демонстрируют явные признаки былой могущественности; другие столь же явно свидетельствуют о своей полной незначительности. Если греческие мифы действительно содержат зерно исторической правды, как считал Фукидид, то как это доказать? Если вдуматься, Гомер рассказывает историю, в которую на первый взгляд, зная школьную историю Греции, действительно трудно поверить. Он утверждает, будто в XIV–XIII веках до н. э., т. е. чуть ли не за тысячу лет до той «классической эпохи», которую мы, собственно, и привыкли считать «Древней Грецией», здесь уже существовала могущественная цивилизация, охватывавшая почти всю территорию этой страны, включавшая в себя разбросанные по ней многочисленные города-царства во главе с Микенами и способная одновременно выставить в поход сотни боевых кораблей и тысячи воинов, как описывается в «Илиаде». В это трудно поверить еще и потому, что упоминаемые Гомером центры этой цивилизации: те же «богатые золотом» Микены, «крепкостенный Тиринф», «пыльный Πилос», «обильный стадами Орхоменос» и другие — уже в Гомеровы времена представляли собой крохотные, нищие городки, а то и просто груды развалин, да и вся греческая земля была не более чем полупустынным, нищим, безрадостным и необжитым пространством, где лишь предстояло спустя столетия подняться городам и крепостям, дворцам и храмам классической эпохи. Разумеется, Месопотамия или, скажем, Палестина тоже выглядели, еще и в XIX веке, пустынными, нищими и безрадостными, хотя, как мы знаем, за тысячи лет до того здесь действительно сменяли одна другую великие культуры. Но о тех культурах хотя бы свидетельствовали письменные памятники далекого славного прошлого, а единственным «доказательством» существования гомеровской «героической эпохи» был только рассказ самого Гомера да мифы и легенды весьма сказочного, скажем мягко, характера».
Отыскать письменные памятники гомеровской «микенской цивилизации», изображенной в «Илиаде», нечего было и думать — еще и в начале XX века считалось, что письменность в Греции появилась не раньше, а то и позже Гомера, в VIII веке до н. э., то есть спустя добрых четыре-пять столетий после пресловутой Троянской войны. Стало быть, археолог, ищущий следы этой войны, мог уповать лишь на раскопки в тех местах, которые Гомер упоминал в связи с походом на Трою, — прежде всего, понятно, на раскопки самой «Приамовой» Трои и «Агамемноновых» Микен, но также, если повезет, — Орхоменоса, Тиринфа, Пилоса и многих других, что перечислены в пространном «списке кораблей» во второй главе «Илиады». Поскольку почти все эти города, как уже сказано, в виде развалин сохранились до нашего времени, обнаружить их местоположение не составляло особого труда. Вот как выглядел по состоянию на вторую половину XIX века примерный инвентарный список этого «гомеровского наследия».
Открывала список, разумеется, Троя. Со времен Гомера ее приблизительное местоположение было известно всегда. Практически не было такой эпохи, когда бы современники не могли уверенно указать, где находится этот знаменитый город (что, кстати, в немалой степени подкрепляло их веру в правдивость гомеровского рассказа). С гомеровских времен и вплоть до эпохи Александра Македонского, то есть на протяжении пяти с лишним столетий, в Малой Азии, вблизи пролива Дарданеллы, существовал город, именовавшийся «Эллинской Троей», или «Новым Илионом», с величественным храмом Афины и протяженными стенами, которые, по преданию, включали в себя и останки стен Древней Трои. Чуть позже, примерно в 300 году до н. э., полководец Александра Лизимах построил южнее этой крепости новый город, назвав его Александрией Троянской; этот город (во всяком случае, его развалины) просуществовал до римских времен. Через шесть столетий после Лизимаха римский император Константин (тот, что сделал христианство официальной религией империи) построил на месте бывшей «Эллинской Трои» еще один город, который впоследствии получил название «Византийской Трои». Эта очередная Троя, в свою очередь, просуществовала несколько столетий. Ее развалины видны были даже тысячу с лишним лет спустя, во времена султана Бехмета (взявшего Константинополь).
За эти тысячелетия (а от Гомера до Бехмета прошло как-никак две тысячи триста лет) Троя благодаря гомеровским поэмам превратилась в место настоящего паломничества — не было, кажется, такой исторически важной персоны, от Александра Македонского в 334 году до н. э. и до лорда Байрона в 1810 году н. э., кто не почел бы своим долгом лично приобщиться к древней славе этого места и произнести какие-нибудь подобающие ситуации слова. Александр Македонский, как утверждали его верноподданные биографы, нашел здесь (под алтарем храма Афины) меч «самого Ахилла», с которым отправился затем на завоевание Азии; Юлий Цезарь поклялся восстановить Трою и сделать ее столицей Римской империи; Константин Великий повторил эту клятву (что не помешало ему впоследствии перенести свою столицу на берега Босфора, в стратегически более важный Константинополь); и еще спустя тысячу с лишним лет упомянутый выше турецкий султан Бехмет, поставив ногу на указанную ему переводчиками «могилу Аякса», провозгласил, что, взяв Константинополь, он-де всего лишь отомстил грекам за разрушение Трои!
Словом, Троя — как город, как населенное место — была несомненной исторической реальностью — уже с времен «классической» Греции и вплоть до недавней современности. Печальный факт, однако, состоял в том, что уже к началу XVII века развалины последней по счету Трои тоже были полностью погребены землей. Как писал тогдашний английский автор, «даже руины были уничтожены». Одной из причин тому было беспощадное время, другой — усердно помогавшие ему небольшие, но частые землетрясения, по сей день весьма характерные для этих малоазийских мест. В результате ТОЧНОЕ знание местонахождения «Приамовой Трои» было утрачено. Ее европейским искателям (а любителей искать ее всегда хватало) приходилось руководствоваться разве что указаниями «Илиады» и некоторых греческих мифров.
Мифы эти, при всей их сказочности, содержали важные детали. Так, в одном из них (записанном в V веке до н. э. Аполлодором Афинским) рассказывалась «предыстория» гомеровской Трои. Жил будто бы некогда некий Илус, который заложил на западном берегу Малой Азии город Илион, он же Троя, окруженный мощными стенами и нависавший над самым проливом Дарданеллы, ведущим в Черное море и в Колхиду (от Дарданелл, надо думать, и название жителей Трои, которых Гомер зачастую именует «дарданцами»; впрочем, вполне возможно, что и наоборот: от жителей пошло современное название пролива). Илус якобы оставил свое Троянское царство сыну Лаомедонту, а тот, видимо, чем-то раздосадовал греков-ахейцев, потому что миф рассказывает далее, что великий Геракл, прервав, по разным «объективным причинам», свое участие в походе аргонавтов, решил навести порядок на берегах Дарданелл и предпринял поход против Трои. Поход оказался удачным для греческого героя и сокрушительным для Трои: Геракл сжег город, разрушил его стены, убил в рукопашной схватке царя Лаомедонта и посадил вместо него молодого Приама — того самого, которого в рассказе Гомера мы встречаем уже почтенным старцем с пятьюдесятью сыновьями, и двенадцатью дочерьми во дворце. Судя по этой детали, поход Геракла состоялся примерно за 2–3 поколения до Троянской войны (это значит: в XIV или, может быть, даже в XV веке до н. э.).
Если довериться этому сказанию, из него можно извлечь весьма любопытные выводы. Самым важным в местоположении Трои было то, что она прикрывала — проход в Дарданеллы. Троянцы, таким образом, владели ключами к Черному морю. Это обстоятельство было крайне существенным. Поскольку греки издавна вели торговлю с народами на черноморских берегах (не случайно аргонавты искали золотое руно именно в Колхиде), свобода судоходства через Дарданеллы была для них, надо думать, весьма небезразлична; троянцы же эту свободу, видимо, пытались ограничить — в свою, разумеется, пользу. Это позволяет думать, что сказание о походе Геракла на Трою является одним из отголосков этой давней и длительной «борьбы за проливы» между греками и троянцами. Комментируя это сказание, Р. Грейвз («Греческие мифы», 1955, гл. 137) замечает, что «Лаомедонт, видимо, препятствовал греческим торговым экспедиция в Черное море, и приструнить его можно было, только разрушив город, владевший Дарданеллами». Не был ли, в таком случае, и следующий поход греков на Трою — тот, что описан Гомером, — еще одной такой «карательной экспедицией»?
Как бы то ни было, всего сказанного еще недостаточно, чтобы найти, где в точности располагалась древняя Троя. Но, к счастью, есть ведь рассказ Гомера, а рассказ Гомера, надо сказать, в любом своем месте изобилует живыми, точными и зримыми деталями. И там, где Гомер описывает Трою, тоже так и видишь — могучие стены на высоком холме над равниной и две извивающиеся по ней реки (Скамандр и Симиос, ныне турецкие Медерес и Думрек Су), по которым корабли греков поднимаются почти к самым стенам;.так и слышишь вой бешеных ветров, бушующих над осажденным городом; так и ощущаешь жар, идущий от одного из бьющих под стенами источников, и ледяной холод, идущий от другого… — но здесь, пожалуй, лучше передать слово самому Гомеру (песнь 22-я, строки 145–153, сцена погони Ахилла за Гектором):
