Мальберг улыбнулся. Макс остался таким же напористым типом. Это касалось и его отношений с женщинами.
— Катерина, — ответил Лукас, — ее зовут Катерина, она журналистка. И если увижу, что ты к ней подкатываешь, немедленно съезжу тебе по зубам.
Оба задорно рассмеялись.
— Но если серьезно, — снова сказал Мальберг, — Катерина не единственная причина моего пребывания в Риме. Я здесь уже два с половиной месяца… из-за Марлены.
— Марлены Аммер? Дружище, неужели она запала тебе в сердце? Вы только посмотрите! От тебя меньше всего можно было ожидать, что ты будешь встречаться с двумя женщинами одновременно. Должен признаться, Марлена сейчас шикарно выглядит. Вспомни только школу! Эти чудовищные самодельные свитера, в которых она ходила…
— Макс! — попытался остановить школьного друга Лукас. — Марлена умерла.
— Что за чепуха? — Сидов растерянно уставился на Мальберга. — Этого не может быть, — тихо добавил он. — Несчастный случай?
— Марлену нашли мертвой в ванне.
— Инфаркт?
Мальберг отрицательно покачал головой.
— Есть доказательства, что ее убили.
Сидов нервно взглянул на часы. Он уже опаздывал. Несмотря на это, он присел за столик Лукаса.
— Это ужасно, — произнес он. — Убийцу поймали?
— Нет. Его особо и не старались найти.
— Что это значит?
— Следствие было остановлено Очень темная история Марлену похоронили тайно. И пе иод своим именем, а как безымянный труп. На надгробном памятнике стоит странное имя Иезавель и цитата из «Откровения» Иоанна: «Не
— Звучит жутко!
— Но и это еще не все. На тайных похоронах присутствовала делегация от Римском курии и минимум два кардинала. Вход в квартиру Марлены на Виа Гора замуровали. В комнате бывшей консьержки живет теперь какая-то монахиня, которая никогда даже не слышала о Марлене Аммер. Лучшая подруга Марлены, маркиза Фальконьери, была застрелена среди бела дня у своего дома.
— Лукас, ты пытаешься навешать мне лапшу на уши? — Сидов недоверчиво взглянул на приятеля.
— Хотел бы я, чтобы все так и было. Нет, Макс, это правда. Даже если все это звучит как сюжет для триллера. К сожалению, я был последним, кто звонил Марлене, и в результате оказался под подозрением. С тех пор за мной охотилась полиция. Несколько дней назад постановление о моем аресте аннулировали. Теперь ты, наверное, поймешь, почему я сам решил расследовать это дело.
— Ты уже далеко продвинулся?
— Да что ты! Чем больше я углубляюсь в таинственную историю о смерти Марлены, тем больше меня самого затягивает это дело. Иногда я чувствую себя в роли Ричарда Кимбела из фильма «Беглец».
— И у тебя есть какие-нибудь догадки?
Мальберг махнул рукой.
— Все, что произошло за последнее время, — это чересчур для простого антиквара. Но вот что еще осложняет дело: хотя мы с Марленой два года сидели за одной партой, я, как оказалось, совершенно не знал ее.
— Но ведь на встрече одноклассников, — перебил его Сидов, — каждый рассказывает о себе по заранее спланированному сценарию: мой дом, мой бизнес, моя машина, моя любовница.
— Так и есть. И только один человек умолчал о своей жизни — Марлена.
— Да, теперь, когда такое произошло… Ты, вероятно, прав. О Марлене никто ничего не знает толком. Ты, например, знаешь, что у нее есть симпатичная младшая сестра, на пару лет моложе ее? Она, кстати, работает стюардессой в «Люфтганзе». Ее зовут Лиана.
— Нет, впервые слышу.
— Однажды ее имя, Лиана Аммер, стояло у меня в списке экипажа. Я ее спросил: «Вы случайно не родственница Марлены Аммер?» Ну, фамилия не так часто встречается. Она ответила, что сестра Марлены. Но позже Лиана призналась, что они друг друга недолюбливают. Таких сестер нечасто встретишь.
— У тебя есть адрес этой Лианы? — встрепенулся Лукас.
— Нет. Знаю только, что она живет во Франкфурте. Но давай вернемся к Марлене и ее таинственной жизни. Я тебе должен еще кое-что рассказать. Это было сразу после нашей встречи одноклассников. В небольшом перерыве между полетами я был в Риме. Чтобы убить время, я разглядывал телефонную книгу и нашел номер телефона Марлены. Я позвонил ей и пригласил поужинать в ресторан на ее выбор. В конце концов, она ведь лучше знает город, чем я. Она пришла. Но с собой притащила очень странного типа.
— Странного типа? Нельзя ли поподробнее?
— Проклятие, он был намного старше ее и совсем не походил на мужчину, о котором мечтает женщина. Понимаешь, что я имею в виду? Кроме того, у меня сложилось впечатление, будто он следит за каждым словом, которое произносит Марлена. А когда я спрашивал о чем-нибудь, он перебивал меня и менял тему разговора. Кстати, он оказался левшой, как Альберт Эйнштейн, Билл Клинтон… и я, и это единственное, что мне в нем понравилось, — сказал Сидов и не без иронии добавил: — Надеюсь, тебе не надо напоминать, что все левши от природы обладают особо развитым интеллектом…
— Я знаю, Макс, знаю, — перебил его Мальберг. — Ты это доказал еще в школе. С этой точки зрения, я тоже от природы очень одаренный правша. Расскажи лучше о кавалере Марлены. О чем вы говорили?
— Да ни о чем. Это был довольно скучный вечер.
— Но кем был этот тип? Он же должен был как-то представиться!
— Да, конечно. Но этот парень мне так не понравился, что я забыл его имя уже через десять минут. — Сидов снова посмотрел на часы: — Ну, мне пора. Рад был встрече. Мне кажется, за все время в школе мы так много не разговаривали. Я буду тебе благодарен, если не откажешься держать меня в курсе событий по делу Марлены.
Мальберг клятвенно обещал. После того как они обменялись номерами телефонов, Макс Сидов исчез в воротах терминала для пилотов и членов экипажа.
Тем временем завтрак Мальберга совсем остыл.
Из громкоговорителя раздался голос:
— «Алиталия» сообщает о посадке на самолет AZ 0432, вылетающего в Мюнхен. Просим пассажиров подойти к посадочному трапу 33.
Мальберг задумчиво поднялся. У него из головы не выходил рассказ Сидова о его встрече с Марленой и таинственным незнакомцем. I
Глава 48
После загадочного похищения государственный секретарь Филиппо Гонзага стал очень замкнутым. Он роптал и на Бога, и на весь мир. Из-за подорванного здоровья кардинал отказывался служить утреннюю мессу в Сикстинской капелле, хотя за последние годы это стало для него привычным делом.
В это утро он, как всегда, сидел за своим письменным столом в окружении многочисленных бумаг, которые накопились за последнее время. Только когда Соффичи исчез, Гонзага осознал, что для него значил этот человек. В такие моменты он почти раскаивался, что иногда скверно обходился с монсеньором.
На столе зазвонил телефон. Гонзага поднял трубку и угрюмо произнес:
— Да?
— Это кабинет государственного секретаря? — спросил энергичный женский голос.
