Подземный Венисс

человека.

Шадраха едва не застали врасплох. Спутник метнулся к нему (хотя и сам выглядел удивленным), но мужчина отстрелил ему ноги.

Извиваясь на земле, несчастный проговорил:

— Голлукс не рассчитан на сражения. Голлукс не может передвигаться без четырех конечностей.

Шадрах отсек ему лазером шею, так что мозги хлынули наружу, и снова навел оружие на Квина.

— Какая жалость, — произнес тот. — Хороший был Голлукс, верный. Старался исполнить мою волю. Может, ему вовсе и не хотелось тебя убивать. Но попытаться стоило. Сам не понимаю, зачем я это сделал: должно быть, еще цепляюсь за жизнь. Знаешь, даже не верится, как это нас, людей, размягчает, если долго-долго бубнить ни о чем.

— Почему? — спросил мужчина.

— Что — почему? Почему я превратился в кучку мяса? Или стал бионером? Что — почему? Говори точнее.

— Ты зарезал мою любимую и продал ее на органы! А потом послал меня к Леди Эллингтон, только чтобы я об этом узнал! — Отчаянный вопль Шадраха сотряс стены дома.

Дистанционная версия улыбнулась. Глаза в лужице плоти пристально смотрели на человека.

— А если меня это позабавило, Шадрах? А вдруг это было занятно — по крайней мере тогда? Или может, я не имею ни малейшего понятия, о чем ты здесь толкуешь. Честное слово, неужели ты думаешь, у меня есть хотя бы одна причина что-то тебе говорить?.. Просто смешно, с какой легкостью люди утрачивают контроль над собой. Мои сурикаты никогда не выходят из себя. По сравнению с ними вы такие задерганные существа и в то же время такие поверхностные… Есть вероятность, что я создал обоих — Николь и Николаса. И, может статься, нарочно недодал брату настоящего таланта, чтобы рано или поздно парень пришел ко мне. Допустим, я наблюдал за сестрой каждый день ее жизни, покуда она не предоставила в нужное время необходимый непредсказуемый элемент — тебя. И все для того, чтобы ты явился и подарил мне смерть. Разве это не самый захватывающий генетический опыт в истории? Так тонко воспользоваться своей властью? Так много знать? Не верится, что я способен на подобное… Или предположим, ничего этого на самом деле не было, и ты попал сюда только благодаря слепой удаче и собственной настойчивости…

— Замолчи, — оборвал его Шадрах. — Я тебе не верю. Ты прекрасно знаешь, кем был Николас. И кто такая Николь.

— Можешь заткнуть меня навсегда, если убьешь. Ты можешь… но вдруг я все наврал? Тебе никогда не обнаружить правды. Положим, я — самый великий лжец, которого видел свет. Ты разрываешься между желанием прикончить меня и желанием выяснить почему. Что, если можно получить и то, и другое?

— Хватит и первого.

— Ага, тебе интересно. Тогда начнем снова: что ты хочешь узнать?

— Какой у тебя план? Чего ты намерен добиться… — мужчина обвел руками вокруг, — …всем этим?

— Планы. Планирование. Сначала ничего такого не было. Единственное, что я планировал, — это действовать без всякого плана. Но это быстро наскучило. Я научился ненавидеть людей, и план появился сам собой. Человеческая раса устарела, сказал я себе. Почему бы не сделать новую? Или все не так. Возможно, я потерял рассудок.

— Допустим, ты что-то задумал. Что?

— С какой стати я буду рассказывать? Сейчас объясню с какой. Запущенного уже не остановить, вот с какой. Люди, живущие над землей, даже и не задумываются над подтекстом «игрушек», которыми я наводнил город. Человечество просто использует их для престижа и облегчения собственной жизни. Никто не пытается раскинуть мозгами: а что это значит? Никто не поверит в гигантскую рыбу, во рту которой скрывается целый мир. Скажи — и тебя поднимут на смех. Даже если увидят своими глазами, все равно усомнятся. Вот почему людская раса обречена: слишком ограниченное воображение. Никаких мыслей о последствиях.

— Не очень-то заносись, — ответил Шадрах. — Это ты здесь обречен.

— Нет, это человечество вымирает. Ведь как оно распорядилось отпущенным временем? Безрассудно растратило. Каждое новое поколение — лишь бледное эхо предыдущего. И я сказал: довольно. Хватит, я сказал! Уступите место другому виду.

— Ты свихнулся. Мир станет лучше, когда ты умрешь.

— Вот тут я согласен, Шадрах. Моим созданиям нужен мученик. Им нельзя без бога, сущего на небеси. Для целостности им не хватает мифа о человеческом насильственном вмешательстве. Это все, что можно сделать с их генами. Взгляни на меня: уж я-то знаю. Прочее — лишь обстановка. Прочее — только религия. Убей меня, и запустишь медленный процесс вымирания своей расы, ибо эта смерть и станет первым знамением, первым символом; за ним потянутся другие, и вот однажды люди вдруг обнаружат, что бывшие рабы сделались их господами. А если ты меня не убьешь, будь уверен: я сотру из этого города всякое воспоминание о тебе и твоей любимой. Непременно разыщу Николь (допустим, что мне еще неизвестно, где она) и прикончу.

Вот и пробил час твоей самой главной проверки на человечность. Оставишь меня в живых, чтобы выиграть еще немного времени для своей расы, или оттянешь кончину отдельного индивидуума? И что подумает Николь, если ты спасешь ей жизнь, но при этом пожертвуешь целым видом?

— Положим, ты не врешь. Положим, это правда и все твои прогнозы точны. — У Шадраха все сильнее раскалывалась голова.

Казалось, он слушает гипнотизера.

— И вот еще что: если я в самом деле запрограммировал Николь, а ты убьешь меня и вернешься на поверхность, сможешь ли ты доверять ей, как раньше? Не будешь ли вечно ждать предательства?.. Эй, ты что делаешь?

— Сейчас увидишь.

Мужчина переключил пистолет на двухдюймовый луч. И принялся прожигать круглое отверстие в стекле, под защитой которого укрывался Квин. В жилах Шадраха струился жидкий лед. Решение было принято. К чему размышлять?

— Думаешь выкрасть меня? Это ничего не даст. Там, снаружи, тебя растерзают на части.

Мужчина почти закончил резать.

— Если собрался меня убить, ты выбрал очень нелепый способ.

Стеклянный круг упал и разбился об пол. Дистанционная версия попыталась ударить человека, сам же Квин забился в угол.

— Я передумал — не хочу умирать. Не сейчас. Может, мы как-нибудь договоримся?

Шадрах переключил оружие и перерезал шею дистанционной версии; голова бессильно упала. С голосом было покончено.

Мужчина вытащил Квина из укрытия, бросил его на стойку и бил по нему рукояткой пистолета, пока тот не сделался склизким от крови.

Все еще пристегнутый к его руке, Иоанн Креститель невольно содрогался и повторял как заведенный:

— Лучше бы я сдох в платяном шкафу.

А Квин уже ничего не говорил. Он умер.

Шадрах отстегнул суриката. Щелкнул выключателем бомбы в его ухе. И положил голову рядом с Квином.

— Прощай, Иоанн, — сказал мужчина. — Прости. Может быть, твой род и захватит мир, но этого не случится, пока я жив. А может, и никогда.

Убегая к двери, за миг до того, как взрыв отбросил его в чащу, опалив спину, мужчина услышал (как ему показалось) последнее глухое проклятие суриката.