Зеркальщик

мальчишку, сопровождавшего зеркальщика.

Мельцер не обратил внимания на слова египтянина и сказал:

– Я пришел, чтобы забрать буквы, которые я дал тебе на сохранение.

Али пробормотал слова сочувствия по поводу того, что зеркальщику не удалось бежать вместе с Симонеттой. Но денег, к сожалению, нет: капитан корабля потребовал плату вперед.

– Ну хорошо, хорошо, – ответил Мельцер, – деньги мне не нужны, мне нужны мои буквы!

Али закатил глаза:

– О, я берег ваши буковки как зеницу ока, мастер Мельцер, потому что знаю, как они важны для вас!

– За это я тебе хорошенько заплатил, египтянин!

– Конечно, мастер Мельцер, вы всегда были великодушны по отношению ко мне. Но я прошу вас об одном: не говорите никому, чем я здесь занимаюсь! Вы же знаете, что мне нужно кормить больную мать и четырех сестер.

Зеркальщик улыбнулся и заверил, что ему нет никакого смысла выдавать Али, ведь в конце концов они – давние союзники.

Али Камал остался доволен его словами и выудил из-за стены из мешков и сундуков деревянные ящики с буквами, которые дал ему Мельцер на сохранение семь недель назад.

– Я ведь могу на вас положиться, мастер Мельцер? Вы никому не расскажете о моем занятии?

– Я подумаю над этим, – ответил Мельцер, оставив вопрос открытым.

Глава XIII. Мечты Леонардо Пацци

– Мессир Мельцер, Sua Altezza дож Фоскари поручил мне, первому среди всех уффициали, заботиться о вас, чтобы вы могли заниматься высоким поручением Серениссимы. Меня зовут Бенедетто. На мужчине, стоявшем в дверях нового дома зеркальщика, была униформа из красно- синей парчи, которую Михелю уже не однажды доводилось видеть, и высокая красная шляпа, напоминавшая колпак дожа. Как обычно, у Бенедетто был с собой арбалет, ведь он считался лучшим стрелком Венеции и иногда ради развлечения подстреливал голубей на лету. Прежде чем Мельцер успел ответить, Бенедетто продолжил:

– На Рио-Сан-Лоренцо ожидает баржа с предметами домашней обстановки, которые выбрал для вас Sua Altezza. Их сделали лучшие плотники города. Носильщики уже готовы. Мы можем начинать разгружать?

Мельцер недоверчиво кивнул. После этого уффициали подал знак, и сильные мужчины стали вносить дорогую мебель: сундуки из светлой итальянской сосны, столы и кресла из темного эбенового дерева, части кровати, которая своим расшитым золотом балдахином и тяжелыми шторами по обе стороны напоминала маленькую сцену театра теней неподалеку от кампо Санта-Маргарита.

Хотя никто из носильщиков и словом не обмолвился с Мельцером, каждому предмету обстановки нашлось свое место, да так, словно он был изготовлен специально. Зеркальщик был удивлен. Но жизнь научила его тому, что ничего в мире не бывает просто так и подарки «от чистого сердца» обычно оказываются с подвохом.

Бенедетто, увидев, что Мельцер недоверчиво отнесся к обстановке своего нового дома, мимоходом заметил:

– Sua Altezza дож считает, что только тот человек, который чувствует себя комфортно, может хорошо выполнять свою работу.

– Дож очень мудр, – весело ответил Мельцер, – только как тогда быть с убеждением венецианцев, будто бы дож чрезвычайно скуп?

– Умеренная скупость еще никому не вредила, мастер Мельцер, – ответил уффициали.

Зеркальщик кивнул:

– По крайней мере, самому скряге точно!

Оба рассмеялись, и носильщики удалились.

– Если у вас есть еще какие-либо пожелания… – начал Бенедетто, вопросительно глядя на зеркальщика. – Я уполномочен выполнять любые ваши прихоти, мессир Мельцер.

– Для полного счастья, – воскликнул Мельцер, – не хватает только, чтобы вы привели в дом женщин для поддержания моего хорошего настроения!

– Это пожелание или насмешка?

Мельцер поднял руки.

– Послушайте меня! Пока что женщин с меня довольно, и я точно знаю, что говорю.

Уффициали понимающе кивнул и сказал:

– Если все же они вам понадобятся, непременно скажите мне. В Венеции достаточно красивых женщин, которые умеют молчать. Поймите меня правильно, порученное вам задание должно сохраняться в строжайшей тайне. Таково желание Его Преосвященства папского легата. А ведь никто не способен разболтать больше тайн, чем разочарованная или отвергнутая любовница. Поэтому я осмелюсь попросить вас: если вас будет снедать страсть – а кто же из нас не сталкивался с таким испытанием – обращайтесь ко мне. Я пришлю вам прекраснейших женщин Серениссимы, каких вы только пожелаете.

– Мне это не понадобится, – резко закончил разговор зеркальщик, выпроваживая уффициали за дверь.

Оставшись в одиночестве в обставленном новой мебелью доме неподалеку от кампо Сан-Лоренцо, где было все, чтобы ему было удобно, Мельцер вернулся к мыслям о Симонетте. Их совместно проведенные ночи проносились у него перед глазами, но чувства, которые возникали при этом, колебались между ненавистью и желанием. Зеркальщик ненавидел Симонетту за то, что она обманула его именно с Лазарини, этой старой жабой. Но в той же мере, в какой Мельцер ненавидел свою прежнюю любовницу, он ее и желал. Он мечтал о том, чтобы гибкое тело Симонетты прижалось к нему, мечтал дотронуться до густых черных волос, ощутить прикосновение белоснежных пальцев, которые так искусно щиплют струны лютни и извлекают из нее самые сладостные звуки. Михелю было стыдно перед самим собой, когда он тайком, как уличная дворняжка, прокрался в трактир, где когда-то пела Симонетта. Теперь там тянул свои тоскливые песни бродячий певец из Неаполя.

На то, чтобы обставить новую лабораторию, Мельцеру потребовалось несколько недель. Он нанял старую команду, с которой работал еще на Мурано. Всегда рядом с зеркальщиком был Бенедетто: он охотно помогал ему, принимал заказы на поставки и в кратчайшие сроки доставлял материалы, необходимые для исполнения задания Его Святейшества. Дерево и глина, свинец и олово, пергамент и корзины стояли в дальних комнатах до самого потолка.

Как раз в тот момент, когда Мельцер принялся выкладывать набор из отлитых букв, к нему неожиданно пришел посетитель.

Леонардо Пацци, который по-прежнему находился в Венеции, чтобы следить за приготовлениями к приезду Евгения Четвертого, должно быть, узнал от Бенедетто, что Мельцер снова приступил к работе. Однажды вечером, когда с Сан-Лоренцо еще доносились пронзительные крики птиц, в лаборатории Мельцера появился Пацци, чтобы, как он сказал, посмотреть, что да как. В отличие от их первой встречи в палаццо

Дукале, одет легат был неброско и походил на бродячего школяра. Зато его сопровождали двое охранников, которые стали у двери.

Пацци поинтересовался, выполняет ли дож свои обязательства и сможет ли Мельцер успеть к оговоренному сроку. Вдруг перед домом раздались громкие крики, словно там была драка. Легат, сдержанными манерами напоминавший Мельцеру ди Кремону, побледнел.

– Заприте дверь, жизнью заклинаю вас, мастер Мельцер, меня не должны здесь видеть!

Мельцер не знал, что происходит перед домом, и хотел внять просьбе легата, но прежде чем он успел дойти до двери, она распахнулась и в сумерках перед зеркальщиком появился человек, приземистую фигуру которого он тут же узнал: это был Чезаре да Мосто.

Да Мосто не сказал ни слова, повернулся, сделал знак своим сопровождающим, и те набросились на охранников Пацци, требуя впустить их. Затем племянник Папы прошел мимо Мельцера в лабораторию, где за одной из арок прятался легат.

Мельцер, последовавший за да Мосто, увидел, что у Пацци задрожали губы. Высокомерный папский