черный шелковый халат, который ему очень шел.
— Как я оказалась здесь? — обрела она наконец дар речи.
— Я принес тебя сюда, дорогая, одурманил древней гавайской настойкой, а потом мы страстно любили друг друга. — В его глазах прыгали бесенята.
Саманта застонала.
— Так я и поверила тебе. Ладно уж, давай кофе пить, а то остынет. — Она протянула руку и взяла чашку, а другой отбросила со лба прядь волос.
— Ты прелестно выглядишь. Мне особенно нравится, когда твои волосы в беспорядке окутывают тебя, а лицо со сна такое беззащитное… И тебе очень идет эта сексуальная ночная рубашка.
Саманта покраснела и стала натягивать простыню на свою почти голую грудь. Тара постаралась, чтобы рубашка прикрывала как можно меньше тела.
— Почему ты не поверила, что мы занимались любовью?
— Потому что ты не мог поступить так нечестно.
— Правильно, ты умница. У меня в голове не только секс, хотя я и отдаю ему предпочтение перед такими высоконравственными понятиями, как дружба и…
— Но ты же мужчина, — перебила она его.
— Тонко подмечено, дорогая.
Саманта засмеялась и взялась за третий круассан.
— Какие же ты придумал еще развлечения?
— Если бы я стал перечислять все, что могу тебе предложить, нам не хватило бы и месяца для отдыха здесь.
— Дэвид, скажи мне честно: неужели я тебе так интересна, что ты пошел даже на обман, чтобы затащить меня сюда?
Он посмотрел на нее таким страстным взглядом, что у нее перехватило дыхание.
— Ты затронула мое сердце.
Глава девятая
Дэвид внимательно наблюдал, какое действие произвели на нее его слова. В лице Саманты было столько непосредственности, чистоты и веры, что он поражался: неужели ей двадцать девять лет? Где были мужчины, окружавшие ее? Почему они не разглядели эту прекрасную женщину? Да, она резка и независима, но это ей даже идет. Сейчас, в белой кружевной ночной сорочке, со спутанными светлыми кудрями, она была похожа на ангела и явно не сознавала своей прелести. Ему страстно захотелось заключить ее в объятия, сказать, что теперь у нее будет все, но вместо этого он взял ее за руку и чуть склонился к ней.
— Сэми, ты подаришь мне свою дружбу?
Ее голубые глаза широко раскрылись.
— Только дружбу? А остальное?.. А секс? Разве ты не хочешь секса?
— Только секса — нет! Что я, скот, чтобы жить одним сексом?
— Ты привез меня на этот дивный остров, устраиваешь мне романтические обеды, ужины, прогулки вдоль побережья, угадываешь мои желания — и рассказываешь мне сказки, что не любишь секс?
— Но что тебя тревожит? Да, я не схожу с ума по плотским удовольствиям. Я что, должен мычать, кидаться на женщин, громко стонать? — Дэвид еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. — Я просто жду, когда ты будешь готова для любви, а пока ты этого не хочешь, я буду твоим другом. — Дэвид замолчал, хотя его так и подмывало сказать ей, что больше всего на свете он мечтает стащить с нее эти кружева, которые называются ночной рубашкой, и тут же овладеть ею.
— Дэвид, я счастлива слышать это, но ты же так мало меня знаешь. — Она смотрела на него и понимала: он говорит не то, что думает, у него какой-то странный, затуманенный взгляд, он как-то прерывисто дышит.
Они замолчали, чувствуя все большее напряжение. Желание неудержимо рвалось наружу. Кто из них первый придвинулся, уже не имело значения, но минуту спустя они яростно сплелись в объятиях. Долго сдерживаемая страсть захлестнула их обоих. Сэми нашла его губы и не могла оторваться от них, забыв все на свете. Наконец они принадлежали друг другу. Его руки скользнули по ее телу, сорвали и отшвырнули рубашку, за которой последовал и его халат. Саманта жадно осматривала его нагое тело, которое она уже когда-то видела, но далеко и мельком, и вот оно перед нею, прекрасное, мускулистое и ее… ее… Он принадлежит ей.
Дэвид изнемогал от желания, он был давно готов, но она его чуть охладила:
— Дэвид, мы должны подумать…
— Сэми, о, Сэми, — прошептал он, задыхаясь.
Саманта закрыла глаза, поняв, что думать уже ни о чем не может.
Потом они лежали обнявшись, обессиленные, усталые, но такие счастливые, что казалось, это предел человеческих желаний.
— Сэми? — нежно окликнул ее Дэвид.
— Да?
— Тебе… было хорошо?
— Ты еще спрашиваешь! — Ей было немного стыдно за то, что так бурно выражала свою страсть, и она спрятала заалевшее лицо у него на груди.
— Ну-ка, посмотри на меня! Нечего прятаться, плутовка. — Он поднял лицо Саманты и нежно провел кончиком языка по ее припухшим губам. — Ты удивила меня, и это было прекрасно.
— Я сама себя удивила.
Дэвид прижал ее к себе еще крепче.
— Боже, как же приятно держать тебя в объятиях, — самодовольно улыбнулся он.
Они жили как в раю. Маленький романтический остров был создан для любви, и они предавались пылким ласкам на полянах, пляжах, под пальмами, особенно им нравилось быть вместе в воде. Волны качали их, и они следовали их ритму, наслаждаясь друг другом.
Саманта совершенно освоилась, уверенность, что она желанна, что она сейчас для Дэвида единственная женщина, придавала ей чарующую прелесть. Лишь изредка у нее мелькала мысль: а как она будет жить без этого совсем скоро? Но Саманта тут же прогоняла ее, чтобы ничем не омрачать дни любви, и страстно прижималась к Дэвиду… Потом, потом как-нибудь все образуется.
Дэвид откровенно восхищался красотой Саманты, а когда прохожие оборачивались им вслед и одобрительно цокали языком, показывая на Саманту, он был несказанно горд своей избранницей. Но особенно она ему нравилась, когда нагая выходила из моря, напоминая ему Венеру, только что рожденную из пены. Он хватал ее, жадно сжимая в объятиях, и не мог насытиться ею…
Дэвид уговорил Сэми продлить эти так называемые каникулы: она же умница, все догонит, тем более после такого отдыха у нее будет полно сил.
В воскресенье утром они лежали в кровати, расслабленные и томные после бурной ночи. Дэвид крепко обнимал ее, вдыхая запах чуть выгоревших волос, который его страшно возбуждал. Как эта страстная женщина могла жить все эти годы без мужчины? Дэвид не понимал этого, хотя она уже не раз говорила ему, что как раз страстным женщинам труднее всего: они не могут притворяться.
Им опять овладело желание, он был готов любить ее и, чтобы она тоже захотела его, стал целовать ее грудь, шею, губы. Сэми ответила ему так же самозабвенно, как и совсем недавно, на рассвете. Потом они лежали, довольные друг другом и уже совершенно успокоившиеся.
— Сэми, я все-таки не понимаю, почему ты одна? Почему снова не вышла замуж?
