— У нас в запасе несколько минут. Я еще успею догнать молодого человека. За эти несколько минут я хочу узнать, как вы на меня вышли. Я не имею в виду сегодняшний вечер и сообщение этого дурака Армеля. Вы ведь знаете, что ваш сын дурак, верно? Я говорю о вашем позавчерашнем визите, когда вы жаловались на шум в ушах. Вы уже все знали, я уверен в этом, потому что постоянно чувствовал, как ваша голова сопротивлялась моим рукам, отвергала их. Вы уже были не со мной, вы были против меня. Когда вы догадались?
— В склепе.
— А как?
Адамбергу было трудно говорить. Воспоминания о склепе, о ночи, которую он провел рядом с Вeсной, все еще выводили его из равновесия. Усилием воли он заставил себя думать о Вейренке, о том, как открылась дверь, как он пил коньяк из бутылочек Фруасси.
— Маленькая кошка, — произнес он наконец. — Которую вы хотели раздавить.
— Да. Не успел. Но я это сделаю, Адамберг. Я всегда держу слово.
— «Я убил маленькую кошку. Просто придавил сапогом. Мне не давало покоя, что ты заставил меня спасать эту тварь». Так вы сказали.
— Точно.
— Кромс вытащил котенка из-под груды ящиков. Но как он мог узнать, что это кошка? Ведь ей было всего неделя от роду. В таком возрасте кота от кошки с первого взгляда не отличишь. Лусио знал, и я тоже. А еще вы, доктор. Потому что вы ее лечили. Никто другой не мог этого знать.
— Да, — сказал Паоле, — теперь понятно, где я ошибся. А когда до вас дошло? Сразу, как только я это сказал?
— Нет. Когда я вернулся домой и опять увидел кошку.
— Медленно думаете, Адамберг. Так уж вы устроены.
Паоле встал, и в этот момент раздался выстрел. Изумленный Адамберг увидел, как тело доктора оседает на пол. Пуля попала в живот с левой стороны.
— Я целилась в ноги, — произнес смущенный голос мадам Бурлан. — Но, бог мой, я так плохо стреляю.
Маленькая женщина подошла к распростертому на полу доктору, который тяжело дышал. Адамберг поднял его пистолет и вызвал скорую помощь.
— Он, по крайней мере, не умрет? — спросила она, слегка наклонившись и разглядывая раненого.
— Думаю, нет. Пуля попала в кишечник.
— Это всего только тридцать второй калибр, — сказала мадам Бурлан так просто, словно уточняла размер платья.
Паоле взглядом подозвал комиссара.
— Скорая помощь сейчас приедет, Паоле.
— Не называйте меня Паоле, — отрывистым голосом приказал врач. — С тех пор как владычеству проклятых пришел конец, перестали существовать и Паоле. Они спасены. Они могут уйти. Вы поняли, Адамберг? Они могут уйти, потому что они свободны. Наконец-то свободны.
— Вы убили их всех? Всех Плогойовицев?
— Я никого не убивал. Истребить чудовищ не значит совершить убийства. Ведь это не люди. Я помогаю роду людскому, комиссар, я же врач.
— В таком случае, Жослен, вы и сами не человек.
— Ну, не совсем. Но теперь я — человек.
— Вы их всех истребили?
— Пятерых полноценных. Остались две жеваки. Им не под силу восстановить то, что я разрушил.
— Я знаю только троих: Пьера Воделя-Плога, Конрада Плёгенера и фрау Абстер-Плогерштайн. Плюс еще ноги Плогодреску, но это старая история.
— В дверь звонят, — робко произнесла мадам Бурлан.
— Это скорая помощь, откройте.
— А если это не они?
— Это они. Открывайте, черт возьми.
Маленькая женщина послушно удалилась, опять ворча себе под нос и понося полицию.
— Кто это? — спросил Жослен.
— Соседка.
— Откуда она стреляла?
— Понятия не имею.
— Losa sreca.
— А двое других, доктор? Еще два человека, которых вы убили?
— Я никого не убивал.
— Еще два чудовища, которых вы уничтожили?
— Самый сильный из всех, Плоган, и его дочь. Они были ужасны. Я с них начал.
— Где это произошло?
Вошла бригада скорой помощи, они поставили на пол носилки, открыли свои сумки. Адамберг знаком попросил дать ему несколько минут на разговор с раненым.
— Где?
— В Савонлинне.
— Где это?
— В Финляндии.
— Когда? Еще до Пресбаума?
— Да.
— Плоган? Это их теперешняя фамилия?
— Да. Вейкко и Леэна Плоган. Самые страшные из всех. Он потерял власть.
— Кто?
— Я не произношу его имя.
— Значит, Петер Плогойовиц.
Жослен утвердительно кивнул.
— Там, в Хайгете. Все кончено. Его род угас. Скоро вы увидите, как умрет дерево на Хэмпстедском холме. И пни вокруг его могилы в Кисельево тоже сгниют.
— А сын Пьера Воделя? Он ведь тоже Плогойовиц, да? Почему вы его не тронули?
— Потому что он просто человек. Родился без зубов. Проклятая кровь достается не каждому отпрыску.
Адамберг выпрямился, но врач схватил его за рукав и притянул к себе.
— Поезжайте туда и взгляните, — попросил он. — Вы в курсе дела. Вы поймете. Я должен удостовериться.
— Взглянуть на что?
— На дерево, оно растет на Хэмпстедском холме, к югу от часовни. Огромный дуб, который посадили в тысяча шестьсот шестьдесят третьем году, это год его рождения.
Ехать смотреть на дерево? Выполнять бредовое желание Паоле? Может быть, он верит, что Плогойовиц продолжает жить в этом дереве, — так же как племянник верил, что сущность его дяди продолжает жить в теле медведя?
— Жослен, вы отрезали ступни девяти покойникам, вы зверски убили пять чудовищ, вы замуровали меня в этом чертовом склепе, вы использовали и обманули моего сына, вы собирались убить меня.
— Да, знаю. И все-таки поезжайте и взгляните на дерево.
Адамберг замотал головой, то ли от омерзения, то ли от усталости, и подал знак санитарам, чтобы они уносили раненого.
— О чем это он? — спросила мадам Бурлан. — О семейных неприятностях, да?
— Совершенно верно. Откуда вы стреляли?
— Из коридора, через дырочку.
