— Вы меня заинтриговали, Картер. И вы нашли решение загадки?
— Конечно, — спокойно ответил археолог, будто речь шла о каком-то пустяке. — Сначала я обратил внимание на сторону света. — Картер стал посреди камеры, указал на бога Амона с головой овна и сказал: — Вот там — юг. — Потом он повернулся к Осирису и произнес: — А там — восток, правильно?
Профессор кивнул.
— Второй вопрос, который я задал сам себе, касался указания меры длины — «половина колонны». Но и это мне удалось выяснить. Прежде всего я обратил внимание на ключ, который спрятан в большом колонном зале Карнака. Колонны там самые высокие в Египте, каждая в семьдесят футов. Половина этой длины — тридцать пять футов. Эта комната гораздо меньше. Я все просчитал и сделал чертеж. Я уже был готов сдаться, но в один прекрасный день меня осенило, и я разделил колонну пополам по вертикали. Вот у меня и получилась половина колонны! Карнакская колонна тридцать два фута в обхвате. Значит, половина — шестнадцать, четверть — восемь футов. И теперь давайте проверим, насколько правильна моя теория!
Картер взял профессора под руку и отвел к стене с Осирисом, отсчитывая футы один за другим. Отмерив длину стопы восемь раз в сторону запада, он приказал Шелли не двигаться с места.
— А теперь следите, профессор! Смотрите все время вперед на боковой проем в стене!
После этого Картер подошел к стене с изображением Амона, развернулся и громко отсчитал еще шестнадцать футов. Так он оказался позади Шелли на расстоянии полтора метра.
В тот же миг пол комнаты задрожал, послышался скрип перемалывающегося песка.
Шелли испуганно взглянул на потолок, словно боялся, что свод может обрушиться. Картер рванул керосиновую лампу вверх.
— Не двигайтесь, профессор! Не сходите с места! — В этот момент задняя стенка в каменной боковой нише начала двигаться, но не как дверь — вправо или влево, а перевернулась и через несколько секунд стала горизонтально по центру проема. Поднялось облако пыли.
— Картер, вы просто молодчина! — закашлявшись, воскликнул Шелли.
— Ну, вы же хотели увидеть, где хранятся мои чертежи. Теперь можете посмотреть! — Археолог осветил проем в стене, и перед глазами Шелли возникла ниша, в которой лежали папки и документы.
— А когда вы впервые открыли эту дверь, — нерешительно спросил Шелли, — что вы там обнаружили?
— Вы не поверите, профессор, ниша была пуста.
— Пуста? Но это значит, что до вас кто-то уже раскрыл тайну этого механизма!
— На самом деле это означает, — ответил Картер, который заметил на лице Шелли явное разочарование, — что вы мне не поверили.
— Нет-нет, — возразил профессор. — Вы же сами только что сказали, что до вас об этом тайнике никто не знал.
— Верно.
— Картер! — взволнованно воскликнул Шелли. — Вы врете. Вы не смогли бы в одиночку совладать с этим механизмом. Потому что, как вы мне только что показали, для того чтобы привести его в движение, нужно два человека.
Картер привык, что к нему относились с недоверием. Он даже не стал перечить или защищаться, лишь молча подошел к горизонтально стоявшей плите, толкнул ее двумя руками. Тяжелая дверь потеряла равновесие и со скрежетом опустилась в исходное положение. Потом Картер подошел к углу, где стоял мешок с песком, и притащил его на место, где только что находился Шелли. Сам же он вернулся на свое место — и как по мановению волшебной палочки все повторилось вновь: боковой портал открылся.
— Вот и вся тайна, — произнес археолог. В его голосе звучала печаль. — Вся она основывается на механизме, который запускается, когда на плиты в полу давит вес в шестьдесят килограммов. Очевидно, именно столько весил взрослый человек во времена Рамзеса II. Я это проверил: всего на десять килограммов песка меньше, и все усилия будут напрасны.
Профессор подошел к археологу, протянул ему руку и сказал:
— Картер, я хочу извиниться перед вами. Мне кажется, я вас недооценил. Я думаю, вас вообще недооценивают.
— Будет вам, профессор! — отмахнулся археолог. — Я к этому привык. Выходцы из английской глубинки, которые живут на деньги других людей, привыкают ко всему.
Позже, когда Кристофер Шелли шел мимо скалистых утесов и безжизненных холмов назад к Нилу, он думал, что такой человек, как Картер, на самом деле знал намного больше, чем выдавал.
Омар поправлялся быстрее, чем ожидал доктор Мансур, и, как позже узнал мальчик, в основном благодаря дорогим лекарствам, которые профессор купил за свои деньги. Шелли чувствовал за собой вину в том, что случилось с Омаром, и пытался отплатить любыми возможными способами. Профессор даже пообещал Омару выполнить какое-нибудь желание, если, конечно, это будет в его силах. Омар попросил один день на размышление, и Клэр, жена профессора, уже думала, что мальчик придумает что-то несбыточное или невозможное. Но как же была удивлена супружеская пара, когда Омар выказал лишь желание научиться читать и писать. С тех пор Омар каждый день ходил в школу к старому Тага, уважаемому чтецу Корана. В своей школе тот учил читать и писать слова Пророка.
Спустя пару недель Шелли снял дом на Шариа эль-Бахр, в котором нашлась маленькая, темная, но лично для Омара подготовленная комната. В кухне заправляла Нунда, рослая нубийка с широким лицом и грудями, похожими на спелые дыни из Файюма, которые она самоуверенно выставляла напоказ в вырезе белого халата. Нунда была дружелюбного, веселого нрава, и раскаты ее смеха гремели в доме с раннего утра до позднего вечера. По нубийской привычке она категорически отказывалась называть людей их именами, что казалось ей вполне нормальным. Так, например, профессора она окрестила «достойный восхищения Пророк», его жену — «душистая ветвь тамариска», а Омара Нунда называла не иначе, как «доктор». Почему Нунда выбрала для него такое имя, оставалось загадкой, но Омар был польщен. Наверное, впервые в жизни он не чувствовал себя маленьким и униженным, ведь было видно, что его уважают и относятся с почтительностью.
Именно нубийка Нунда своими пышными телесами разожгла сексуальную страсть Омара. С присущей ему застенчивостью он старался под любым предлогом оставаться рядом с поварихой и был доволен, когда у него появлялась возможность тайно наблюдать за ней. Нунда, будучи вдвое старше Омара, конечно, заметила страстное томление Омара, которое возникало у мальчика просто от того, что они находились в одном помещении. Сначала она пользовалась своей властью над ним, поскольку ей доставляло удовольствие будоражить его чувства. Да, она была польщена вниманием Омара и провоцировала его нескромными движениями и прикосновениями. Она ждала от него только слова. Но паренек молчал.
Господь всемогущий, Омару было всего четырнадцать, ему нужна была мать, а не любовница! Поэтому Нунда взяла инициативу на себя. Однажды, когда Омар купался, сидя в деревянном корыте, поставленном в саду, Нунда подошла нему с ведром нагретой воды. Не сказав ни слова, она принялась намыливать его серым мылом. Омар вытянулся навстречу ее пышному телу, а Нунда с кажущимся спокойствием как ни в чем не бывало продолжала намыливать паренька, не забывая при этом и о его торчащем возбужденном члене. Лицо Омара исказилось в гримасе наслаждения, в экстазе он поднял глаза в белесое полуденное небо. В этот момент Омар больше всего желал, чтобы его тело было покрыто липким слоем грязи и чтобы Нунда еще сильнее терла его, ни в коем случае не останавливаясь. Груди в вырезе белого халата висели, как два спелых фрукта, и, когда Нунда поднялась, чтобы облить Омара горячей водой, это случилось: одна грудь все-таки вывалилась из выреза и вдруг повисла перед ним, голая и такая притягательная. Омар тихо простонал, словно ему было больно, и схватился мокрыми руками за нечто светлокожее перед своим лицом. Морщинистый сосок был окружен темным ореолом почти с ладонь. Заметив беспомощность мальчика, Нунда рассмеялась. Но этот смех был совсем иного рода, чем Омар слышал раньше. В нем не было никакого кокетства, это был благосклонный смех, смех несказанной теплоты.
— Доктор, — очень спокойно произнесла Нунда, — почему ты сопротивляешься своим чувствам? Радуйся, если у тебя что-то есть!
И тут Омар тоже рассмеялся и начал гладить Нунду, сначала нерешительно, потом все сильнее, с нарастающей страстью, при этом извиваясь, как рыба на нильском мелководье. Он окунулся в мыльную воду, вынырнул, громко фыркая, схватил Нунду и попытался затащить к себе в корыто. Она сопротивлялась,
