сложилось впечатление, что Муссе непременно хотелось доказать, что он совершенно не имеет отношения к делу.
Когда клиент ушел, я тут же спросил Муссу, не знакомо ли ему имя Гемал Гадалла.
— Нет, — неохотно ответил он. — Это было давно, все прошло, и я, признаться, этому очень рад.
Он также попросил меня никому не рассказывать об этой истории, потому что и без того из-за нее настрадался.
Я еще хотел спросить его, не говорит ли ему о чем-нибудь имя Джулиет Клейтон, но не успел этого сделать: Мусса молча проводил меня к двери.
Положение, в котором я оказался, напоминало ситуацию в покере: нужно было попытаться выиграть с плохими картами на руках. Но меня целиком захватила эта, без сомнения, таинственная история. Если сопоставить все, что до сих пор происходило, не принимая во внимание имена и места действия, то многое указывало на убийство. Я погрузился в размышления. Итак, это открытие столь абсурдно, что никто сначала всерьез его не воспринимает. Но все же первые результаты расследования представляют все совсем в ином свете. На аукционе умирает человек. Есть документальное подтверждение, что смерть наступила от разрыва сердца. Пока ничего странного. Имя умершего известно, но оказывается, что он был всего лишь двойником, при этом «подлинный» человек сидел в это же время в том же зале. Поверят ли в то, что, возможно, этого человека убили каким-то коварным способом — ядом или парализующей сердце инъекцией. Но человек, которого можно обвинить в этом преступлении, — просто какой-то призрак. Его нет, по крайней мере, под таким именем и по такому адресу.
Но самое интересное заключалось в том, что все, кто каким-либо образом был связан с этим случаем, пытались приуменьшить его значение и вели себя так, словно за этим скрывалась совершенно другая история. Именно это невероятно затрудняло расследование.
Рассмотрев все факты в такой последовательности, я понял, что в них нет никакого смысла, и пришел к выводу, что, если я хочу добиться успеха в этом деле, мне нужно свернуть с асфальтированной трассы логики. Ведь сведения, которые мне удалось собрать до этого момента, были напрочь лишены логики.
Чтобы собрать побольше информации о Муссе, я отыскал других торговцев антиквариатом, выдав себя за инвестора, который плохо разбирается в деталях, но хочет вложить кругленькую сумму денег, не облагаемую налогами. Это не подразумевало отличное знание древних ковров, мебели в стиле «барокко» и азиатской керамики, но делало мой визит вполне правдоподобным. Во время разговора я мимоходом упоминал, что видел две китайские вазы Ву-цай с ручками у Муссы. Можно ли ему доверять?
В первые две встречи я наткнулся на необычную холодность, мои вопросы просто игнорировали, а когда я пытался переспросить, мне отвечали лишь сдержанной улыбкой. Известное дело, ворон ворону глаз не выклюет. Третий торговец, который выглядел не так представительно и магазин которого располагался на одной из боковых улочек возле Кёнигсаллее, оказался более разговорчивым и не скрывал своего мнения.
— Все газеты писали о том, что этот Мусса продал два средневековых трапезных стола за пятизначные суммы, — сообщил он. — На самом деле этим столам не было и десяти лет, а открылся этот обман, когда один опытный коллекционер обнаружил дробинки, которыми пробивались червоточины в «старом» дереве.
Я сразу ухватился за эту информацию и перевел разговор на тему странных обстоятельств смерти его двойника в Лондоне. Торговец лишь рукой махнул, отозвавшись о Муссе настолько грубо, что я не хочу приводить его слова: несомненно, что этих двоих никак нельзя было назвать друзьями.
Ненависть делает человека словоохотливым. Для меня этот торговец оказался находкой, и я быстро узнал детали, которые пусть и не продвинули меня дальше в расследовании, но хорошо характеризовали Муссу. Корни этой ненависти брали свое начало в давнишней дружбе и попытке организовать совместное дело. Кассар, так звали разочарованного торговца, считал, что за таинственным происшествием в Лондоне с двойником кроется большая махинация, в которой участвовал Мусса. На мой вопрос, как это следует понимать, Кассар ответил, что ничего не знает о делах на международном рынке антиквариата, кроме того, что там происходят сплошные убийства. Теперь, казалось, настало время открыть ему истинную причину моего визита. Я изложил и обосновал свои подозрения по поводу того, что двойник был убит, а затем рассказал все, о чем узнал. Кассар увлекся этой историей и сразу же пообещал, что будет помогать мне в дальнейшем расследовании. Теперь у меня был союзник.
Напротив ипподрома находится ничем не примечательное кафе, которое называется «Цум тротцкопф»[3]. Там за обедом я встретился с Кассаром и услышал подробную биографию Муссы, среди эпизодов которой больше всего меня заинтересовал тот факт, что он был женат на египтянке. Рассказ торговца натолкнул меня на мысль, что Кассар был тайно влюблен в эту женщину. Следовало с осторожностью воспринимать всю информацию о Муссе, но было ясно, что он живет не по средствам. Дом на Ибице, квартира на острове Зильт, яхта и апартаменты на бульваре Лас Олас в Форт Лодердейл — это лишь то, о чем знал Кассар. Все это вместе для честного торговца антиквариатом было просто чересчур.
Какие-то незаконные махинации? Кассар лишь пожал плечами. Предъявить что-либо Муссе нельзя, хотя он за ним и наблюдал уже многие годы. Моя версия, что Мусса держит антикварный магазин лишь для прикрытия, а на самом деле занимается темными делишками, не понравилась Кассару. Мусса был экспертом в этой области, он сделал на этом карьеру, и никто не мог отрицать его глубоких знаний. Некоторые даже называли его главным экспертом по египетским древностям в Европе, хотя он нигде и не учился. Кассар говорил все это не без горечи в голосе, что свидетельствовало о наличии у него самого какого-то специального образования.
Когда мы вышли из кафе, я уже все знал об интересующем меня человеке и был полностью уверен, что Мусса в этом деле играл решающую роль. Но в тот вечер я так и не приблизился к разгадке.
В надежде встретиться с мисс Клейтон я полетел в Каир, но этот шаг оказался ошибочным. Мисс Клейтон уже уехала, и никто не мог мне сказать, отправилась ли она вглубь страны или вернулась в Лондон. Поэтому я решил использовать пребывание в Египте себе на пользу и поискать следы Муссы. Но с торговцами антиквариатом и археологами меня постигла неудача. Да, я вызвал столько подозрений, что через пару дней мне пришлось просто удрать в Эль-Минью (Средний Египет), где я уже много лет был знаком с одной семьей: отцом, матерью и тремя сыновьями, которые жили за счет грабежей гробниц в Тель-эль-Амарне. Но и здесь имя Муссы не было известно, так что я вернулся домой не солоно хлебавши.
Посвятив этому делу уже уйму времени, я, к сожалению, не сдвинулся с места. Вскоре мне назначили встречу, и я впервые отложил это дело, хотя не мог избавиться от мыслей, связанных с моим расследованием.
Так прошел почти год, и вдруг я получил письмо от Кассара: Мусса умер, на этот раз всерьез — так он изволил выразиться, — и в его вещах обнаружилась необычная находка, которая меня заинтересует. Я немедленно выехал в Дюссельдорф. К моему удивлению, я обнаружил, что Кассар живет с вдовой Муссы в чудесном единодушии. А о делах не стоит и упоминать. Кассар протянул мне пачку коричневатых листов, исписанных арабскими буквами. Истрепанные и грязные, они представляли собой результат долгой и кропотливой работы. Все это было найдено в абонементном сейфе, который арендовал Мусса.
Я вопросительно взглянул на Кассара, но тот лишь ответил, что мне следует прочитать их и у меня отпадут всякие вопросы. При этом он многозначительно улыбнулся.
— Я не умею читать по-арабски, сначала мне нужно найти переводчика.
— Да, — ответил Кассар, — это было бы очень кстати.
— Ты знаешь, что написано на этих листках?
— Конечно, — ответил Кассар, — хотя не все. По крайней мере, я теперь знаю многое, и все эти истории, связанные с Муссой, не кажутся уже такими загадочными.
Конечно, я хотел узнать, что кроется в этих бумагах, и меня сжигало нетерпение. Но Кассар упрямо, просто посадистски отказывался объяснить мне хотя бы в общих чертах содержание этих документов. Он только сказал, что я могу оставить бумаги у себя и что я единственный на всем свете, кто способен осознать смысл всего, что там написано. Кассар не сомневался, что из этого может выйти отличная книга.
Он оказался прав. Я поручил Ширин, женщине-египтянке, проживавшей в Мюнхене, читать мне этот арабский текст по три часа ежедневно, без подготовки, просто читать то, что было написано на бумаге.
