Почему надо бояться какой-то «чертовой бабы», я не знал, но в голосе моего спутника чувствовалась уверенность, что при подобных встречах надо именно так и поступать.
– И в глаза ей не смотри, а то плохо будет, – посоветовал напоследок Михаил.
– Почему?
– Я не смотрел и потому жив еще, – произнес умудренный местным жизненным опытом сторож, после чего стал ниже травы, тише воды.
Мы сидели, затаившись в густой траве. Раньше мне подобное показалось бы полным идиотизмом: два здоровых мужика прячутся ночью от бабы. Но теперь ощущение опасности у меня обострилось. Чавканье приближалось. Вот уже и побежала рябь по огромной луже, подсвеченной фонарем.
– Это же… – вырвалось у меня, но тут же рука Михаила легла мне на плечо, напоминая о молчании.
Из темноты на свет вышла простоволосая стройная женщина. Она была в чем мать родила, к животу прижимала какое-то рванье, тряпки. Шла, опустив голову, мерно ступая босыми ногами в луже. Проследовала совсем рядом с нами. Я чувствовал, как пальцы Михаила сжимают мое плечо. Нагая прошла еще с десяток шагов, я видел уже ее спину с прилипшим под лопаткой березовым листком. Задержанное дыхание дало о себе знать; я вздохнул, неосторожно издав хрип. «Чертова баба» остановилась и медленно обернулась. Я не стал искушать судьбу, отвел взгляд, продолжая наблюдать за ней боковым зрением. Видел немного, скорее даже, просто угадывал движения. Ночная бродяга свернула с дороги, и ее босые ноги уже шелестели в траве. Затем она остановилась, вроде даже принюхалась. Высокая трава доходила ей до немного отвисшей груди.
И тут нагая женщина что-то зашептала – невнятное, пугающее, размахивая руками, будто плыла – и стала быстро приближаться к нам. Шелестела, хрустела трава. Внезапно ночная гостья присела, скрылась с глаз, и теперь мы уже слышали только быстро приближающийся к нам шорох.
– Бежим, мля… – выдохнул Михаил и сорвался с места.
Я еле успевал за ним. Сторож дороги не выбирал, мчался по луже, разбрызгивая грязь. Мы влетели в ворота поселка, Михаил закрыл створки ворот и закрутил их цепью, после чего перевел дыхание. Дорога была пустынна, только в траве ощущалось тихое движение.
– Сюда она не сунется? – удивился я тому, что Михаил никуда больше не убегает.
– Нет, за ворота в поселок сегодня больше не сунется, – уверенно произнес он. – Проверено опытом.
– Кто она такая? Сумасшедшая? Чего нагишом ходит? – сыпал я вопросами. – Почему ее бояться надо?
– Может, и придурочная, – согласился Михаил. – Она тут объявилась сразу после того, как одного мужика у нас на дачах придушили. Вот и ходит каждый день. Я первый раз, когда ее увидел, посчитал, что какая-то бабенка решила голяком в нашем пруду ночью искупаться. Интересно стало. Да и подумал, может, пьяная… Пошел к ней, она на берегу стоит. Окликнул, не отвечает, не оборачивается. А потом – прыг в воду и поплыла. На той стороне вылезла и на меня смотрит. И тут мне так гнусно стало, словно сердце наизнанку вывернулось. Она без шмоток, без ничего, так и пошла за ворота к кладбищу. А я потом целый день как пьяный ходил, сердце стучало… Выпить бы сейчас, черт!
– В этом мне помочь тебе нечем. Деньги есть, но в магазин тут не сбегаешь… – Я уже и сам чувствовал, что созрел принять дозу спиртного, хотя бы для того, чтобы согреться изнутри и не простудиться.
У нас над головами ярко горел фонарь. В его свете прорисовывались мелкие капли моросящего дождя. Водяная взвесь не падала на землю, она просто висела в воздухе, толклась, словно мошкара. Про «чертову бабу» больше расспрашивать не хотелось. С меня сегодня и так хватило. Еще одно открытие стало бы лишним, а я уже смутно догадывался, кем она может быть, вот только верить не хотел.
– Деньги, они везде деньги, – философски заметил Михаил. – Хоть на Луне. Везде есть свои живительные оазисы. Живет неподалеку одна бабушка, у нее можно затариться в любое время дня и ночи. Если, конечно, человек знакомый просит. А моя сторожка, вот она, напротив озерца стоит.
И Михаил с гордостью указал на небольшой кирпичный домик с островерхой крышей на самом краю поселка. От дороги его отделял невысокий заборчик. Рядом стояла ржавая телефонная будка. Аппарата внутри не просматривалось, лишь чернела старомодная розетка.
– Бабушка, она вон там живет. Не спит еще, кажется… Не отставай, заблудишься, а один отсюда не выберешься, до утра блуждать придется. – И Михаил нырнул в узкий проход между сетчатыми заборами.
Совет был дан кстати. Я бы не разобрался в хитросплетении местных тропинок даже солнечным днем и на свежую голову. Спина сторожа мелькала передо мной. Мы вышли на параллельную улицу – мрачную, неприветливую. Фасады дачных домов уходили в темень. Где-то невдалеке поскрипывал лес. Из-под ближайших кустов двумя зелеными угольками поблескивал глазищами и утробно урчал кот. В воздухе, кроме дождя, висел и угнетающе-густой запах паленой резины.
– Пришли, – Михаил почти по-хозяйски пропустил меня вперед, толкнув дощатую калитку.
Дачный участок оказался вполне ухоженным. Цветник поблескивал в ночи желтыми настурциями, ровной шеренгой высились кусты смородины. Над нашими головами покачивали тяжелыми ветвями старые яблони и сливы. Диссонансом всему этому являлось кострище, обложенное половинками кирпичей; в нем догорала, чадила автомобильная шина. Именно умирающий костер и распространял удушливый запах паленой резины. Дом сперва показался мне необитаемым, но потом я все же рассмотрел в окне узкую, как лезвие ножа, полоску света.
– Семеновна, – уже взывал Михаил под дверью на крыльце, стучал ладонью по ручке. – Это я, Мишка! За деньги. Открой!
Магическая фраза «за деньги» сработала. В окне появился свет. Было видно, как взлохмаченная старуха снимает с подоконника светомаскировку – лист фанеры.
– Не колоти, Мишка, вижу, – присмотрелась Семеновна к сторожу и тут же тревожно спросила: – А кто там с тобой?
– Приятель мой в гости заехал. Не боись, старая, не менты, я бы их никогда не привел, ты меня знаешь.
– Если приятель заехал, то почему он с собой выпить не привез? – справедливо удивилась старуха и не поспешила открывать дверь.
– Выпили уже то, что привез, – подмигнув мне, соврал старушке Михаил, не желая вступать с бутлегершей в дискуссию.
– Пусть к окну подойдет, на свет станет, – не сдавалась старуха.
Я подошел, стал так, чтобы свет падал мне на лицо. Пришлось смириться с тем, что меня пристально разглядывают. Наверное, все-таки я произвел благоприятное впечатление. Старая ведьма смягчилась.
– Ты не мент, – определила она на глаз. – Я ментов страх как не люблю.
Загрохотал засов, дверь открылась. На нас сразу же пахнуло запахом разогретой браги. Старуха стояла, взявшись рукой за косяк.
– Ты чего, Семеновна, покрышку жжешь? Вонь стоит на весь поселок. Да и сажа потом на овощи всякие выпадет… От нечистой силы так спасаешься? – слегка повеселел Михаил от предчувствия близкой выпивки.
– Воздух от запаха чищу, – Семеновна оценивающе смотрела на меня. Грязь и вода на моей одежде не могли ее ввести в заблуждение, она нутром ощущала, что я не ее клиент. – Небось обычный самогон пить не станешь? – прищурилась она, глядя на меня.
– Почему же? Если хороший, то выпить можно.
– Плохой выпивки не бывает, на каждую клиент найдется. Некоторые и стеклоочиститель пьют… – Рот старой ведьмы скривился в улыбке, и стало видно, что когда-то она была красивой женщиной.
– Обижаешь, Семеновна! Когда же я это стеклоочиститель пил? – возмутился Михаил.
– Не про тебя разговор, – старуха зевнула, прикрыв рот ладонью. – Помните мою доброту, – проговорила она. – Из своих запасов принесу. Сливовую, на калгане настоянную.
– Ну, Семеновна, уважила! – восхитился Михаил. – Вкуснее ничего не пил, никакой коньяк не потянет. Ты только с ценой особо не лютуй.
Бабуля, сдвинув ногой стоптанный половик в прихожей, откинула люк и спустилась в подпол. Пока она
