совпадений, игнорируя даже самые очевидные и многочисленные «отрицательные».
Причина этого состоит в той глубокой психологической потребности, о которой мы начали говорить выше, рассказывая о метафизике закона Мэрфи. Только с ее учетом можно всерьез говорить о «психологии суеверий». Характер этой потребности очень хорошо описал английский этнограф Хортон, долгое время изучавший особенности мышления африканских племен. Как и все «дикари», эти люди склонны к суеверному мышлению. Когда, например, дерево падает на человека и убивает его, они неизменно объясняют это прежними проступками этого человека, за которые его наказали ведьмы, колдуны или «духи предков». В результате длительных расспросов и анализа Хортон пришел к выводу, что его «подопытные» попросту исключают из своего сознания возможность какого бы то ни было иного объяснения. «Мысль о том, что это просто, случайное совпадение, — пишет он, — отвергается ими начисто, потому что она для них психологически невыносима: она заставила бы их признать, что мир непредсказуем и необъясним, тогда как их мышление (как и наше) стремится к связному и полному объяснению мира и всего в нем происходящего, только на свой, «суеверный», лад».
Здесь очень важно замечание о том, что не только «дикарское», но и «наше» мышление стремится, в сущности, к одному и тому же — к достижению успокоительного психологического ощущения, что мир упорядочен, а потому «управляем». Разница, может быть, только в том, что в одном случае эта упорядоченность имеет иллюзорный характер, а «управление» достигается с помощью суеверных формул, заклинаний и ритуалов, а в другом — с помощью рационально-научных средств. Наука оказывается в этом плане всего лишь «суеверием наизнанку»: современный человек полагается на нее точно так же, как первобытный или ребенок — на свою магию. Она играет ту же психологическую роль, позволяя восстановить ощущение гармонии, понятности, объяснимости и предсказуемости мира, которое внутренне необходимо человеку для достижения эмоциональной и психической устойчивости и чувства уверенности в окружающем.
Но и у современного человека эта потребность далеко не всегда реализуется через научное объяснение мира. Во-первых, такое объяснение для многих просто слишком сложно; во-вторых, сама наука далеко не все может объяснить (что, в частности, и порождает столь распространившуюся ныне тягу к таким «суррогатам науки», как оккультизм, мистика и т. п., примеры чего мы приводили в начале статьи). Поэтому в повседневной жизни современный человек, подобно дикарю, куда чаще остается один на один со своей психологической потребностью в гармонии и вынужден реализовать эту потребность посредством «дикарских» суеверий. Чтобы убедиться в том, что эти суеверия действительно выполняют такую психологическую роль, достаточно припомнить хотя бы, как останавливают наше внимание всевозможные случайные совпадения в нашей повседневной жизни.
Мы испытываем какое-то приятное возбуждение, когда, направляясь на автобусе в театр, замечаем, что номер автобусного билета совпадает, скажем, с номером театрального и оба, — с датой нашего рождения. Источник этого возбуждения, несомненно, коренится в том, что нам кажется, будто мы открыли некую «закономерность» в структуре мира, некую «причинную» зависимость, какой-то загадочный «смысл». Эта тенденция организовывать окружающее в осмысленную схему, находить общий смысл в различных явлениях и испытывать удовлетворение от этого поистине неистребима в человеке.
Проведено множество специальных экспериментов, доказывающих наличие такой тенденции. Например, подопытным показывают два фильма, один из которых полон ужасных сцен, а другой представляет собой вполне невинное сочетание абстрактных картинок; тем не менее второй, просмотренный вслед за первым, почему-то тоже производит тягостное впечатление. Людям предъявляют серию ничем не связанных друг с другом изображений — они тотчас начинают искать между ними «скрытую связь».
Как подытожил известный психолог Бартлет, «все познавательные действия человека направлены на поиск «смысла», и это объясняется тем, что установление смысла в хаотическом и беспорядочном мире является необходимым для выживания в нем». Коль скоро это так, то всякое отсутствие смысла представляется нашему мышлению лакуной, которую обязательно нужно заполнить. В отличие от науки, которая признает неизбежность таких лакун, наше повседневное мышление ощущает их как угрозу и пытается перепрыгнуть через бессмыслицу с помощью суеверных «объяснений».
Это бессознательное действие, и оно продиктовано, повторяем, психологической потребностью уменьшить неуверенность и сомнение в окружающем. Не случайно знаменитый этнограф Малиновский утверждал, что «люди обращаются к магии лишь тогда, когда ощущают, что не могут полностью контролировать окружающие обстоятельства», иными словами — в условиях недостаточного знания, неопределенности и вынужденного риска. В духе этого толкования он предсказывал, что вероятность появления суеверий должна быть значительно выше среди людей, чьи профессии (или условия жизни) характеризуются повышенным риском и неопределенностью, — например, среди моряков, солдат (а также, понятно, дикарей).
Как мы уже говорили, такое «перепрыгивание» зачастую осуществляется, с помощью «суррогатов науки». Примером тому может служить астрология. Неоднократно уже упоминавшийся нами Юнг полагал, что астрология действительно отражает какие-то «скрытые закономерности бытия», познание которых помогает заполнить лакуны незнания, не заполненные (или не могущие быть заполненными) обычной наукой. Эти закономерности он называл. «принципом синхронности», который, по его мнению, действует в окружающем мире (мы рассказывали об этом принципе выше в очерке «Метафизика закона Мэрфи»). Для доказательства своей гипотезы Юнг провел даже специальную проверку, которая получила название «астрологического эксперимента». В этом эксперименте сопоставлялись гороскопы 483 супружеских пар. Юнг не получил однозначных результатов, но, по его утверждению, выявил «тенденцию», которая состояла в том, что у счастливых пар вероятность, «подходящих для брака» гороскопов была заметно выше, чем у несчастливых. Увы, когда тот же эксперимент был повторен несколько лет спустя Арно Мюллером на значительно большем числе пар, «статистическая обработка результатов, — по словам исследователя, — не подтвердила ни одного из традиционных астрологических предположений относительно брака». Тем не менее люди и сегодня продолжают читать гороскопы и выискивать в сенсационных разделах газет сообщения о всевозможных «загадочных совпадениях».
Не так давно немецкий автор Шольц опубликовал объемистую книгу «Случай и судьба», в которой собрал превеликое множество примеров таких совпадений, от самых расхожих (три выигравших номера в лотерее были 777, 77 и 7, и все они оказались в руках одного и того же человека) до весьма изощренных (во время шторма в Берлине была разрушена мраморная статуя работы скульптора Крауса, а на следующий день сам скульптор умер от инфаркта, и в ту же минуту в его саду упала с пьедестала копия той же статуи). Многие, прочитав эту книгу, наверняка пожмут плечами и спросят: «Ну и что?» Но еще большее число людей, скорее всего, сочтет все эти примеры «неслучайными». Разве случайно, скажут они, что Япония пережила серьезное землетрясение именно 7 декабря 1944 года, как раз в годовщину японского нападения на Пёрл-Харбор? При этом они даже не задумываются над тем, сколько землетрясений происходит в Японии каждый год.
И это показывает нам, что суеверия — вовсе не ошибки наблюдения, не проявление «недостаточной рациональности» и не следствие «неправильного обучения». Хотя все эти факторы играют определенную роль в появлении суеверий, они не исчерпывают всех причин их возникновения. В конце концов многие ученые, от Кеплера до Менделеева и Крукса, которых никак нельзя обвинить в недостатке логики, были суеверными, людьми. Увы, за суевериями, как уже сказано, стоит глубинная когнитивная и психологическая потребность человека в объяснимости и гармонии окружающего мира, и до тех пор, пока эта потребность будет сохраняться, будут в том или ином виде сохраняться и суеверия.
Люди будут прибегать к своим приватным или общепринятым ритуалам поведения и формам мышления, какими бы «иррациональными» они ни казались с точки зрения науки и здравого смысла. Не зная будущего и страшась его, они будут «на всякий случай» обходить стороной черных кошек и стучать по дереву, — пусть и со смущенной улыбкой. Ибо, как сказал выдающийся этолог Конрад Лоренц, «когда живое существо не знает связи между причиной и следствием, самой правильной стратегией выживания для него является та, которая дает ему уверенность, основанную на прежнем опыте».
Конечно, животные, как и люди, способны изменять свое поведение в изменившихся условиях, способны «идти на риск неведомого» — в противном случае не было бы эволюции; но на каждом новом этапе развития их поведение и сознание снова обрастают суевериями и предрассудками. И даже развитие науки не меняет этой ситуации, ибо наука сама порождает новые суеверия — вспомним хотя бы
