эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: «идите с миром, грейтесь и питайтесь», но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе»
Странная это вера, если она стоит в стороне и ничего не делает. Правда, и благочестивые дела нас не спасут. Ничто из того, что мы можем сделать, нас не спасет. Но то, что мы делаем, показывает, кто мы на самом деле. Наши поступки либо удостоверяют подлинность нашей преданности Христу, либо выдают наше лицемерие. Одно из двух.
Иисуса всегда озадачивала и разочаровывала непоследовательность тех, кто утверждал, что любит Его. Это продолжается и по сей день. Обратите внимание на краткие, но волнующие высказывания Иисуса: «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди»
В другой раз Он выразил Свою мысль так:
«Вы — друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам»
Проникнитесь болью этих слов Иисуса:
«Что вы зовете Меня: «Господи! Господи!» — и не делаете того, что Я говорю?»
Вы встречали на бамперах наклейки с надписью: «Сигналь, если любишь Иисуса»? Но я как-то встретил и несколько иную наклейку: «Если любишь Иисуса, плати десятину. Сигналить может каждый!»
Да, все могут сигналить. Любой может выставить напоказ плакат «Я верю в Иисуса». Но наш Господь ожидает чего-то большего. И Он имеет право рассчитывать на большее.
Беда в том, что
Об этом хорошо сказал Ллойд Джон Оджилвай: «Принять Его! Принять величайшим
Разве не так? Да, мы готовы вознести Иисуса на золотой пьедестал. Но мы не желаем, чтобы Он восседал на троне!
Последовательность когда-то была названа драгоценностью. Нынче это, несомненно, самая редкая драгоценность — немногим приходилось ее видеть!
Эту историю рассказал Ч. В. Гарнетт в журнале «Инсайт». Семеро мужчин плечом к плечу мотыжили под палящим солнцем огромный участок земли. Вечером должен был вернуться хозяин и проверить их работу.
В полдень работники сменили мотыги на котелки с едой и уселись в тени. В то время как другие начали обедать, седовласый — они звали его Старый Лу — опустился на одно колено и склонил голову. Они уже привыкли к этому ритуалу и не обращали на него внимания. Полчаса, отведенные на обед, пролетели слишком быстро, и старый Лу вновь взялся за мотыгу.
«Посиди, Лу. К чему торопиться в такую жару? — предложил Дан. — Хозяин ничего не заметит, если мы отдохнем лишние пятнадцать минут.
«Вы, парни, поступайте, как хотите», — ответил старый Лу и покинул тенистый уголок.
Когда он отошел подальше, Дан покачал головой. «Не понимаю я этого. Что изменится из-за лишних пятнадцати минут отдыха?»
«Для него — многое. Честная работа — это часть его религии», — подал голос молодой Лу. Так они называли его, чтобы отличать от пожилого.
«Знаешь, ты не должен за него заступаться, потому что ухаживаешь за его дочкой, — предупредил Дан. — А я смотрю на это так: мы работаем, потому что должны. И если я сделаю себе небольшую поблажку, кому это повредит?»
«Это повредит ему, — пытался объяснить молодой Лу. — В договоре сказано, что обед длится полчаса».
«Не верю я ни ему, ни его дурацкой религии», — твердил свое Дан.
Но Билл с ним не согласился: «Он отличный парень и никому не надоедает».
Тут в разговор вмешался Руб: «Я им восхищаюсь, вот если бы только не его странная религия».
На что молодой Лу ответил: «Погоди! Его религия — это и есть то, из-за чего ты им восхищаешься. Невозможно одно отделить от другого! »
Чтобы ослабить возникшее напряжение, Том Уилсон рассказал анекдот. Билл вспомнил еще один, а Руб рассказал свой любимый. О времени забыли.
Внезапно Руб воскликнул: «Эй! Посмотрите на часы!»
Они вскочили и побежали на поле.
«Старик, должно быть, уже прошел до конца участка и вернулся!» — крикнул Дан.
«Хозяин узнает, что мы лодырничали!» — отозвался еще кто-то.
«Старик, наверное, все ему расскажет», — предположил Дан.
Но молодой Лу возразил: «Ничего он не расскажет. Наши борозды скажут сами за себя».
Издалека они увидели старого Лу, склонившегося с мотыгой над бороздой. Подбежав ближе, они остановились как вкопанные. Как они и предполагали, борозда старого Лу ушла далеко вперед по сравнению с тем, что была до обеда.
Они не верили своим глазам, но когда они увидели, как старик переходит с одной борозды на другую, поняли, что это явь. Старый Лу переходил от одной борозды к следующей, ведя каждую из них вровень со своей!
Вот это проповедь! Проповедь человека с мотыгой в руках!
Друзья мои, что, если бы любовь Господа к нам ограничивалась одними словами, не подкрепленными делами? Что, если бы Иисус не стал утруждать Себя приходом на нашу землю и не принял бы за нас смерть? Что, если бы Он отринул нас, как поломанные игрушки, и создал вместо нас новых людей? Что, если бы Он проливал Свои Божественные слезы над нашими невзгодами и посылал нам только патетические послания, исполненные красноречивого сочувствия к нашему бедственному положению? И ничего более.
Что, если бы Он показался из-за туч и подкрепил Свои уверения в любви небесным фейерверком, но обещаний Своих никогда бы не выполнял? Что, если бы Он дошел до самой Голгофы, но решил, что важнее спастись Самому, чем спасать нас?
Мы прославляем в пении любовь Бога и говорим, что потребовался бы величайший свиток бумаги и океан чернил, чтобы рассказать о ней. Но задумывались ли вы о том, каким мрачным был бы наш мир, если бы не было Голгофы? Всего лишь свиток, развернутый от неба и до неба!
Благодарение Господу, что это не так!
А как насчет
Многие люди считают, что с тех пор, как они признали Христа, им ничего больше не надо делать; они также полагают, что в момент обращения мы спасаемся раз и навсегда, а делаем ли мы что-либо впоследствии или не делаем, уже не изменит наш статус спасенных.
Но так ли это? Разве обращение — каким бы оно ни было искренним — освобождает нас от свободы выбора? А если человек, сегодня искренне преданный Христу, вдруг завтра или на следующей неделе, или через год передумает и начнет служить сатане? Может случиться, что человек сегодня желает быть спасенным, но когда-нибудь в будущем не захочет этого? Спасет ли его Господь — вопреки его воле?
Задумайтесь еще раз об Иисусе. Что, если бы Он решил умереть за нас, а потом передумал? Разве были бы мы спасены только потому, что у Него когда-то появлялось намерение спасти нас?
Каким необыкновенным было обращение апостола Павла! Но означает ли это, что после пережитого
