мнимыми: убийц и насильников расстреливали на месте преступления без суда и следствия.
Случалось это, впрочем, нечасто. Правоохранители на броневиках предпочитали не соваться в темные дворы: бронемашины могли грамотно заблокировать и сжечь бутылками с «коктейлем Молотова» или подбить из гранатометов. Появился новый тип громил. По району то и дело носились автомобили, водители которых вели беспорядочный огонь на поражение, давили колесами прохожих. Таких уничтожали без колебаний – и не только менты, но и обычные вооруженные граждане. По городу циркулировали тревожные слухи о каком-то загадочном маньяке-байкере, стрелявшем в кого ни попадя: количество его жертв вроде бы перевалило за несколько десятков. Появившись словно ниоткуда, он безжалостно палил по прохожим и тут же уезжал с места преступления. Однако обезвредить моторизованного убийцу пока не представлялось возможным – слишком уж неуловимым он был. Удивительней всего, что мотоциклист оказался еще и на редкость живучим: в отличие от классических маньяков, укушенных Rattus Pushtunus, за этим вроде бы не наблюдалось никаких суицидальных поползновений. По крайней мере, орудовал он несколько дней, что для инфицированных было очень много.
Уже через неделю после введения чрезвычайного положения было замечено: все, зараженные страшным вирусом, действуют только в одиночку. Не было зафиксировано ни единого случая, когда маньяки сбивались в банды или входили бы друг с другом в какой-нибудь сговор. Это был классический случай войны «каждого против всех».
Чего, к сожалению, нельзя было сказать об афганских крысах: участились случаи, когда эти гнусные твари нападали на жертв скопом, и тогда шансов убежать просто не оставалось. Правда, пока у грызунов было слишком много еды на улицах – похоронные команды убирали трупы лишь раз в день, да и то далеко не везде.
Время шло, и ситуация ухудшалась неотвратимо. Милицейские патрули на бронетранспортерах и БМП оказались не только малоэффективными, но иногда и опасными для жителей блокадной зоны. Ни броня, ни стрелковое оружие не стало преградой для Rattus Pushtunus, которые умудрялись проникать даже в чрево броневиков. Случай, когда сошедший с ума правоохранитель перестрелял весь экипаж, а затем открыл беспорядочный огонь из крупнокалиберного пулемета по зданию райотдела милиции, подтолкнул к иному решению проблемы. В Южный округ откомандировали боевой вертолет с хорошо обученным экипажем. Пилотам вменялось в обязанность немедленно открывать огонь на поражение при малейшем подозрении в маньячестве, в том числе – и по милицейским машинам. К тому же мобильность вертолета давала возможность грамотно координировать действия наземных патрулей. При этом пилотам не разрешалось приземляться на территории Южного округа ни при каких обстоятельствах; никто не мог дать гарантий, что афганская крыса не проникнет незаметно на борт.
Всем экипажам была поставлена первоочередная задача: во что бы то ни стало обезвредить безумного байкера; количество жертв множилось с каждым днем, и никто не мог сказать, кто станет его следующей жертвой.
Глава 21
Изящный хирургический скальпель угрожающе сверкал в ровном люминесцентном свете. Его бритвенно отточенная кромка невольно наводила на мысли о безжалостных ампутациях, окровавленных тампонах и блестящих внутренностях, вывернутых в цинковый таз. Скальпель этот был несколько длиннее обычного: профессиональные инструменты для потрошения трупов обычно отличаются от операционных.
Вдоволь полюбовавшись сиянием скальпеля, Александр Иванович сдул с деревянного приклада охотничьего ружья несуществующие пылинки, любовно протер его рукавом, прищурился. Блестящее лезвие хищно впилось в полированную сосну. Сделав выразительную продолговатую зарубку, прозектор аккуратно смахнул деревянное крошево в ладонь и выбросил его в мусорку. Осмотрел зарубку и вроде остался доволен…
За окнами умирал мрачный дождливый вечер. Дождь незаметно мельчал, постепенно превращаясь в ровную водяную взвесь, заполнявшую пространство между домами. Редкие вечерние окна напротив выглядели мутными желтыми одуванчиками с белесым искрением в сердцевине. Где-то вдали, на пустыре за домами, то и дело слышались беспорядочные выстрелы, тревожные крики, однако Александр Иванович уже не обращал на них никакого внимания.
Сидя на кухне своей холостяцкой квартиры, он лениво прихлебывал остывающий чай, любовался зарубкой и анализировал события минувшего дня.
Сегодня он впервые убил человека. Просто пристрелил его спокойно и хладнокровно, словно бешеного пса. Прозектор не испытывал к жертве ни сочувствия, ни жалости. Повторись ситуация еще раз – он точно так же нажал бы на курок. Убитый был безусловным подонком. И не только потому, что он, очевидно, был инфицирован страшным вирусом. Александр Иванович знал его уже много лет и мог поклясться, что за все это время за жертвой не числилось ни единого доброго поступка. А вот всевозможных мерзостей и пороков – по самую плешку.
– Что ни делается, все к лучшему, – прошептал прозектор; как и многие одиноко живущие люди, он имел вполне объяснимую привычку разговаривать сам с собой.
Траектория его судьбы теперь выписывалась по какому-то невероятному лекалу, причудливому и извилистому, как путь водяной змеи в штормовом море. Александр Иванович и сам не мог сказать, чего тут больше: скрытой логики или невероятного везения.
Случайно обнаруженный рак гортани – депрессия, безуспешная попытка излечения и ощущение полнейшей обреченности. Рутинное вскрытие трупа человека, укушенного Rattus Pushtunus, – и случайное открытие какого-то фантастического омоложения жертвы незадолго до смерти. Жест отчаяния – визит на ночную Промзону, добровольное инфицирование страшным вирусом через укус злобной твари – и чудодейственное излечение и невероятная регенерация организма. А главное – совершенно фантастическое открытие противоядия от побочных эффектов укусов. Даже о погибшей дочери он теперь почти не вспоминал. Но все-таки самым главным, наверное, было нечто совсем другое…
Вспоминая все перипетии недавнего убийства, патологоанатом неожиданно осознал: буквально за какую-то секунду до выстрела в нем родился, проснулся, ожил некий тайный распорядитель его поступков. Именно он и скомандовал: «Стреляй! Тебе это можно, тебе это позволено!..»
– А почему, собственно, только это? – полушепотом спросил у самого себя Александр Иванович. – Точней – почему только этого?
За свою жизнь он сталкивался с невероятным количеством подонков – особенно в родной системе здравоохранения. Больница скорой помощи, где Александр Иванович проработал восемнадцать лет, вообще была настоящим заповедником негодяев, взяточников, казнокрадов и бездарей. Как правило, рано или поздно все они и становились большими и маленькими начальниками, карабкались по плечам и головам к новым вершинам, выдавливая с работы все более или менее честное, живое и талантливое.
Другой бы на месте прозектора стал мизантропом, или кляузником, или бы просто тихо спился. А он уже целых восемнадцать лет тянул свою лямку, честно исполнял не слишком-то чистую работу. Он никогда не обращал внимания на больничные склоки и убогие интриги коллег, с головой окунулся в мир мертвых: иметь дело с покойными было куда интересней, чем с некоторыми живыми. Наверное, именно потому он и слыл хорошим специалистом и относительно бесконфликтным человеком. Да и рак гортани, обнаруженный им сравнительно недавно, не способствовал разборкам с начальством.
Теперь же, когда от страшной опухоли не осталось и следа, а в глубине души окончательно окрепло ощущение всемогущества и превосходства над окружающими, Александр Иванович осознал твердо: больше он сдерживаться не будет.
Да и сколько можно?! Стерпеть, смолчать, проглотить, утереться, насилу улыбнуться, не дать пощечину, не двинуть в морду, не поставить подлеца на место… Так и рождается самоунижение, разъедающее душу, как ржавчина, и ведущее к постоянным депрессиям.
Да и почему, собственно, подлецов следует ставить на место? Подлеца надо уничтожать, и не морально – физически. И это совсем не страшно. А наоборот – увлекательно, азартно и очень-очень приятно.
И тут, словно бы в подтверждение его мыслей, вновь ожил невидимый распорядитель его помыслов. «Стреляй! Души! Режь! Тебе можно все!» – явственно послышалось под черепной коробкой.
Допив чай, хозяин квартиры прикинул, сколько же мерзавцев его окружало только на работе. Получалось, что много: лишь молодой ассистент Валера да еще несколько интернов вызывали у него
