– Бросать надо, сынок. Видишь, уже и организм с этой отравой борется!
Сообразив, наконец, из-за чего с его организмом такие фокусы происходят, Сашка поскандалил с матерью и есть дома перестал.
«Все, – решила Антонина Федоровна, – нет у меня больше сил бороться с ним. Он меня в могилу загонит».
Но все-таки не выдержала и пошла в местную наркологическую больницу. Заглянула в церковь, поставила свечи за здравие, помолилась и поспешила домой. Саша последние дни был сам не свой.
Сегодня утром она вновь решила поговорить с ним о лечении. Глядя на него, Антонина Федоровна поразилась переменам, произошедшим с сыном за эти несколько дней. Нет, он пил так же, как и раньше, но, несмотря на это, стал тише и сосредоточеннее, будто ждал чего-то. Может, он все-таки устал? Устал отравлять жизнь себе и другим? Слабая надежда, что все наладится, что не все зря, подталкивала ее сделать то, чего она не делала уже столько лет, – подойти и обнять своего мальчика, погладить его по голове и спеть ему веселую песенку, после которой он звонко рассмеется, совсем по-детски. Пока она смотрела на Сашу, по нему будто тень пробежала. Возможно, это была просто игра света, но у Антонины Федоровны защемило сердце. Она вдруг четко увидела своего мальчика лежащим в гробу и подумала: «Он умрет, если не бросит пить».
Скорая смерть – вот что означала длинная черная тень, коснувшаяся Саши.
– Сынок, у тебя все нормально? – начала Антонина Федоровна.
Он печально посмотрел на нее и снова опустил голову.
– Мам, мне сейчас не до разговоров. Извини.
– Сынок, как насчет доктора?
– Делай что хочешь, – равнодушно отозвался Котов.
– Саша, ты не думай, это не кодирование…
– Мам, лишь бы «торпеду» в зад не вшивали. – Александр попытался улыбнуться, но получилась какая- то жалкая гримаса.
– Нет, нет, сынок, – поспешила заверить его Антонина Федоровна. – Гипнотерапия называется.
Мать не знала, что еще сказать. Саша тоже молчал.
– Так я схожу к врачу, договорюсь?
– Гипнотерапия – это то, что надо, мама, – неопределенно проговорил Саша.
– Ну, я пошла?
– Ага. – И парень снова поник.
Антонине Федоровне удалось договориться с врачом. Доктор оказался чуть постарше Саши и доверия у нее не вызывал, но его все советовали. А поговорив с ним, она успокоилась и решила, что он – именно то, что им с Сашей надо. После похода в клинику «alcoholu.net» Антонина Федоровна решила зайти в церковь, а потом вернуться домой.
От церкви до дома – километра два, и она преодолела это расстояние за двадцать минут, настолько не терпелось поделиться с сыном радостью. Уже стемнело, поэтому она сразу не увидела Сашу, а услышала его голос. Саша был пьян и на кого-то кричал. Антонина Федоровна и раньше замечала, что сын разговаривает с вымышленными собеседниками, но сегодня он будто ссорился с кем-то. И опять два слова забились в ее голове: «Все зря!»
– Опять нажрался! – только и смогла произнести она, входя в дом.
Не было ни страха, ни паники. Саша будто смотрел на себя со стороны, когда знаешь, чем все закончится, и все равно продолжаешь смотреть. Мертвые глаза «гостей» следили за Александром. Он продолжал идти. Последний путь. И эти твари провожали его.
Саша глотнул водки и остановился, увидев справа от себя сержанта Рустама Ибрагимова. У солдата отсутствовали руки, из тела торчали два окровавленных обрубка. Саша повернулся к мертвому сержанту. Когда Александр Котов уволился в запас – проще говоря, разочаровался в военной романтике и расторгнул контракт, – Русик был с руками.
– Значит, вот оно как, Русик? А Серега Дронов? Мишка Горюнов?..
Мертвец будто понял, чего от него хотят, и мотнул головой куда-то за спину Котова. Сашка обернулся. Серега и Мишка стояли рядом. Котов был уверен, что и погибли они вот так же вместе. У Сереги в груди зияла дыра размером с кулак, а у Мишки отсутствовало полголовы, поэтому на бывшего сослуживца сержанта Котова смотрел только один мутный глаз.
– Так-то, братцы. Значит, все зря, – произнес Сашка, развернулся и снова подошел к Ибрагимову.
– За мной должок, помнишь? – Он попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло.
Воспоминания о трехдневном плене у зверей показались Сашке более ужасными, чем происходящее теперь. Тогда если бы не этот обрубок со стеклянными глазами, Котова в лучшем случае убили бы, а в худшем… Сашка непроизвольно потрогал свой пах.
– Ну что, Русик, ты меня вытащил тогда из пекла, чтобы я некоторое время еще побегал с… Нет! – вскрикнул Сашка, будто вспомнив что-то важное. – Я понял! Ты пришел, чтобы вытащить меня из плена! Из плена моей долбаной привычки! – Он заглянул в мутные глаза Рустаму, и на мгновение ему показалось, что неосмысленный взгляд боевого товарища стал осуждающим. Нет, только показалось. Русик на его стороне, и он пришел за Сашкой. Теперь Котов будет рядом с парнями, которые погибли по собственной глупости либо по приказу. Для Сашки это всегда было одним и тем же.
– Ну что, боец? Сегодня я умру, – усмехнулся Саша. – Зато с яйцами. – Он глотнул из бутылки и пошел к яблоне в конце огорода.
Мертвецы исчезли.
Шум на лестничной площадке усилился. Ваня выругался и встал с дивана. Хмель еще не прошел, но голова уже болела, а во рту словно табун пасся. Гул за дверью стал еще сильнее, казалось, что хулиганы расположились прямо в коридоре квартиры Щеглова.
Иван сразу узнал парней, стоявших на площадке у его жилища. Многих из них он встречал в видеосалоне «Родник». Неспокойные ребята. Семен Елизаров месяц как освободился. Других Иван тоже знал, но имен вспомнить не мог.
– Здорово, Ваня, – блеснул коронкой Елизаров.
– Здорово. Что вы тут галдите?
– Галдят петухи у пара… – начал один из свиты Семена, но Елизаров его одернул.
– Кириян там лохов жизни учит.
– Кириян научит, – усмехнулся Иван, подошел к слишком разговорчивому парню и посмотрел ему в глаза. – Петухи, говоришь?
Парень молча отвернулся.
Иван спустился вниз. Между третьим и четвертым этажами стояли три парня. Огромный мужчина с голым торсом, покрытым татуировками, жался к грязно-зеленой стене. Рядом, усмехаясь, переминался с ноги на ногу какой-то злобный подросток. Кириян стоял напротив.
Иван еще не услышал, о чем спор, но, увидев тату, все понял. Кириян любил пустить пыль в глаза молодым. Иван вспомнил его слова: «За каждый партак ты должен ответить». Один из этих молодых как раз стоял рядом, следовательно, было перед кем покрасоваться.
– Ты по понятиям живешь? – говорил Кириян. – Откуда у тебя погон?..
– Кириян, тебе что, на зоне не надоело разбор полетов устраивать?
Кириенко удивленно повернулся на голос и вдруг дружелюбно улыбнулся:
– Иван, Иван. Ну, здорово, соседушка!
Раздражали Ивана и разборки эти, и наглый подросток, и разрисованный атлет, который забился в угол, как побитая собака. Шавка!
– Кириян, ты же знаешь, я в ваши блатные дела не лезу. Но ты можешь эту Третьяковскую галерею допросить у себя в квартире? А то у меня голова трещит…
– Ванюх, мы ж не громко. Голова твоя тоже дело поправимое. Пойдем лучше выпьем.
– Вот это дело! – потер руки подросток.
– Эй, опричники, айда бухнем! – крикнул Кириян в открытую дверь своей квартиры.
Иван увидел там еще шестерых и по их манерам понял, что каждый из них в тюрьме побывал как минимум по разу. Стараясь держаться как можно спокойнее, он вошел и присел рядом с ними. Справа
