стихов положили в гроб Элизабет.
— Через час мы прибываем, — перебил встревоженный Эсталер. — Успеете досказать?
— Не волнуйся, успею. Через семь лет Россетти приказал открыть гроб. Тут есть две версии. Согласно первой он пожалел, что положил рукопись в гроб, и захотел опубликовать ее. Вторая версия гласит, что он не мог смириться с утратой жены, а его другом был один очень опасный человек по имени Брэм Стокер. Ты когда-нибудь слышал о нем, Эсталер?
— Никогда.
— Он написал книгу про Дракулу, величайшего из вампиров.
Эсталер нахмурился: ему стало не по себе.
— История про Дракулу — чистый вымысел, — пояснил Данглар, — но для нас важно то, что эта тема буквально заворожила Брэма Стокера. Он изучил обряды, позволяющие людям вступить в связь с теми, кто не умирает. И он был другом Данте Габриэла Россетти.
Эсталер сосредоточился как мог, чтобы ничего не упустить, и от напряжения комкал в руке салфетку.
— Хочешь шампанского? — спросил Данглар. — Успокойся, время у нас есть. История хоть и мрачная, но короткая.
Эсталер искоса глянул на Адамберга — тот сидел с безразличным видом — и согласился. Если он хотел слушать Данглара, надо было из вежливости выпить шампанского.
— Брэм Стокер испытывал болезненный интерес к Хайгетскому кладбищу, — продолжал Данглар, подозвав стюардессу. — Именно там бродит Люси, одна из героинь его книги — книги, благодаря которой кладбище стало знаменитым. Говорят, это Сущность приказала ему прославить свое обиталище. Итак, вторая версия гласит, что желание вновь увидеть умершую супругу возникло у Россетти под влиянием Стокера. Так или иначе, но через семь лет после смерти Элизабет муж вскрыл ее гроб. Именно тогда — или чуть раньше — и открылся черный туннель Хайгетского кладбища.
Данглар сделал эффектную паузу, словно перед ним предстало видение ада. Адамберг пристально смотрел на него, а Эсталер был явно встревожен.
— Ладно, — негромко произнес Эсталер. — Он вскрывает гроб. И видит в нем что-то необычное.
— Да. Он с ужасом видит, что тело его жены осталось нетленным, ее длинные рыжие волосы блестят, кожа упругая и розовая, ногти крепкие, и вообще она выглядит так, словно только что скончалась — если не лучше. Как будто эти семь лет пошли ей на пользу. На ее теле не было заметно ни малейших признаков разложения. Это правда, Эсталер.
— Неужели такое возможно? — спросил Эсталер, судорожно сжав пластиковый бокал.
— Возможно или нет, но это произошло. У нее был специфический, неестественно яркий румянец, каким легенда наделяет вампиров. Этот случай описан множеством свидетелей.
— А гроб был обычный? Из дерева?
— Да. Весть об обнаружении нетленного тела Элизабет Сиддел наделала много шуму и в Англии, и за ее пределами. Тут же создалось мнение, что это чудо совершила Сущность, и все решили, что теперь она безраздельно властвует на кладбище. Там стали устраивать разные ритуалы, там видели призраков, там произносили заклинания, чтобы умилостивить Хозяина. Так открылся туннель.
— И люди стали заходить в него.
— Множество людей, целые тысячи. В частности, эти две девушки, за которыми кто-то гнался.
Поезд сбавил ход, подъезжая к Северному вокзалу. Адамберг встал, встряхнул туго свернутый пиджак, пригладил рукой волосы.
— А какое отношение имеет ко всему этому коллега Сток? — спросил он.
— Он был в составе бригады полицейских, которую послали на кладбище, как только стало известно о ритуале изгнания вампира. Рэдсток видел нетленное тело в гробу, слышал, как экзорцист приказывает вампиру удалиться. Думаю, тогда он был молодым и впечатлительным. И сейчас ему было крайне неприятно видеть эти мертвые ноги на том же самом месте, где тридцать лет назад разворачивались такие события. Говорят ведь, что Сущность по-прежнему властвует над Хайгетским кладбищем.
— Значит, это было приношение? — спросил Эсталер. — Отрезатель ног хотел принести их в дар Сущности?
— Так считает Рэдсток. Он опасается, что некий психопат хочет возродить ужасы Хайгета. И пробудить дремлющую силу Хозяина. Но вряд ли дело зайдет так далеко. Предположим, Отрезатель ног решил избавиться от своей коллекции. Но он не может выбросить такие ценные вещи на помойку: не выбрасывают же люди свои детские игрушки. Он хочет найти для этих сокровищ достойное их место.
— И выбирает место, вполне соответствующее его бредовым идеям, — сказал Адамберг. — Он выбирает Хайджгет, где эти ноги смогут жить вечно.
— Хайгет, — поправил его Данглар. — Но это не означает, что Отрезатель ног верит в Сущность. Особый характер места — вот что для него важно. Так или иначе, все это происходит по ту сторону Ла- Манша, вдали от нас.
Поезд затормозил у платформы. Данглар чересчур резким движением схватил чемодан, словно желая таким образом стряхнуть с себя и с остальных оцепенение, вызванное его рассказом.
— Но когда видишь подобное, Данглар, — тихо произнес Адамберг, — какая-то частица этого зрелища отделяется и застревает в тебе на всю жизнь. Любая очень красивая или очень уродливая вещь оставляет крошечный фрагмент в глазах того, кто на нее смотрит. Это всем известно. Собственно, по этому признаку они и распознаются.
— Кто «они»? — спросил Эсталер.
— Непомерная красота или непомерное уродство. Их распознают по этой ударной волне, по следу, который они оставляют в нас.
Данглара уже не было с ними: он поспешил уйти, словно жалея, что сказал лишнее. Шагая по платформе, Эсталер тронул комиссара за плечо:
— А что делают потом с этими фрагментами, которые застряли внутри?
— Аккуратно укладывают в большую коробку, которая называется памятью.
— А нельзя их выбросить?
— Это невозможно. У памяти нет помойки.
— Куда же их девать, если они мешают?
— Либо ты устраиваешь на них охоту и убиваешь, как делает Данглар, либо приучаешься не обращать на них внимания.
Спускаясь в метро, Адамберг задумался над тем, в каком уголке его памяти, на какой полочке расположатся омерзительные лондонские ноги и сколько времени пройдет, пока он начнет притворяться, будто забыл про них. А куда денутся съеденный шкаф, белый медведь, дядя с племянником и девушки, которые видели Сущность и желали снова вернуться к ней? Что случилось с той девушкой, которая потом одна пошла к склепу? А с экзорцистом? Адамберг потер глаза: ему захотелось лечь и проспать всю ночь. Может быть, даже часов десять. Но ему дали поспать всего шесть.
VI
В семь тридцать утра полусонный Адамберг осматривал место преступления, сидя на стуле. Подчиненные поглядывали на него с тревогой: чтобы комиссар приехал полусонный, да еще уселся на стул, — такого они раньше не видели. А он все сидел, лицо у него застыло, взгляд блуждал, как у человека, которому не хочется смотреть, который перенесся куда-то далеко, чтобы ни одна частица увиденного не пробралась в его память. Он заставлял себя думать о недавнем прошлом, когда было еще только шесть утра, когда он еще не успел увидеть эту комнату, залитую кровью. Когда ему только позвонил лейтенант Жюстен и он торопливо надевал белую рубашку и элегантный черный пиджак, раздобытый Дангларом, — вчерашнюю одежду, абсолютно не подходящую к сегодняшней ситуации. Прерывистый голос Жюстена не предвещал ничего хорошего: это был голос человека, перенесшего потрясение.
