это не совсем бескорыстно. Я банкир и веду дела с банком Ватикана. Меня ничего не интересует, кроме предельно быстрого решения проблемы. Финансам необходима стабильность, смутные времена всегда плохо отражаются на делах, если вы понимаете, о чем я говорю.
– Понимаю, – бесстрастно ответил кардинал Еллинек – смутные времена плохо отражаются наделах…
После этого разговора Еллинек не был способен трезво мыслить. Собеседники простились, и кардинал сел в свой «фиат».
– Домой, – бросил он шоферу.
Смеркалось. На широкой равнине перед ними мерцал мириадами огней Вечный город. Еллинек смотрел в окно и думал о предупреждении Пио и призыве прекратить поиски, пока не поздно. Но в следующую минуту его охватила ярость. Как он мог быть таким малодушным! Кардинал сжал кулак так, что заныли пальцы. Он должен был решить задачу. Он так хотел.
В это же время в Ватиканском архиве отец Августин сидел над необычной Книгой пророка Иеремии, в которой таилась «Книга знака» Абулафии. Он смотрел на надпись и качал головой. Надпись явно была моложе самой книги. Очевидно, она была помещена в архив уже после Второй мировой войны. Что же еще можно было найти в архиве? Августин еле разбирал перевод, выведенный мелкими латинскими буквами:
«Я, имярек, один из смиреннейших, исследовал сердце свое в поисках путей милости, дабы осуществить Духовный рост, и я установил три пути, ведущих к одухотворению: вульгарный, философский и каббалистический. Вульгарным путем, как я узнал, следуют мусульманские подвижники. Они используют всякого рода приемы, дабы исключить из своих душ все „естественные формы“, всякий образ знакомого, естественного мира. Затем, утверждают они, когда духовная форма, образ из духовного мира, проникает в их душу, он обособляется в их воображении и настолько усиливает их воображение, что они могут предсказывать то, что должно произойти с нами […] впадая в транс…
Второй путь – путь любомудрия… Посвященный составляет представление о некой точной науке и затем переходит по аналогии к какой-либо из естественных наук, и, наконец, от той – к теологии, пытаясь обрисовать центр. Он утверждает, что некоторые вещи открываются ему путем пророчества, хотя он не уяснил себе истинной причины этого, но полагает, что это происходит с ним лишь из-за расширения и углубления его человеческого разума… Но в действительности это буквы, которыми он овладел с помощью своей мысли и воображения, движением своим воздействуют на него и приковывают его внимание к трудным предметам, хотя он и не осознает этого.
Но если вы обратитесь ко мне с трудным вопросом: 'Почему в наши времена мы читаем письмена, переставляем их и пытаемся прийти к результатам с их помощью, не замечая, однако, того, чтобы что-либо из этого получилось?' – ответ содержится, как я докажу с Божьей помощью, в третьем способе одухотворения. И я, смиренный имярек, собираюсь поведать вам о том, что я испытал в этой области».
Августин жадно читал. Он пробегал страницу за страницей, проглатывая строчки мелких букв, которые трудно разобрать. Читал, он совершенно забыл, зачем взял в руки эту книгу.
«И Бог мне свидетель, – писал Абулафия, – если бы я ранее не укрепился в вере, посредством которой я узнал кое-что из Торы и Талмуда, побуждение выполнять многие религиозные заповеди оставило бы меня, несмотря на то, что огонь чистого умысла пылал в моем сердце. Но то, что этот учитель преподал мне путем любомудрия (о смысле заповедей), не удовлетворило меня, пока Господь не свел меня с неким Божьим человеком, каббалистом, который наставил меня в началах каббалы… Он обучал меня способу перестановок и комбинирования букв, мистике чисел. И он показал мне книги, состоявшие из (комбинаций) букв, имен и мистических чисел (гематриот), в которых никто никогда не смог бы разобраться, ибо они были составлены не в такой форме, чтобы их можно было уразуметь. Через некоторое время он раскаялся в том, что привлек меня, считал себя глупцом и пытался меня от этого отвлечь. Но, вооруженный множеством его тайн, я следовал за ним день и ночь, и однажды почувствовал: что-то странное стало происходить во мне. Как верный пес, спал я у его порога, пока тот не снизошел ко мне и не завел долгий разговор. Так я узнал, что необходимо выдержать три испытания, и только тогда он сможет передать мне свои знания. Испытания требовали соблюдения абсолютного молчания, что-то вроде пытки огнем, но умолчу об этом. Однако не стану скрывать то, что касается папы и Церкви. Я намереваюсь перевернуть все и возвестить, что евангелист Лука врет. Умышленно или нет – не ведаю. Но здесь я
Отец провел рукой по лицу и глазам, будто желая избавиться от усталости. Затем он поднялся, прошелся по комнатке. Шаги эхом отдавались в пустом архиве.
Сунув по монашеской привычке руки в рукава сутаны, он обдумывал то, что прочитал, так ничего и не поняв. Он долго размышлял над той частью текста, где говорится, что евангелист Лука врет. Что Абулафия имел в виду?
Лука был одним из первых язычников-христиан. Проповедовал вместе с апостолом Павлом, описал позднее его деяния. Не он написал первое Евангелие – первым был, как известно, Марк, чья книга была составлена около 60 года после Рождества Христова. Она была первоосновой для трудов Луки и Матфея. Последнее Евангелие от Иоанна никак не связано с предыдущими тремя. Во всех Евангелиях, пусть и по- разному, рассказывается одна и та же история о жизни и смерти Иисуса и о воскресении его. Почему же Абулафия сказал, что именно Лука был лжецом? Дальше этого отец Августин не продвинулся.
Святой отец знал лишь одну возможность приблизиться к разгадке – достать еще одну «Книгу знака», в которой было бы продолжение текста. Но где ее можно достать? Книги печатались в то время очень малыми тиражами, зачастую оставался цел лишь один экземпляр. Да и невозможно было найти в библиотеке духовенства каббалистическую книгу вроде этой.
На следующее утро Еллинек и отец Августин назначили встречу. У кардинала не было ничего нового он тоже был расстроен отсутствием страницы в книге. Оба не могли понять, как связаны все эти события.
– Иногда мне кажется, – сказал наконец Еллинек, – что мы близки к разгадке тайны Микеланджело. Но уже в следующее мгновение сомневаюсь, найдем ли мы вообще когда-нибудь ключ к этому проклятию.
В праздник Святого Иосифа
Ранним утром брат Бенно очутился под колоннадами Ватикана, он шел в приемную для паломников: хотел поговорить с папой. Священник записал его на среду, в часы для аудиенции. Но во время общей аудиенции невозможно переговорить с Его Святейшеством лично, даже для монахов и духовенства не делается исключение.
– Но я
– В таком случае изложите ваш вопрос письменно!
– Письменно? Это же невозможно, – ответил брат Бенно. – Это должно стать известно только папе.
Священник с ног до головы окинул взглядом монаха, но прежде, чем он раскрыл рот, брат Бенно добавил:
– Речь идет о росписи в Сикстинской капелле.
– Этим занимается профессор Паванетто, генеральный директор музеев Ватикана, или кардинал Еллинек, руководитель исследований.
– Послушайте, – умолял брат Бенно, – мне нужно поговорить с Его Святейшеством, с понтификом, это очень важно. Много лет назад я разговаривал с папой Джанпаоло, и это не было трудно организовать. Нужно было лишь позвонить по телефону, неужели теперь это так сложно сделать?
– Я сообщу о вас в секретариат Конгрегации доктрины веры. Может быть, кардинал Еллинек примет вас Вы ему расскажете о своем желании.
– Желании? – Брат Бенно горько засмеялся.
Секретарь кардинала назначил встречу на следующей неделе. Раньше кардинал Еллинек не мог бы с ним встретиться.
Бенно убеждал, что его информация чрезвычайно важна.
– Знаете, – возразил секретарь, – сейчас толпы историков просят об аудиенции, и все настаивают на