толкованием прошлого и настоящего. Приведу лишь один из сотен тысяч возможных примеров. Сравнительно недавно мне довелось прочесть статью некого молодого поклонника «нового каббалистического учения» рава Бэра, в которой вполне серьезно рассказывалось, что, стоя у горы Синай в ожидании Моисея, отправившегося на гору за скрижалями Завета, древние евреи были заняты тем, что соединяли проволочки, сооружая из них «электронную машину» для извлечения положительной астральной энергии из космоса. Поначалу рассуждения этого молодого человека поразили меня своим диким невежеством — чего стоят одни эти «проволочки» и «электронные машины» времен фараонов! Но затем, однако, я задумался. Вера автора в свой рассказ была ощутимо искренней. Что порождает эту веру? Что порождает веру миллионов других людей в аналогичные рассказы? Глубокая эмоциональная основа всех этих суеверий несомненна. Люди готовы с пеной у рта отстаивать то, что нам представляется заблуждением. Почему?
На Западе существует Международное общество скептиков (и соответствующий журнал). Оно ставит своей целью научный анализ и опровержение всевозможных суеверий. Состоящие в обществе, кажется, убеждены, что такое рационалистическое просветительство принесет желанные плоды. Чем больше я сталкиваюсь с реальными носителями суеверий, тем больше начинаю сомневаться в успехе этой затеи. Люди могут работать на компьютерах и в то же время стучать по дереву от «сглаза». Тот же Игорь Губерман рассказывал мне, как в одной из российских деревень в современной избе, где стояли телевизор, холодильник и стиральная машина, ему довелось услышать рассказ о порче, которую местная ворожея наводила на молодого парня. В современной Англии каждый шестой взрослый верит в духов и каждый третий хоть раз да побывал у гадалки. Две трети англичан регулярно читают газетные гороскопы. В Германии цифры те же, в Северной Италии они даже выше. В одном из специально поставленных опытов 37 человек из 51 старались обойти приставленную к дому лестницу снаружи, а не пройти под ней, хотя, обходя ее, они вынуждены были выходить на мостовую, где риск попасть под машину был вполне реален — во всяком случае, реальнее, чем та сомнительная беда, которую могло вызвать прохождение под лестницей.
Все это означает, что суеверия — вовсе не результат невежества. Это не привилегия первобытного или дикарского сознания. Скорее это глубокая психологическая потребность человека. Думается, следовало бы начинать не с «борьбы» с суевериями, а с попытки понять их происхождение, их психологическую и социальную роль в нашей жизни. Конечно, «искоренению» суеверий это вряд ли поможет, но, во всяком случае, вооружит нас небесполезным знанием. В том числе и знанием о самих себе. В надежде на это я вооружился терпением и проштудировал некоторые книги. Результатами этих штудий я и попытаюсь поделиться. А начну с поразившей меня исторической параллели.
В книге итальянского исследователя Карло Гинцбурга «Ключи, мифы и исторический метод» я натолкнулся на описание инквизиционного процесса против жительницы города Модена Чиары Монсиньори. Дело было в 1519 году. Соседи обвинили Чиару в ведьмовстве. Инквизитор взялся за нее круто. Он действовал по всем правилам инквизиционного ритуала. Допросы следовали за допросами, и постепенно госпожа Монсиньори «раскалывалась». Она признала, что ей были видения Богоматери; признала, что, скорее всего, то была не Богоматерь, а дьявол; признала, что он наущал ее заниматься ворожбой и порчей; и только в одном продолжала упорствовать — ни за что не признавала, что участвовала в дьявольской черной мессе и напрямую сношалась с сатаной. Это спасло ей жизнь: инквизиционный трибунал решил, что ее покаяние искренне, и осудил ее всего лишь на пожизненное заточение в госпитале, где она должна была помогать бедным и больным. Граждане Модены с удовлетворением восприняли разоблачение злостной ведьмы и вынесенный ей приговор.
Другой пример я почерпнул из этнографических наблюдений над обычаями угандийского племени Бвамба. Женщина Бвамба рассказала исследователю, как ее мать была обвинена в ведьмовстве своими соседями. Сначала по деревне прошел слух, что кто-то из жителей наводит порчу на людей. Был призван местный колдун, который с помощью принятого в племени ритуала «нашел» виновную. После этого (тоже в соответствии с ритуалом) было проведено расследование. Женщина призналась и покаялась. Она взяла свою ворожбу назад и была помилована. Жители села с удовлетворением восприняли выявление ведьмы и ее раскаяние.
Модена XVI века и деревня племени Бвамба XX века разделены огромной культурной и цивилизационной пропастью. Тем не менее структура обоих случаев удивительно одинакова. И там, и тут обвинения в ведьмовстве отражали уверенность жителей в том, что источником постигших их неприятностей является чья-то злая воля. И там, и тут выявление и расследование происходили в соответствии с установленными ритуалами, причем ритуалу следовали не только обвинители, но и сами обвиняемые, которые признавали свою вину. И там, и тут разоблачение и наказание виновных привело к устранению источника конфликта и к восстановлению (хотя и временному) прежней социальной гармонии. Наконец, и там, и тут сама возможность такого процесса над ведьмой была обусловлена наличием глубоко укорененной в данном обществе веры в существование и злокозненную силу ведьм как таковых.
В этих двух примерах представлены все главные аспекты интересующей нас проблемы. Сразу видно, что суеверие, будучи приметой индивидуальной психологии, одновременно является социальным явлением. Суеверие в коллективе играет не только «отрицательную», но зачастую и явно положительную роль. Оно коренится в каких-то особенностях мышления, которые не очень зависят от исторического периода, места, культуры и тому подобных частностей. Более того, то, что нам кажется очевидным суеверием, отнюдь не кажется таковым его носителям, а порой и всему обществу в целом. Понятие суеверия относительно. А порой то, что мы убежденно считаем суеверием, со временем оказывается даже вполне достоверным фактом. Образованные люди Англии смеялись над методами «народной медицины», а Дженнер использовал их для создания вакцины против оспы. Образованные посмеивались над поверьями, будто на развитие плода влияет то, что видит и переживает мать, а сейчас это общепризнано (хотя, разумеется, не в той почти смехотворной мере, как это считается в описанной выше дианетике). Открытие Рентгена тоже поначалу объявляли «мистикой». С другой стороны, анализ многих суеверий подчас показывает, что в них скрыта серьезная житейская мудрость. Тому же Губерману я обязан ярким примером такого мнимого суеверия: в русских деревнях принято, чтобы новобрачная входила в избу мужа с левой ноги; но этот обычай вынуждает ее более внимательно смотреть за своими шагами и предотвращает возможность споткнуться о высокий порог.
Что же тогда вообще считать суеверием? Видимо, однозначного определения дать нельзя, и мы вынуждены примириться с относительностью этого понятия: суеверия — это те обычаи и поступки, которые представляются суеверными нам, современным, разумным и образованным западным людям, сегодня. Последнее добавление существенно. В свое время миссионеры называли суевериями буквально все обычаи дикарских племен. Англичане XVIII века считали предрассудками обычаи жителей континента. В «Словаре суеверий», выпущенном в начале нашего века, в числе прочих упоминаются такие «вздорные поверья», как агностицизм и социализм. Впрочем, с последним многие согласятся и сегодня.
Может показаться, что существуют все-таки такие поверья, ложность которых может быть доказана однозначно. Увы, как бы много фактов ни накапливалось против какого-то убеждения (например, веры в существование лохнесского чудовища или в свойства «бермудского треугольника»), они не могут исключить возможности появления новых фактов, подтверждающих эту веру. Негативное доказательство, или доказательство отсутствия, никогда не может сравниться с доказательством позитивным, или доказательством наличия. Но и позитивное доказательство не всегда означает именно то, чем оно представляется. Положим, что мы провели специальное исследование: точно ли «понедельник 13-го числа» является «несчастливым днем». Вполне может выясниться, что в этот день действительно происходит больше несчастных случаев и неприятностей. Означает ли это, что данное сочетание является каким-то «мистическим»? Вовсе не обязательно. Ведь и суеверие, в свою очередь, тоже влияет на поведение человека. Если биржевые маклеры уверены, что понедельник или пятница, приходящиеся к тому же на 13-е число, являются несчастливыми, они постараются в этот день избавляться от акций, и показатель Доу- Джонса в этот день имеет все шансы упасть.
Итак, точного определения понятия «суеверие» не решается дать ни один исследователь, кроме разве что самых заангажированных. Ограничимся поэтому субъективным ощущением и попробуем разобраться, нельзя ли хотя бы классифицировать суеверия. Один из читанных мною авторов (Ягода; в книге «Происхождение суеверий») такую классификацию намечает. Прежде всего он предлагает выделить
