голиков посидел, глядя на причал:
— Загорал… Может, и загорал. Знаете, сколько тут народа вертится летом. Всех не упомнишь.
— Ну, а допустим, если я скажу, что это было в начале июля?
Голиков покосился:
— В начале июля?
— Да. В первой декаде.
— В первой декаде… — Повернул голову. — Подождите… Случайно, он не художник?
— Художник. — Теперь не было сомнения: Лотарев здесь был.
Голиков вернул снимок:
— Все. Вспомнил. Был он здесь, этот парнишка. Как раз в июле.
— Когда точно, не помните?
— По числам не помню. Помню, был конец недели. У нас как раз заезд бывает в конце недели.
— Конец недели был девятого и десятого. Одиннадцатого — воскресенье.
— Значит, этот парнишка приехал в пятницу. Девятого.
— Он точно был здесь днем девятого? — В этом вопросе для Рахманова заключался главный пункт алиби.
Голиков помедлил с ответом, вздохнул:
— Ну, я же не записывал, когда это было точно.
— Давайте я вам помогу. — Рахманов изучающе посмотрел на сторожа.
— Давайте, — согласился тот. — Как?
— Вспомните: может, в те дни произошло какое-нибудь событие, которое было зафиксировано?
— Событие?
— Да, небольшое? Скажем, кому-то дали премию. Справляли чей-то день рождения. Еще что-то. Исполните!
— Не понимаю. Зачем это нужно?
— Чтобы легче было определить точное число, когда у вас появился этот парень.
— То есть, как это? — Кажется, Голиков искренне не понимал, в чем дело.
— Так. Ведь если знаешь точную дату, танцевать уже легче. От нее.
Голиков опустил голову. Кхекнул:
— Теперь понятно.
— Подумайте. Не может быть, чтобы ничего не произошло.
— Какое же событие… Какое… А вот. Вроде, есть событие.
