подумать о нас. Ты наверняка тоже, не так ли?
Бродка не ответил.
На следующее утро их пути разошлись.
Бродка поехал автобусом в Рим. Когда он вошел в «Нино» на Виа Боргонья, его уже ждал Андреас фон Зюдов, который успел поговорить с нужными людьми и казался очень взволнованным.
— Бродка, — с ходу начал он, — было бы очень здорово, если бы нам удалось заставить Мейнарди говорить. Если он признается в том, что деньги ему дали за молчание, то это будет первым доказательством, что в Ватиканских музеях висит фальшивый Рафаэль и что замена оригинала на подделку произошла с попустительства ответственных органов.
— Мне тоже так кажется. Вопрос только в том, готов ли Мейнарди признать это. Вы же помните, что наш разговор с ним не дал никаких результатов.
— Конечно. Но теперь совершенно другая ситуация. Мейнарди сидит под арестом, потому что ему всунули фальшивые деньги. Подозреваю, что он очень зол на людей, которые так с ним обошлись.
Бродка кивнул.
— Согласен. Вероятно, Мейнарди дали фальшивые деньги только затем, чтобы старого смотрителя осудили и упекли за решетку. По меньшей мере до тех пор, пока все это не позабудется.
— Именно так оно и есть. Это самый дешевый и безопасный выход из положения. Фальшивые деньги можно купить за десять процентов от номинальной стоимости купюр. Кто же поверит человеку, который хочет положить себе на счет двадцать пять миллионов лир и при этом утверждает, что получил их от совершенно незнакомого человека. Во всяком случае я не могу представить, что этот… как там его?..
— Титус…
— …что этот Титус назвал себя и дал старику свой адрес.
— Наверняка нет. Я знаком с этим парнем уже несколько месяцев и до сих пор не знаю его настоящего имени, на кого он работает. Вам удалось выяснить, где сидит Мейнарди?
— В тюрьме «Регина Коэли». Я уже получил через своего информатора в полиции разрешение на посещение.
— Вот это да! — присвистнул Бродка, не в силах скрыть своего восхищения.
— Поверьте, мне было не так уж сложно. Что касается правоохранительных органов, в Италии все возможно. Конечно, это стоит денег, но взятка — всегда намного дешевле, чем утомительное расследование. Идемте, пора навестить нашего друга.
Бродка и Зюдов отправились в путь.
Тюрьма «Регина Коэли», находившаяся в районе Трастевере, располагалась в обшарпанном здании, которое, казалось, было создано для того, чтобы пугать рядовых граждан.
Благодаря Зюдову, перед которым таинственным образом открывались все двери, они без проблем прошли в комнату для посещений — размером примерно семь на семь квадратных метров. Вместо окна здесь была стена из стеклянных блоков, а под ней — свежевыкрашенная чугунная батарея. В центре комнаты под яркой неоновой лампой стоял небольшой стол и четыре стула. Еще один стул, для надсмотрщика, стоял в углу рядом с дверью.
Бродка и Зюдов ждали минут десять, прежде чем в комнату в сопровождении охранника зашел Мейнарди. Очевидно, ему не сказали, кто хочет с ним поговорить, и старик, едва узнав посетителей, тут же отвернулся, чтобы уйти тем же путем, которым его привели сюда. Однако охранник уже запер двери, и Мейнарди больше ничего не оставалось, кроме как сесть за стол в центре комнаты.
— Не беспокойтесь, синьор, — осторожно начал Зюдов, — послушайте хотя бы то, что мы вам скажем.
Мейнарди, пытаясь напустить на себя полное безразличие, молча уставился на стеклянную стену.
— Синьор Мейнарди, — продолжил Зюдов, — я понимаю, что вы ожесточились. На вашем месте я бы чувствовал себя точно так же. Но поверьте, мы — единственные, кто может вытащить вас из тюрьмы.
Мейнарди даже не удостоил Зюдова взглядом. Слова журналиста отскакивали от старика, словно горошины от стены. Наконец к нему обратился Бродка.
— Мейнарди, вы, конечно, можете продолжать упорствовать, — сказал Александр. — А мы, в свою очередь, не можем заставить вас говорить. Но в таком случае вам придется примириться с мыслью о том, что вы, скорее всего, никогда больше отсюда не выйдете.
Повернувшись к Зюдову, Бродка спросил:
— Сколько лет дают в Италии за распространение фальшивых денег?
— Десять, — солгал Зюдов.
Мысль о том, что он проведет в этих стенах десять лет, очевидно, впечатлила Мейнарди. Внезапно он посмотрел на Бродку, затем перевел взгляд на Зюдова и спросил:
— Что вам нужно? Денег у меня нет.
— А кто говорит о деньгах? — откликнулся Зюдов. — Мы всего лишь хотим узнать правду. Нам необходимо выяснить, что случилось с картиной Рафаэля в Ватикане.
— Почему?
— Синьор Мейнарди! Мы — журналисты. Нам известно, что там происходят ужасные вещи, но у нас нет доказательств. И если вы подтвердите то, о чем мы только догадываемся… — Зюдов сделал многозначительную паузу.
— Что тогда? — напряженно спросил Мейнарди.
— То мы сделаем заявление в полицию, что стали свидетелями передачи вам фальшивых денег. И, что еще важнее для вас, синьор, назовем имя этого человека. У нас к этим людям есть неоплаченный счет.
Мейнарди забеспокоился.
— Я в это не верю, — сказал он. — Я больше никому не верю, понимаете? Никому!
Зюдов и Бродка переглянулись.
Наконец Бродка поднялся, делая вид, что собрался уходить.
— Ну хорошо, как хотите. Заставить вас мы не можем.
Зюдов тоже поднялся.
Именно в это мгновение до Мейнарди дошло, что он, возможно, отказывается от последнего шанса выбраться отсюда.
— Стоп, подождите. Дайте подумать.
— У нас совсем немного времени, синьор Мейнарди, — заметил Зюдов. — Но если вы ничего не хотите сказать нам, то хуже от этого будет только вам.
Боясь, что Бродка и Зюдов приведут свою угрозу в исполнение и уйдут, старик закричал:
— Нет, нет, синьоры! Все именно так, как вы и предполагали!
Бродка снова опустился на стул.
— Что это значит? Вы можете выражаться яснее?
— Благодаря длительному разглядыванию картин я настолько хорошо их запомнил, как будто сам написал, — сказал Мейнарди. — Я помню все мельчайшие подробности, поэтому сразу заметил потемневшие ногти Мадонны. Когда я пригляделся к картине более внимательно, я пришел к выводу, что Рафаэля заменили копией. — Старик ненадолго умолк и поглядел на своих гостей.
Бродка и Зюдов напряженно прислушивались к его словам.
— Вы даже представить себе не можете, синьоры, — продолжил Мейнарди, — какой я испытал шок. И эта копия… она была превосходного качества. Искусственным образом состарена, трещины на поверхности полотна великолепно подделаны. Однако за сорок лет глаз настолько наметан, что от него не укроется даже изменение на крохотном волоске. После этого я решил тщательно рассмотреть остальные картины Рафаэля. — Мейнарди остановился.
— И каков был результат?
— Трудно сказать, — ответил смотритель, — но я почти уверен в том, что две-три других картины Рафаэля тоже являются копиями. Вы должны понять, что после своего открытия я был чересчур взволнован.
