Размышляя о предках и потомках, Адамберг вспомнил про собственного сына. На несколько секунд он мысленно перенесся куда-то в Нормандию, где сейчас находился малыш Том, а затем слез с перины. Он сразу полюбил эту бледно-голубую, обшитую тесьмой перину с потертыми уголками, более уютную, чем ярко-красный пуховичок, который когда-то подарила ему сестра. Здешняя перина пахла сеном, или одуванчиком, или даже ослом. Когда он спускался по узкой деревянной лестнице, в заднем кармане, словно испуганный сверчок, застрекотал телефон, щекоча ему поясницу. Сообщение от Данглара. Ответ майора был кратким и резким: «Абсурд».
Владислав уже ждал его за столом, держа в руках нож и вилку вверх остриями. Dunajski zrezek, венский шницель, сказал он, указывая на тарелку, и чувствовалось, что он проголодался. К ужину Владислав надел белую футболку: от этого густая черная поросль у него на руках стала еще заметнее. Она доходила до запястий и останавливалась, точно волна, избывшая свою силу: ладони на тыльной стороне были белыми и гладкими.
— Осмотрели окрестности? — спросил молодой человек.
— Дунай и опушку дремучего леса. Одна местная женщина пошла за мной и стала уговаривать, чтобы я не ходил туда. В смысле, не ходил в лес.
Адамберг взглянул на Владислава, но тот ел, низко наклонившись над тарелкой, и его лица не было видно.
— А я все-таки пошел, — продолжал Адамберг.
— Потрясающе.
— Скажите, что означает эта фраза? — сказал Адамберг, кладя на стол листок из блокнота, на который он переписал надгробную надпись.
Владислав схватил салфетку и вытер губы.
— Так, всякие глупости, — произнес он.
— Да, но какие конкретно?
Влад недовольно запыхтел:
— Все равно рано или поздно вы докопались бы. Раз вы здесь, этого не избежать.
— Ну и что?
— Я же сказал вам: они не хотят говорить на эту тему, вот и все. Плохо уже то, что местная жительница видела, как вы туда идете. Не удивляйтесь, если завтра вас попросят уехать. Хотите продолжать расследование — не раздражайте их. Ни этим, ни разговорами о войне.
— О войне я ничего не говорил.
— Видите того типа, сзади нас? Видите, что он делает?
— Вижу. Он рисует фломастером на тыльной стороне ладони.
— Он занят этим с утра до вечера. Рисует кружки и квадратики, оранжевые, зеленые, коричневые. Он был на войне, — понизив голос, добавил Владислав. — С тех пор он разрисовывает себе руку и все время молчит.
— А другие мужчины?
— Кисельево не особенно пострадало. Потому что у здешних жителей не принято оставлять женщин и детей одних в деревне. Многим удалось спрятаться, многие остались. Не надо говорить про лес, комиссар.
— Но это связано с моим расследованием.
— Плог! — произнес Владислав и показал средний палец, что придало его любимому междометию новый смысл. — Не вижу никакой связи.
Даница, успевшая гладко причесать свои непослушные белокурые волосы, принесла десерт и торжественно поставила на стол две маленькие рюмки.
— Поосторожнее, — предупредил Влад. — Это ракия.
— Что это означает?
— Фруктовая водка.
— Я про надпись.
Влад с улыбкой отодвинул листок: как все, кто изучал историю Кисиловы, он знал эту надпись наизусть.
— Только невежественный иностранец не содрогается, когда слышит это страшное имя — Петер Плогойовиц. Его история так знаменита в Европе, что уже нет необходимости ее рассказывать. Спросите Данглара, он-то, конечно, в курсе.
— Я с ним говорил. Он знает.
— Другого я от него и не ждал. Что он сказал по этому поводу?
— «Абсурд».
— Адрианус никогда меня не разочаровывал.
— Влад, что написано на надгробии?
— «Ты, остановившийся перед этим камнем, иди своей дорогой, не прислушивайся, не срывай здесь цветы. Здесь лежит проклятый Петар Благоевич, умерший в тысяча семьсот двадцать пятом году шестидесяти двух лет от роду. Да отыдет его окаянный дух, дав место покою».
— Почему там две фамилии?
— Это одна и та же. Плогойовиц — австрийский вариант Благоевича. В его время этот край был под властью Габсбургов.
— Почему он назван проклятым?
— Потому что в тысяча семьсот двадцать пятом году крестьянин Петер Плогойовиц умер в Кисилове, своей родной деревне.
— Не начинайте с его смерти. Расскажите, что он сделал при жизни.
— Но ведь именно после смерти его жизнь стала восприниматься в дурном свете. Через три дня после того как Плогойовица похоронили, он среди ночи явился к своей жене и потребовал пару башмаков, так как собирался отправиться в путешествие.
— Пару башмаков?
— Да, он забыл их дома. Вам интересно слушать дальше или вы уже поняли, что это абсурд?
— Рассказывайте. Я смутно припоминаю одного мертвеца, которому понадобилась обувь.
— В течение двух с половиной месяцев после этого девять жителей деревни умерли в страшных мучениях. Все они были родственниками Плогойовица. У них внезапно открывалось кровотечение, а потом наступала смерть от потери крови. Во время агонии они утверждали, будто видели, как Плогойовиц склонялся над ними или даже ложился на них. Людей охватила паника, все были уверены, что Плогойовиц стал вампиром и хочет забрать их жизни. О Плогойовице вдруг заговорила вся Европа. Именно из-за этого крестьянина, из-за Кисиловы, где ты сегодня вечером пьешь ракию, слово «вампир» стало известно далеко за пределами здешнего края.
— Неужели?
— Плог. Потому что после всех этих смертей жители деревни приняли решение разрыть могилу Плогойовица и уничтожить его труп, но Церковь категорически запрещала эксгумацию. В деревне начались волнения. Чтобы не дать им перерасти в мятеж, из столицы прибыли видные представители светской и церковной властей. Однако эти чиновники были не в состоянии помешать эксгумации. Единственное, что они смогли сделать, — это наблюдать за происходящим и описать увиденное. На теле Петера Плогойовица не замечалось никаких признаков разложения. Кожа была молодая и розовая.
— Как у той женщины в Лондоне, ее звали Элизабет. Через семь лет после ее смерти муж распорядился открыть гроб, чтобы забрать свои стихи, которые он туда положил. Она была как живая.
— Она была вампиром?
— Насколько я понял, да.
— В таком случае это нормально. Старая кожа и старые ногти Плогойовица лежали в могильной земле. Изо рта, из ноздрей, глаз и ушей у него текла кровь. Все эти факты были скрупулезно зафиксированы австрийскими чиновниками. Петер съел свой саван, его член был в состоянии эрекции — последний факт не упоминается в официальных отчетах. Перепуганные крестьяне вырезали из осины кол и вонзили ему в сердце.
