Давай его сюда! Где он там?
Стоит на плотине, постёгивая себе прутиком по голенищам. Увидал Кубу Кубикулу, медведя и плачущую Лизу, расспрашивает, что да как, подходит к ним.
- Милые соседи, — говорит он, обращаясь к дядям и тётям, — возьмите-ка вы свои денежки назад. Мы не такие гордые, чтоб не принять на рождество либо на свои именины подарочек какой. Но зачем детям деньги давать? Этого не нужно.
- Ладно, ладно, — ответил староста. — Мы не давали Лизе ни гроша. Чашка Кубулова!
Кузнец поклонился — дескать, всё в порядке — и хотел Лизу домой увести. Да маленькая задержка вышла. Заметил Кубула и кинулся девочке на шею. Вихрем налетел и опрокинул чашку с деньгами. Старосте, стражнику и Кузнецовым мальчикам похлопотать пришлось, прежде чем они их собрали. Стражник ворчал, но никто не обращал внимания. Все смотрели на детей, на медведя и на страшилище, и было им немножко жалко, что вся эта история так грустно кончается. После одной разлуки — новая! Вот что их печалило.
Кубула плакал навзрыд, Барбуха пищал, Лиза обнимала медведя, Марьянка чуть не задушила страшилище, — объятия были одно горячей другого.
Трогательные сцены многим не так по душе, как веселье да смех, и соседи стали расходиться. Иные говорили, что
целоваться со зверями вредно для здоровья и это, мол, уже слишком. Может, они и правы, но детям было бы куда приятней, если бы Куба Кубикула вернулся с медведем в Грибы-Грибочки.
И вышло по-ихнему! Сам староста завёл речь об этом.
- Послушай, — сказал он кузнецу, — зачем ты их разлучаешь? Что тебе от этого? Из медведя — придёт время — порядочный человек получится. Он говорит как по-писаному, и в лапках у него такая чувствительность, что через час какой-нибудь сможет у портного нитку в иголку вдевать. Отдай его в школу! Пусть делу обучается!
- А куда Кубу денем? — спросил мастер.
- Кубе, — ответил староста, — самая пора теперь овладеть каким-нибудь полезным ремеслом, а то он так и прокиснет в бродяжничестве, живя на случайные подачки, и помрёт с цепью в руке, как его отец.
Все старосты по самой природе своей точат зуб на бродяг. Вы уж простите жителю Горшков-Поварёшек, что он так дурно отозвался о занятии, которое детям гораздо милей, чем занятия торгового агента или чиновника. Простите и послушайте, что он ещё сказал:
- Купим ему пару сапог хороших, а из одёжи он может донашивать кое-что после твоих ребят, а кое-что после нашего Гбнзы. Господи боже, какие-нибудь там заплатки — беда небольшая. Ну, разве я неправ?
- Правы, правы, — ответил кузнец. — А только на Кубу Кубикулу такие штаны не налезут. Ему, сударь мой, восемнадцать лет.
- Э, — возразил староста, — кто говорит о Кубе? Разве я через каждые два слова не повторяю «Кубула»?
Экая история! У этих двух малых такие похожие имена, что сам чёрт одно от другого не отличит! Но в конце концов почтенные папаши друг друга поняли. Куба Кубикула будет учиться кузнечному ремеслу, а Кубула — ходить в школу. Вот и всё.
А ТЕПЕРЬ, ДЕТИ, ДОМОЙ!
Мастер взял медведя и дочку свою за руку и хотел идти. Но шагу сделать не успел, как Барбуха — в слёзы, и медведь с медвежатником объявили, что без него не пойдут.
- Мастер и староста, — промолвило медвежье страшилище, — я появился на свет на скорую руку. Приятели мои сделали меня кое-как — тяп-ляп — из страха и воображения. Это не жизнь. Поглядите на эти ноги, на мою дымовую шёрстку! Ну, могу я так ходить? Прошу вас, пошлите меня в какую нивудь больницу либо в школу для страшилищ: пускай я тоже чем-нибудь приличным стану.
- Смотрите пожалуйста! — воскликнул Куба Кубикула.
Ах ты свинтус неблагодарный! Мы тебя выдумали, а ты с нами не хочешь дела иметь?
- Я не хочу с устрашением дела иметь. Кто нынче пошлёт сына обучаться такому ремеслу? Что это за занятие? Сто лет пройдёт, а дети всё будут надо мной смеяться.
Барбуха так долго просил, чтоб его переиначили, что пришлось позвать Бурдабурдеру, о котором шёл слух, будто он колдовать немножко умеет. Бурдабурдера сказал, что постарается. Староста дал ему за это серебряную монету. Потом все с Барбухой простились и помогли увязать его в носовой платок. Марьянка ревела благим матом.
Что нам остаётся делать, когда печаль одолеет? Пустим в ход шумовой оркестр, и под эту музыку отляжет от сердца. Валяй, валяй, Марьянка!
НАШИ ДРУЗЬЯ ДОШЛИ до Грибов-Грибочков уже в сумерки, беседуя о предметах более приятных, чем сказки о страшилищах. Им было очень хорошо вместе.
Кубула поступил в школу и получил штаны, но сперва его умыли, выкупали, выскребли щёткой, выпарили и вымыли с мылом, блох с него обобрали и вычесали его. Сущее мученье! Лизаньке пришлось завязать себе уши: Кубу-ловы рыданья заставляли её плакать в один голос с ним.
На другой день кузнечный ученик Куба Кубикула пришёл в Горшки-Поварёшки делать обмер для моста.
Жители решили поставить что-нибудь посолидней, не развалюху какую-нибудь, которую любой мальчишка своротит, а всем мостам мост, прочный, железный! Во какой!
Да, тут мастеру будет работка, тут ему, конечно, помощник понадобится.
Пришёл Куба на реку Уточку и сейчас же за работу. Стал мерять и, обмеривши, увидел, что сооружение будет в девяносто один локоть, семь стоп, три пальца и девять волосков длиной.
Он очень обрадовался, что так точно узнал, и начал твердить эти числа, чтоб не забыть. Но вдруг что-то зашуршало у его ноги и быстро-быстро забормотало:
— Бар, бар, бар!
Батюшки, никак Барбуха. Так и есть: Барбуха, ставший благодаря искусству говорунов и колдунов собачкой пуделем.
УЧЕНИК КУЗНЕЦА НЕ СРАЗУ его узнал, потому что Барбуха был первой собакой этой породы. До него никто беса лысого о пуделях не знал, и не удивительно, что Куба немножко испугался. Испугался и забыл, сколько намерил локтей, сколько волосков.
Но свидание было очень радостное. Барбуха сразу пустился рассказывать, выкладывать, что и как. Говорил он или тявкал? Ах, милые мои, если б вы знали, что это был за рассказ! Куба Кубикула понимал с пятого на десятое.
Только когда они вернулись вдвоём в Грибы-Грибочки и Лиза посадила Барбуху себе на колени, только тогда узнали они, что произошло со страшилищем. Да, узнали, как бы не так! Разве половину, да и того нет — частицу одну, так, самую малость. Никто Барбуху как следует не понимал, одни только дети малые — они, болтушки, сами мелют не поймёшь что.
