– Возьми платок, кажется, оно воняет.
Венсан покачал головой и вручил Луи драгоценную находку в обрывке газеты, потому что платка у него не было. Затем снова уселся на лавку и взял ножницы, не удостоив Кельвелера взглядом, – всякой любезности есть предел. Однако краем глаза он наблюдал за тем, как Луи разглядывает находку со всех сторон.
– Венсан?
– Что?
– Сегодня утром был дождь?
– С двух часов ночи ни капли.
Венсан когда-то начал свою карьеру с метеопрогнозов для местной газеты и всегда внимательно следил за погодой. Он много знал о том, почему вода падает на землю, а почему остается на небесах.
– Так сегодня утром никто не проходил, ты уверен? Может, кто-нибудь пса выгуливал?
– Ты заставляешь меня десять раз повторять одно и то же. Единственная живая душа, которую я видел, была Марта. Ты за ней ничего не заметил? – прибавил Венсан, склонился над газетой, потом принялся ножницами чистить ногти. – Кажется, ты вчера ее видел?
– Да, вчера в кафе сыграл партию на волынке.
– Ты ее провожал?
– Да. – Кельвелер сел, по-прежнему разглядывая находку в газете.
– И ты ничего не заметил? – немного сердито спросил Венсан.
– Скажем так, она была не в лучшем виде.
– И все?
– Да.
– Неужели все? – воскликнул Венсан. – Ты читаешь лекции об архиважности мелких бытовых преступлений, носишься со своей жабой, по полчаса разглядываешь всякий мусор, который нашел под деревом, а в Марте, которую знаешь двадцать лет, ты ничего не заметил. Браво, Луи, молодец!
Кельвелер тут же впился в него глазами. Поздно, подумал Венсан, ну и черт с ним. Зеленые глаза Луи в обрамлении темных ресниц, будто подведенные тушью, из туманно-мечтательных превращались в пронзительно-колючие. Рот тут же сурово сжимался, и обычная мягкость мгновенно улетучивалась, будто стайка воробышков. В такие минуты его лицо напоминало чеканные профили на медалях, вряд ли способные вызвать улыбку. Венсан тряхнул головой, словно отгоняя осу.
– Рассказывай, – бросил Кельвелер.
– Марта уже неделю ночует на улице. Их комнатки отобрали, хотят сделать шикарные однокомнатные квартиры-студии. Новый хозяин их всех вышвырнул.
– Почему она мне ничего не сказала? Разве их не должны были предупредить заранее? Да убери ты свои ножницы, порежешься.
– Они попытались отстоять свои каморки, а их выселили.
– Но почему она мне ничего не сказала? – повторил Луи громче.
– Потому что у нее есть гордость, потому что ей стыдно, потому что она боится тебя.
– Ну а ты, придурок? Ты мне сказать не мог? Да уймись ты с этими ножницами, мать твою! Еще не все ногти вычистил?
– Я сам только позавчера узнал. А тебя было не найти.
Кельвелер уставился на находку в газете. Венсан искоса наблюдал за ним. Красивый мужик Луи, но не сейчас, когда он такой сердитый, задрал нос и выпятил подбородок. Злость никого не красит, а Луи и подавно с его трехдневной щетиной и пристальными, будто подведенными глазами наводил страх. Венсан ждал.
– Знаешь, что это за штука? – спросил наконец Кельвелер, протягивая ему обрывок газеты.
Его черты вновь обрели подвижность, взгляд смягчился, губы разжались. Венсан осмотрел находку. Ему было совсем не до того, ведь он обругал Луи, а такое случалось не часто.
– Без понятия, что это за дерьмо, – ответил он.
– Уже горячо. Продолжай.
– Что-то бесформенное, пожеванное… Мне плевать, Луи. Честное слово, плевать.
– Но что ты еще скажешь?
– Ну, если с натяжкой, это напоминает то, что оставалось в моей тарелке, когда бабушка готовила мне свиную ножку в панировке. Я ее терпеть не мог, а она думала, это мое любимое блюдо. Бабушки порой такие чудные.
– Не знаю, – сказал Кельвелер, – у меня их не было.
Он бросил бумаги и книгу в пакет, находку в газете сунул в один карман, а жабу в другой.
– Забираешь свиную ножку?
– Почему бы и нет. Где мне Марту найти?
– Последние дни она пристроилась под навесом, позади дерева сто шестнадцать, – проговорил
