- Стоять на месте не обязательно, - говорит Ада. - Можно гулять, можно сидеть на тротуаре, можно зайти в первую же примерещившуюся забегаловку... или во вторую, или в третью - как пожелаешь. Если будешь хорошо себя вести, я постараюсь вообразить, будто у меня есть дом. И приглашу тебя в гости при условии, что ты не утратил дар речи навеки.
- Не утратил, - мотаю головой. - Просто пока трудно. Говорить и... И вообще трудно. Но я быстро ко всему привыкаю.
- Очень хорошо, - Ада довольна. - Тогда для начала запомни правило. Оно простое, но важное. Фундаментальное. Все открытые двери здесь ведут куда ведут. Ну, то есть, если ты видишь, что за распахнутой дверью прилавок кофейни, или, скажем, столярная мастерская - заходи туда смело. Попадешь, куда собирался. А вот с закрытыми сложнее: никогда заранее не знаешь, куда они приведут. Старожилы Нижнего города только в закрытые двери и ломятся, понятно. Но ты пока погоди. Не все сразу. Ясно тебе?
Киваю. Куда уж яснее...
- Вот и молодец, - смеется Ада. - Такой способный мальчик!
Воодушевленный ее снисходительной нежностью, обнимаю чудесное видение за талию. Привлекаю ее к себе. Вдыхаю молочный запах кожи, дымный аромат волос. Некоторое время мы неподвижно стоим на мостовой, а потом Ада деликатно отстраняется.
- Ты смотри, не увлекайся!
Тон ее суров, но в глазах пляшут веселые золотые бесенята.
Смотрю на нее вопросительно. С каких это пор ей не нравится моя способность 'увлекаться'? Кажется, до сих пор...
- Ты не понимаешь, - вздыхает Ада. - Маша и я - не одно и то же.
- Тот Макс, с кем вы обе водили знакомство, и я - тоже разные люди. В прошлый раз тебя это совершенно не смущало.
- Не меня. Ее не смущало, - упрямится Ада. - Это ты, раздолбай, сам с собою судьбами, женщинами и снами меняешься по три раза на дню. А я девушка серьезная, у меня в делах учет и порядок. Я - это я, Маша - это Маша. Кто из нас чья тень - вопрос, конечно, сложный. Тут не только черт ногу сломит, тут и серафим шестикрылый в гипс угодит, пожалуй... Зато в остальном полная ясность. Моя функция - время от времени спасать твою шкурку в обмен на первую попавшуюся тайну. Все прочее - ее забота.
- Ладно, - вздыхаю. - Ничего не понимаю, но... Я тебя услышал. Договорились. Больше не буду страстно сопеть тебе в ухо. А в награду за хорошее поведение постарайся все же объяснить мне, кто ты и кто она. Если уж у тебя в делах учет и порядок...
- Ты и сам знаешь, как это происходит. Иногда мне снятся ее сны, а ей - мои. Только и всего. Не парься.
Глава 89
Тескатлипока
... странствует ночью по улицам, разыскивая преступников, <...> олицетворяет жертвенный нож.
- Я очень, очень люблю тебя, Макс. Когда сплю, - вдруг говорит Ада. А когда я бодрствую, моя природа не велит мне любить кого бы то ни было. Кстати, имей в виду: та, другая, она любит тебя только когда бодрствует для симметрии, очевидно. Не знаю, как она, но я, по счастию, не так уж много сплю...
- Почему - 'по счастию?' - чтобы рассмешить ее, корчу обиженную гримасу. - Неужели это такая тяжелая работа - меня любить? Хуже, чем толкать вагонетку 'Одесса - Жмеринка'?
Она довольна. Помнит, значит, старый анекдот про доктора и его пациента, терзаемого железнодорожными кошмарами.
- Я, видишь ли, не любовница, не блондинка и даже не брюнетка. Я убийца. Это, мягко говоря, разные вещи.
Мы бредем по улице, взявшись за руки. Как-то вдруг стало ясно, что в сложившихся обстоятельствах неспешная ходьба - идеальное занятие для нас обоих. Она разбавляет беседу, как молоко, добавленное в крепкий, горячий кофе: перебивает горечь, остужает жар, превращает колдовскую смесь в уютное домашнее пойло. Вот и славно. Не хочу я сейчас острых ощущений, сколь бы изысканы они ни были: не до жиру, не до нюансов. Мне бы в воде не сгореть, в огне не утонуть. О большем не прошу.
Я, кажется, заново учусь жить, как учится ходить человек, слишком долго пролежавший в постели. Опираясь на хладный костыль, или теплую дружескую руку - это уж кому как повезет. Мне-то, как раз, повезло. Лапка у моей прекрасной убийцы сильная и теплая. Именно то, что требуется.
- Помнишь всю эту чушь, которую я тебе рассказывала? - неожиданно смеется Ада. - О том, почему я убивала скверных поэтов, бла-бла-бла...
- Да уж. Рассказывала ты, вероятно, не мне, но я помню. Такое поди забудь. Дескать, они уничтожают дух поэзии...
- Ага. Тебе я это рассказывала, или нет, спорить не будем. Сам когда-нибудь разберешься, без моей помощи... Так вот, забудь эту чушь. Не подвернулись бы мне под руку поэты, придумала бы другую байку, для самоуспокоения. А все оказалось просто: такова моя природа. Время от времени я должна убивать, ничего не попишешь.
- И как ты выкручиваешься? - интересуюсь.
- А я не выкручиваюсь. Просто отправляюсь на охоту... Что касается представлений о смерти как о всемогущей, неумолимой даме с косой - дурацкая чушь! Нас, знаешь ли, много - по крайней мере, здесь, в Нижнем городе. И с косой, насколько мне известно, ходит только один законченный псих. Мужик, кстати. Здоровенный такой лоб... Всемогущих среди нас не наблюдается, зато почти все - милейшие люди. Ну, у меня, положим, тяжелый характер, но мы - я и тот тип с косой - скорее исключение.
- Я опять дурак и ничего не понимаю? Или ты действительно пытаешься мне втолковать, что работаешь Смертью? На полставки?
- Я не пытаюсь. Я просто говорю.
- Погоди-ка. Ты убиваешь здесь, в Нижнем городе?
- Ну что ты ерунду метешь? Как маленький... В Нижнем городе нельзя ни жить, ни умереть. Здесь можно только быть. Чувствуешь разницу?
- Чувствую... наверное. То-то со мной все как-то не так!
- Конечно. Ты просто не привык быть. Или отвык. Тебе виднее...
- Слушай, - говорю. - Если ты - смерть, расскажи мне, что бывает после тебя. А то живу дурак дураком...
- Всякое бывает, - уклончиво отвечает Ада. - Каждому свое, знаешь ли...
Глава 90
Тиртханкара
Создатель брода.
Мы сидим на низкой скамье у фонтана, извергающего не воду, а тягучий, молочно-белый свет. У меня кружится голова; Ада спокойна и сосредоточена.
Повинуясь мягкому, но настойчивому требованию, я кое-как пересказал ей свою-чужую историю.
- Тебе со мною повезло, - наконец, изрекает она. - Мне с тобой, конечно, тоже. Но, честно говоря, тебе повезло больше. Ты начал служить своему призванию задолго до того, как впервые осознал, что оно существует.
- Я, по-моему, так до сих пор ни хера и не осознал.
В признании моем нет ни сожаления, ни растерянности, ни даже особого любопытства. Объяснит она мне, что имела в виду - хорошо. Не объяснит тоже ладно. Толку от объяснений, как я успел убедиться - чуть. Пустышка для орущего разума. Но мой-то, кажется, в последнее время все больше спит. Чудовища, порожденные его дремой, за редким исключением, прекрасны. Ничего мне не нужно, лишь бы они оставались со мной.
- Неправда твоя. Ты ведь рассказывал мне, как увел за собой трех женщин - неведомо откуда, неведомо куда. Это и есть - осознать призвание. А ты думал, как? Сесть, поскрести в затылке и сказать: 'О! Теперь понятно, как я буду жить! ' Но так не бывает...
- Моему организму нужны все же четкие формулировки, - вздыхаю. - Я без них, как без витаминов
