вечность, предусмотрительно нарезанную на тонкие ломтики дней... Но ведь это не так. Или?..
- Я не знаю, - беззаботно отвечает Маша. - Скорее всего, у нас, и правда, впереди вечность: у каждого своя. Но в некоторых точках наши вечности пересекаются. И это лучше, чем ничего.
Молодой человек в фирменной майке ресторана и ярком, стилизованном под индейскую вышивку переднике, надетом поверх белоснежных штанов, наконец, оказывается поблизости, на расстоянии сдержанного жеста. Мне удается его подозвать. Заказываю бурритас с черепашьим мясом для Маши. Сам я вряд ли смогу что-то проглотить. Горло мое раскурочено истошным криком, который, по счастию, не способно уловить ни одно человеческое ухо. Разве что, Машино. Возможно, она даже знает, от счастья я ору, или от боли. Потому что сам я уже не могу разобраться в собственных чувствах.
- Ты напрасно перегибаешь палку, - мягко говорит она. - Не нужно усердствовать: ни в радости, ни в муке. И в прочих вещах чрезмерное усердие вредит. Сегодня ты имел возможность в этом убедиться. Не мешай тому, что происходит - только и всего... Не спеши, ладно?
- Постараюсь.
- Стараться как раз не надо бы. Просто не спеши. Расслабься. Тебя не наградят за заслуги, и не накажут за ошибки. Потому что ни награждать, ни наказывать некому. Мы слишком одиноки, чтобы иметь начальников и надзирателей.
Вопросительно поднимаю брови. Неужто, и правда, настолько одиноки? Никаких 'начальников' - это уже ни в какие ворота! Я так не привык. Должен ведь, должен быть кто-нибудь 'самый главный', директор Вселенной, президент Кали-Юги, фюрер моей кармы. Или, и правда, обойдемся?..
Маша серьезна. Укоризненно качает головой, хмурит брови, словно бы великодушно решила компенсировать мне отсутствие отцов и командиров. А что, она может! Мало никому не покажется...
- Поверь, наше поведение никого не интересуют, успехи не завораживают, а неудачи не раздражают. Ну, разве что, ближайших соратников. Но это, как ты понимаешь, сугубо коллегиальное сочувствие, а не 'высочайшее внимание'...
Если и есть где-нибудь ангел, записывающий наши деяния в тетрадку, скорее всего, он просто учится в первом классе какой-нибудь небесной гимназии и ведет дневник наблюдений за живой природой... У вас в школе, на уроках природоведения были такие штуки?
- 'Дневник наблюдений'? Да, конечно. Таблички, которые требовалось заполнять метеорологическими данными: температура воздуха, облачность, осадки. А еще там следовало рисовать звериные следы и фиксировать даты птичьих перелетов... Помню, на одной из страничек было задание: начертить свой путь от дома до школы. Я полдня пыхтел. Разбил страничку на четыре части и нарисовал четыре разных маршрута. Учительница поначалу решила, что я не понял задания. Знаешь, у нее, наверное, в голове не укладывалось, что существует почти бесконечное множество способов добраться из пункта 'А' в пункт 'Б'. Но потом она доперла. Поставила мне пятерку и стала ходить домой через парк, обозначенный на моей схеме мелкими зелеными какашками...
- Очень типичная история про тебя, - оживляется Маша. - Даже учительнице, взрослой тетке, мозги вправил, заставил ее скакать по газонам, ломая каблуки... Всегда бы так!
- За это и выпьем, - кривляюсь, подражая лепетанию в жопу пьяного человека.
Мы смеемся и поднимаем бокалы.
Глава 120
Химера
Чудовище, рожденное Эхидной и Тифоном.
В Машином стакане томатный сок, в моем - минеральная вода. Что с того? Нас пьянит тайный, почти невыразимый смысл так толком и не произнесенного тоста. Того гляди, пустимся в пляс, стулья станем ломать, или песню матерную заорем фальшивым дуэтом. С нас станется.
Ничего такого мы, понятно, не делаем. Не куражимся, не дурачимся, не глумимся над заведенным укладом тутошнего бытия. Сидим смирно, смотрим друг на друга, держимся крепко за руки и ржем, как расхрабрившиеся после первого в жизни алкогольного коктейля подростки.
Бардак воцаряется почти помимо нашей воли.
Посетители ресторана вдруг начинают воплощать в жизнь тайные наши желания.
За дальним столиком яростно и почти неразборчиво орут 'Семь-сорок'; вусмерть пьяная дама с тонким лицом Ботичеллиевской Весны пытается приплясывать на неверных, негнущихся ногах. Молодой человек в сером однобортном костюме колесом пересекает зал, метким ударом ноги открывает дверь туалета и скрывается в этом тайном убежище, так и не потрудившись вернуть свое гибкое тело в обычное положение. Нетрезвые угрюмцы по соседству с нами прекратили, наконец, обсуждать душераздирающие аспекты орального секса. Один из них поспешно сползает на пол и начинает страстно вылизывать тупоносый английский ботинок своего приятеля. Тот сладко, утробно стонет, словно бы совокупляясь с невидимым суккубом. Глаза закатились, на устах - улыбка Джоконды. Что за черт?! У меня волосы дыбом, а прочим - до задницы. Словно бы до того дошло самоуглубление наших случайных соратников по поглощению мексиканской пищи, что никто не видит друг друга, и только мы с Машей по-прежнему способны любоваться всей совокупностью разрозненных эпизодов.
И это, вероятно, только начало. Вдруг сам собой взлетает к потолку тяжелый стул; пустой столик с розовой табличкой 'reserved', напротив, с грохотом обрушивается на пол: от его ножек осталась даже не щепа - труха, удушливая древесная пыль. Сутулый менеджер в опереточном сомбреро с ужасом наблюдает за разбушевавшейся мебелью; его юная коллега вращает белками и зажимает руками рот, размазывая по подбородку алую, в тон приколотой к волосам розе, помаду. Из кухни доносятся возбужденные крики и еще почему-то - гулкий барабанный бой. Бутылки в баре начинают лопаться, издавая не звон, и не грохот: они протяжно подвывают, как маленькие, но очень несчастные собачки.
Маша тянет меня за руку. Хочет улизнуть, от греха подальше. Я спешно сую под пепельницу деньги и следую за нею. Ковер сердито елозит под нашими ногами, словно бы возмущаясь, что мы его топчем. Мимо моего уха со свистом пролетает свернутая в трубочку лепешка, орошая окрестности курятиной и бобами. Колечко лука приземлилось мне на плечо. Этим, однако, неприятности и ограничились, даже от потоков томатного соуса судьба меня уберегла.
Мы вышли на улицу.
- Как ты думаешь, теперь там все успокоится? - нерешительно спрашиваю я.
- Наверное, - вздыхает Маша. - Ох, надо бы нам поосторожнее! Никогда прежде я ничего такого, кажется не... Ну да, оно и понятно. Мы же с тобой впервые наяву встретились - с тех пор, как ты повел меня в гости к Франку. И вот вам результат...
- ... Нету поросят! - подхватываю. - Ты только не наказывай нас за плохое поведение, не исчезай прямо сейчас, ладно? Мы ведь нечаянно, сама знаешь.
Не со зла, даже не сдуру, а просто по причине отсутствия практического опыта обращения друг с другом в условиях неупраздненной реальности.
Глава 121
Хлинеу
Брат женился на собаке, а сестру унес медведь.
- Еще чего - исчезать! - Маша хмурится, по-детски морщит нос, прячет в уголках губ кокетливую улыбку. - В самый-то интересный момент? Нет уж... Но, знаешь, ты напрасно думаешь, будто от меня хоть что-то зависит. Стала бы я от тебя прятаться, как же!
- Надеюсь, тебя не держат в темнице?
Стараюсь дурачиться, хоть и пугает меня изрядно эта тема. И хотелось бы разобраться в непростых наших отношениях, привести график свиданий хоть в какое-то в соответствие с собственными ожиданиями, да боюсь услышать нечто такое, с чем мне будет тяжко и страшно остаться в одиночестве. А ведь рано или поздно я, пожалуй, опять останусь один, как ни крути!
- Странная идея - держать меня в темнице. Кому, интересно, это могло бы понадобиться? Все наоборот: однажды я вырвалась на волю, и с тех пор своей воли у меня больше нет. Я ничего не решаю. Хотелось бы, конечно, махнуть рукой, сказать тебе: давай отложим на какое-то время все эти дурацкие, хлопотные чудеса, возьмем отпуск, проживем несколько месяцев неспешно, со вкусом. К морю съездим, что ли...
Маша мечтательно вздыхает. Я уже почти готов поверить в чудесную перемену нашей общей участи. А вдруг действительно?..
