Нечеловек

Максим! Максим умрет. Анжела была уверена.

«Я боюсь его, но я должна быть рядом. Хотя бы перед тем, как он умрет».

* * *

Анжела сидела в кресле и плакала. В руках она держала записку.

– Давай я прочитаю. – Егор взял у сестры мокрый от слез листок. – Читать?

Анжела кивнула, и Егор начал:

– «Какой-то случай взял и смял мою жизнь как использованную салфетку. В один миг я стал безжалостным террористом – и одновременно трясущимся заложником. Заложником Силы. Заложником только по отношению к себе, а террористом – и к себе, и к другим. В один миг я возненавидел весь мир, всех людей. В своих бедах я винил кого угодно, только не себя. А бед навалилось хоть отбавляй. На самом деле, когда у тебя есть дар (неважно от кого, от Бога или от Дьявола), ты обязательно захочешь им воспользоваться. Когда ты умеешь рисовать, неужели не напишешь хотя бы одну картину? Или если ты умеешь сочинять, неужели не настрочишь хоть небольшой рассказ для друзей? Конечно, то, чем я обладал, даже близко не стоит рядом с творчеством. Я имею в виду то творчество, которое происходит от слова «творить». Мой дар другого плана. Я мог разрушать и убивать. Убивать и разрушать, не пошевелив пальцем. Идеальный киллер. Трудно не возомнить себя если не богом, то полубогом уж точно. Чем больше я убивал, тем больше меня заполняла враждебная сущность. Сущность безжалостная. Я не знаю, к кому в руки попадет эта записка. Скорее всего, тому, кто найдет мое тело. У меня никого не осталось. Ни друзей, ни родственников. Человек, обладающий такой силой, обречен на одиночество».

Анжела зарыдала с новой силой. Егор даже начал сомневаться в том, что она его слышит, но все равно продолжил читать:

– «Так что, я думаю, записку найдет какой-нибудь сердобольный сосед, учуявший запах разложения. Наверное, правильней будет обратиться к тебе напрямую, дорогой мой сосед. Итак, рядом с запиской лежит книга. Очень рекомендую прочитать и дать другим. Она очень многое объясняет. Да, сосед, перестань ненавидеть людей. И обязательно прочитай Библию. Даже если ты уже ее читал, прочитай еще раз, и еще. И я уверяю, у тебя не останется в сердце места для ненависти к людям. Теперь, кажется, все. Сейчас 12.32. Я скоро умру. Правая рука отнялась, глаз не видит. Я сомневаюсь, что вообще что-нибудь слышу. Вокруг ватная тишина. Конец близок. Не знаю, сколько я еще протяну, думаю, не больше часа. Левая рука ничего не чувствует. Я думаю, нервные окончания отмирают первыми. Пока я могу еще писать, но с трудом. Сосед, все-таки около пяти часов назад я сделал доброе дело. Я убил тех, кто этого заслуживал по-настоящему…»

Егор перевернул лист. Ничего. Письмо закончено. Теперь было ясно: ему стало плохо, когда он писал записку. Егор уловил суть, но решил перечитать еще раз.

– Бог ты мой, у него же никого не осталось! – воскликнул он.

Анжела, едва успокоившись, вновь заплакала. Егор вдруг понял, что не будь он так одинок, возможно, ничего этого не случилось бы. Тело Максима вынесли час назад, запах разложения еще присутствовал, несмотря на открытые окна. Когда они с Анжелой вошли в квартиру, запах был таким сильным, будто труп пролежал в ней месяц. Егор посмотрел на часы. 16.23. Месяц, а не три часа.

Пока они ждали «Скорую», их привлек репортаж о заложниках Салимовского детдома. Анжела все время плакала.

– Вам не кажется странным, что боевики перестреляли друг друга? – задал вопрос корреспондент местного телевидения.

Камера показала тучного человека в милицейской форме. Несмотря на пасмурную погоду, милиционер потел, снимал фуражку и вытирал носовым платком лысину.

– Основной версией…

Теперь Егор знал основную версию. Бог ты мой, вот то доброе дело, которое совершил Максим перед смертью!

Егор вошел в кухню, достал зажигалку и поджег записку. Бросил в раковину и, когда она догорела, включил воду. Прошел по всем комнатам и закрыл окна. Форточку в кухне оставил открытой. Запаха вроде бы не было, но все-таки, чтобы воздух не был таким спертым… Когда они теперь сюда попадут? Анжела вряд ли останется здесь жить.

Егор взял книгу и подошел к сестре.

– Ну, ты как?

Глупый вопрос. Как еще может быть? Егор присел и взял Анжелу за руку.

– Нормально. – Не менее глупый ответ, но, как говорится, каков вопрос, таков ответ.

– Ты, наверное, к нам поедешь?

Сестра напряглась. Егор даже подумал, что она снова заплачет, но Анжела сдержалась.

– Да, наверное, – тихо сказала она и встала. У двери остановилась и спросила: – Егор, я не совсем поняла… О каком добром деле писал Максим?

«Значит, я ошибся, – подумал Егор. – Она слышала, о чем я читал, но вот сопоставить написанное в письме с сообщением о террористах не смогла».

– Бог ты мой, он заставил перестрелять друг друга бандитов, захвативших детский дом, – ответил он.

– Но конец их будет по делам их, – вдруг всплыла услышанная где-то цитата. Анжела вздохнула и пошла вниз по лестнице.

Егор закрыл квартиру и направился за ней. У подъезда подошел к урне, посмотрел на книгу и, практически не раздумывая, бросил ее в пахнущее кислотой нутро. Встретился взглядом с Анжелой.

– Да будет так! – произнесла одними губами сестра.

– Да будет так! – повторил за ней Богданов.

Анжела приехала сказать Максиму, что беременна. Что у них будет сын. Обязательно сын. Максим очень хотел мальчика. Когда Анжела узнала о беременности, то сначала ее терзали сомнения, оставить ребенка или нет; но теперь она точно знала, что родит.

Она ведь еще не знала, что дар этот «от отца к сыну»…