двух турецких провинциях, которые Франция предоставляла своей союзнице? Сначала Александр требовал, чтобы присоединение Финляндии к его владениям было признано в точных выражениях; Наполеон был не прочь на это согласиться.[634] Затем это требование было оставлено. Царь видел в этом мало пользы, он усматривал даже в подобном требовании некоторую опасность, так как Наполеон мог потребовать назад другие уступки. О Финляндии было сказано только в вышеупомянутой статье. Об участии других частей Шведской монархии, по-видимому, не поднималось вопроса, хотя Александр получил полную свободу продолжать войну на Севере и придать ей большие размеры; условились только на статье 13-й предоставить Дании расширить ее территорию пропорционально ее жертвам и ее услугам.
Что касается Молдавии и Валахии, вопрос стоял иначе. Хотя Наполеон и сознавал, что поведение Австрии, делая необходимым соглашение с Россией, обязывало его к большей уступчивости, тем не менее он все-таки ставил некоторые оговорки. Он давал слово не препятствовать присоединению княжеств к России, но просил своего союзника не пользоваться тотчас же этим правом и сохранить его в тайне в течение нескольких месяцев. Он хотел, чтобы Россия, прежде чем объявить туркам о своем желании оставить за собой обе провинции и этой ценой обусловить мир, подождала исхода переговоров с Лондоном. Он рассуждал следующим образом: Сент-Джемский кабинет упорно стремится помириться с Портой и привлечь ее в свой союз. Турки еще колеблются, так как они еще не вполне потеряли веру в Наполеона и воображают, что Франция поможет им отстоять неприкосновенность их территории. Но, если царь, по возвращении из Эрфурта властно потребует от них уступки обеих провинций, они поймут, что Франция их покинула, изменила им и предала их. В припадке отчаяния они снова кинутся в объятия Англии и отдадут в ее распоряжение все средства своей империи. Мы обольщали себя надеждой, что замкнули нашего врага в его морских владениях; благодаря же этому обстоятельству, он появится на суше не только в Испании, но и на Востоке. Овладев вновь, благодаря захвату двух его окраин, европейским континентом, он почувствует себя в лучших для ведения борьбы условиях и приобретет мужество упорно поддерживать ее. “Он снова найдет союзника, – говорилось в вышеупомянутой ноте, – приобретет открытые двери для своих произведений и проникнет в Черное море. Для России мир будет затруднен, война поставлена в менее выгодные условия”.[635] – “Если же мир между Россией и Портой”, – говорил сам Наполеон, выдвигая другой довод, – будет заключен во время переговоров с Англией, это событие будет более чревато затруднениями, чем выгодами, так как Англия лучше уяснит себе вопросы, которые обсуждались в Эрфурте. Договор, заключенный с Портой, ясно покажет ей, что мысль о разделе отложена и что ей нет поводов особенно бояться”.[636] Итак, пусть Россия удовольствуется пока занятием двух провинций, пусть смотрит на них, как на свою собственность, управляет ими, устраивает их по своему желанию и организует там защиту против нападения, откуда бы таковое ни последовало; но в настоящее время пусть она откажется от требования их уступки в Константинополе. Дело идет вовсе не об отсрочке ее права на владение, а только об отсрочке официального его признания.
К несчастью, всякое, хотя бы незначительное, ограничение в деле пользования предоставленными выгодами имело дар портить настроение русских и приводить их в дурное расположение духа. Единственный пункт, по которому Александр и его министр привезли в Эрфурт уже готовое мнение, пункт, на котором они твердо стояли, решив отклонить всякий компромисс, была признанная ими обоими необходимость доставить своему государству немедленное расширение границ за счет Турции. В этом отношении их решение было установлено твердо и бесповоротно. Главный упрек, который они делали французской политике, состоял в том, что она до сих пор платила им только обещаниями, исполнение которых откладывалось Наполеоном в продолжение целого года. Беспокоясь по поводу этих повторных отсрочек, устав ждать, они спешили выйти из этого положения, и Румянцев выражался по этому поводу с почти грубой откровенностью; он говорил Шампаньи: “Мы не можем согласиться на продление существующего уже целый год положения вещей; оно слишком идет вразрез с нашими интересами; мы для того и приехали сюда, чтобы объявить вам, что намерены положить этому конец”.[637] Опираясь на слова, сказанные Наполеоном в Тильзите, как на нечто, дающее им известные права и на услуги, оказанные Россией общему делу, они прибыли в качестве нетерпеливых кредиторов, желавших использовать свои права, и требовали уплаты долга, который, по их мнению, следовало взыскать уже много месяцев тому назад. Предпочитая частичное, но данное тотчас же удовлетворение надежд на безграничные выгоды в будущем, предпочитая приобретение княжеств cейчас же обещанию Константинополя в будущем, они cгорали от желания доставить России вполне определенное и бесспорное приобретение. Можно было подумать, что царь дал клятву своим подданным – не возвращаться из Эрфурта, не привезя им с собой клока Турции.
Кроме того в своих отношениях к Наполеону Александр и Румянцев дошли до такой степени недоверия, что каждое слово императора принимало в их глазах подозрительный смысл и заключало в себе западню. В настоящем случае им казалось, что требуемая отсрочка содержала в себе отрицание самой сущности их права. Они говорили себе: если Наполеон требует от них новой отсрочки, то только в надежде их обойти и обмануть. Пока они будут бездействовать и откладывать в долгий ящик предъявление туркам требований о формальном отречении от княжеств и завершении этого дела соответствующим трактатом, Наполеон покорит Испанию. Покончив с этой задачей, он устремит свое внимание на Восток. Если к тому времени мир с Англией не будет заключен, он вернется к своим первоначальным идеям. Так как война между русскими и Портой не будет окончена, он воспользуется этим, чтобы предложить им на обсуждение вопрос о разделе Турции. Это послужит для него средством вознаградить себя за эрфуртские уступки более значительными для Франции выгодами, даст ему повод вызвать нескончаемые затруднения и подвергнуть вопрос во всем его объеме новому рассмотрению.[638] С другой стороны, если мир с Англией будет заключен прежде, чем Россия успеет окончить свою распрю с Портой соглашением, которое будет служить Александру гарантией, что наполеоновская политика будет идти прежним путем? Разве император, который не будет более нуждаться в союзе на Севере, не может вернуться к туркам, не может поддержать их и оказать содействие их сопротивлению запоздавшим требованиям и, обманув доверие России, взять обратно те уступки, к которым вынудила его только настоятельная необходимость? Итак, по их мнению, необходимо было, чтобы восточный вопрос, вместо того, чтобы оставаться полуоткрытым, как того желала коварная политика, был окончен теперь же, в течение нескольких недель, пока Наполеон не может обходиться без России, и пока его собственная выгода служит гарантией его искренности. Сверх того, Александр и его министр хотели поскорее развязаться с делами на Дунае, чтобы приобрести свободу действий в Европе и не нуждаться в Наполеоне. Вот почему Румянцев и приступил с предвзятым намерением не быть уступчивым к обсуждению тех статей, с помощью которых в отстаиваемом Шампаньи французском проекте, составленном Талейраном по указанию императора, имелось в виду установить как настоящее положение княжеств, так и будущую их судьбу.
В первоначальной его редакции этот проект содержал восьмую статью, составленную так: “Его Величество Император Российский, исходя из того, что революция и беспорядки, волнующие Оттоманскую империю, лишают ее всякой возможности дать, а, следовательно, и всякой надежды получить от нее достаточные гарантии личной и имущественной безопасности жителей Валахии и Молдавии, решил отнюдь не возвращать княжеств, тем более, что только обладание ими может дать естественную и необходимую границу его империи. Его Величество Император Наполеон не противится решениям Его Величества Императора Всероссийского”.[639] Александр и Румянцев нашли эти выражения слишком слабыми и предложили заменить их другими, а именно; “Его Величество Император Наполеон согласен, чтобы Император Российский получил в державное обладание Валахию и Молдавию, принимая за границу Дунай, и признает с настоящего времени присоединение их к Российской империи…” После некоторого сопротивления Наполеон согласился, чтобы его согласие на намерения Александра было выражено в столь точной форме, и русская редакция была принята. “Если найдется более точная, более сильная формула для выражения нашего согласия и признания, мы примем ее, – сказал Шампаньи, – но во имя высокого значения восстановления мира ограничьтесь этим в настоящую минуту”.[640] Перешли к следующей статье, и спор возобновился с новой силой.
Эта статья давала России право вести переговоры о приобретении княжеств непосредственно с Портой, помимо нашего посредничества. Наполеон, который сначала стремился удержать за собой признанную за ним роль посредника, для того, чтобы, руководить переговорами, удовольствовался в конце концов следующей оговоркой: “Порте не будет сделано никакого сообщения о намерениях России до тех пор, пока
