хватки, тихонько прошептал, почти касаясь губами уха девушки:
– Послушай-ка, Сабрина.
– Пусти меня, негодяй! – задыхаясь, крикнула она. – Я убью и старика, и всех этих придурков полицейских.
– Сабрина, я нашел твоего мальчика.
Адамберг почувствовал, как Сабрина напряглась и затихла.
– Он в Польше, – продолжал комиссар, прижавшись губами к серому монашескому чепцу. – Я послал туда одного из моих людей.
– Врешь! – с ненавистью выдохнула Сабрина.
– Он в Гданьске. Опусти пистолет.
– Врешь! – закричала она, задыхаясь, и рука ее дрогнула.
– У меня в кармане его фото, – продолжал Адамберг. – Снимок сделали два дня назад, когда малыш выходил из школы. Я не могу тебе его показать, ты меня ранила в руку. А если я тебя выпущу, ты меня убьешь. Что делать будем, а, Сабрина? Хочешь посмотреть фотографию? А сына вернуть хочешь? Ведь если ты сейчас тут всех положишь, ты его никогда не увидишь.
– Это ловушка, – прохрипела Сабрина.
– Пусть подойдет кто-нибудь из жандармов. Он достанет фотографию у меня из кармана и покажет ее тебе. Ты сразу узнаешь мальчика, я уверен. И поймешь: я не вру.
– Пусть кто-нибудь подойдет, но только не полицейский.
– Хорошо, тогда кто-нибудь безоружный.
Сабрина на секунду задумалась, тяжело дыша в железных объятиях Адамберга.
– Ладно, – согласилась она наконец.
– Соль! – позвал Адамберг. – Подойди сюда, только очень медленно, расставив руки.
Соль спустился на землю, приблизился к скамье.
– Обойди нас, потом стань сбоку от меня. В пиджаке, в левом внутреннем кармане, найди конверт. Открой его, вытащи фото. Покажи ей.
Соль послушно выполнил все указания, достал из конверта черно-белую фотографию мальчика лет восьми и поднес ее к лицу девушки. Сабрина опустила глаза, внимательно вглядываясь в снимок.
– Положи все на скамейку, – скомандовал Адамберг. – Теперь, Соль, возвращайся в машину. Ну что, Сабрина, ты узнала малыша?
Девушка кивнула.
– Мы его вернем, – сказал Адамберг.
– Он его ни за что не отдаст, – вздохнула она.
– Поверь мне, отдаст. Еще как отдаст. Опусти пистолет. Я очень дорожу стариком, что лежит на земле. И теми двумя тоже. Я дорожу и этими четырьмя полицейскими, хотя знаком с ними еще меньше, чем с тобой. И моя собственная шкура мне тоже дорога. Кстати, твоя тоже. Дернешься – и они превратят тебя в решето. Потому что ты ранила полицейского, а это очень плохо.
– Меня же сразу отвезут в тюрьму!
– Они отвезут тебя туда, куда я скажу. Твоим делом занимаюсь я. Опусти пистолет. Отдай его мне.
Сабрина опустила руку, дрожа всем телом, и уронила оружие на землю. Адамберг медленно отпустил ее, сделал знак жандармам удалиться и, обойдя скамейку, поднял с земли пистолет. Сабрина села, сжалась в комок и разрыдалась. Он опустился рядом с ней, осторожно снял с нее чепец и ласково погладил по голове.
– Вставай, надо идти, – тихонько проговорил он. – За тобой приедет один из моих сотрудников. Его зовут Данглар. Он отвезет тебя в Париж, и там ты будешь меня ждать. У меня здесь еще остались кое-какие дела. Но ты меня подождешь. И мы поедем за твоим мальчиком.
Сабрина поднялась, сделала шаг и пошатнулась. Адамберг обнял ее за талию и повел в жандармерию. Один из жандармов остался и осмотрел поврежденную ногу Полуночника.
– Помогите мне устроить его в кузове, – попросила Камилла. – Я хочу показать его врачу.
– Какая вонь! – в ужасе пробормотал жандарм, укладывая Полуночника на правую кровать.
– И вовсе это не вонь! – заявил Полуночник. – Это овечий запах!
– Вы что, прямо здесь и живете? – спросил жандарм, испуганно разглядывая убогую обстановку фургона.
– Временно, – ответила Камилла.
Адамберг забрался по ступенькам и спросил:
– Ну, как он?
– Ничего, немного повредил лодыжку, – ответил жандарм. – По-моему, переломов нет. Но лучше все- таки заехать к доктору. Кстати, и вам бы не помешало, комиссар, – посоветовал он, заметив наскоро наложенную повязку на раненой руке Адамберга.
– Да, пожалуй, – согласился Адамберг. – Рана неглубокая. Я этим займусь.
