– Так это ж, теть Оль, считай в соседнем дворе, – подал голос уже успевший вытащить часть поклажи Алексей. – Для бешеной-то собаки и шесть верст вон не околица, – не очень удачно пошутил он. Впрочем, народ, уже занятый мыслями о подготовке к пешему переходу, не обратил внимания на неуместное сравнение.
Тем временем отец Матвей, выпроводивший из машины женщин, колдовал над Романом. И стоило еще плохо соображающему спросонок парню самостоятельно выбраться из салона, как к нему, всхлипнув, кинулась мать. Остальные деликатно отвернулись, сделав вид, что полностью поглощены сборами.
Через четверть часа переодевшийся в камуфляж Олег выдал каждому по специальному тонкому и широкому ошейнику из особо закаленной стали и проследил, чтобы все их надели. Участковый, облаченный так же, как и монах, поправил под воротником неприятно холодящую шею металлическую полосу и, закинув за плечи внушительный рюкзак, несколько раз подпрыгнул на месте. Поправил амуницию, чтобы ненароком не звякнуло при движении. Еще раз пружинисто подпрыгнул, а затем проверил, насколько легко выходят из специальных креплений заостренные на концах осиновые колышки. И, напоследок расписав лицо желто- зелеными разводами, задорно подмигнул Олегу:
– Ну что, святой отец, тряхнем стариной, а?
Тот, едва заметно усмехнувшись в ответ, размашисто перекрестился и, уронив руку, выдохнул: «С Богом… Тронулись, что ли, помаленьку…»
Двигаясь вдоль непроходимо заросшей подлеском просеки, в которую за прошедшие годы превратилась старая дорога, они провели в пути не полтора-два часа, как прикидывал Олег, а все пять. Когда монах уже был готов смириться с мыслью, что Ольга все же ошиблась и выбрала неверное направление, Алексей, по собственной инициативе взявший на себя роль разведчика, выскочил на опушку и внизу, под горой, наконец разглядел деревню.
Не выходя из-под защиты деревьев, он негромким свистом подозвал остальных. Подскочивший первым Олег подождал, пока подтянутся поддерживающие под руки обессилевшего Романа женщины и громко пыхтящий, изрядно взопревший священник. Приложив палец к губам, жестом приказал им располагаться на привал, а сам, скинув рюкзак, извлек из него пластиковую бутылку с водой и бинокль в футляре.
Пока наименее физически подготовленная часть команды, как подкошенная, повалилась на мягкий, как перина, мох и жадно пила теплую минералку, монах надолго прильнул к окулярам. Потом передал бинокль Алексею, успевшему вытянуть сигарету и по навсегда вбитой в подсознание привычке спрятать окурок под слоем прелой листвы.
Младший лейтенант минут десять шарил глазами по разбросанному вдоль то ли небольшой речушки, то ли разлившегося во время недавних дождей ручья десятку почерневших от старости домов. А когда опустил бинокль, то с удивлением произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Сдается мне, что деревенька-то пустая… Нет никого в деревеньке. И, судя по всему, давным-давно нет.
Задумчиво потерший гладко выбритый подбородок Олег, соглашаясь, кивнул:
– Вот и мне тоже показалось – мертвая деревня… Или все же там засада, как думаешь? Защитного тумана здесь нет. Упырям особо не разгуляться, вот и сидят по темным углам, нас дожидаются… Хочешь не хочешь, а придется идти на разведку. Всей толпой туда соваться не с руки. Можем и не отбиться, если разом, со всех сторон насядут…
– Вместе пойдем. Нет там никого, – безапелляционно перебил подошедший отец Матвей. – Вот отдышимся немного и потопаем.
Алексей обернулся и смерил его оценивающим взглядом:
– Поверьте мне на слово… – он запнулся, подбирая слово, но, все же решившись, подпустил в голос яду, – дедушка, самонадеянность в подобной ситуации дорогого стоит. Если вы ошибетесь, то мы до утра можем и не дожить. А мне, честно говоря, помирать рановато.
Священник нахмурился:
– Ты меня еще жизни поучи… внучек. Сказано, нет там никого – значит, так оно и есть. А не веришь, дело твое. И еще заруби себе на носу: разделяться нам ни в коем случае нельзя. Вместе пришли – вместе уйдем. Все ясно?
Смущенный столь резкой отповедью участковый покраснел, пожал плечами и, возвращая бинокль Олегу, обиженно буркнул:
– Ну, как знаете. Мое дело – предупредить.
Монах же, пряча бинокль в футляр, лишь усмехнулся и дружески подмигнул Алексею:
– Понапрасну-то не казнись. Я поначалу так же ерепенился, пока не сжился с тем, что отче никогда не ошибается. Посему… – Он глянул на наручные часы и, повысив голос, чтобы слышали остальные, скомандовал: – Выдвигаемся через пять минут!
Тем временем священник подозвал Ольгу, которая сразу указала ему на один из домов в середине деревни. Женщина, вынужденная погрузиться в страшные воспоминания, побледнела и, несмотря на теплый вечер, зябко поежилась.
– Вон тот, с развалившейся трубой, – проговорила она. – Я его и через сто лет узнаю.
Отец Матвей успокаивающе положил руку на ее плечо.
– Ну, будет, будет. Крепись. Тебе еще силы понадобятся – сына из беды вытаскивать.
Ольга по-детски шмыгнула носом, смахнула набежавшие слезы и глубоко вздохнула:
– Все нормально, святой отец, все нормально. Я сильная, выдержу.
– Вот и ладно, – он перекрестил женщину. – Нам пора. Иди поднимай молодежь.
…Нелегкий спуск с обрывистого косогора прошел без приключений, если не считать одной странности – чем ближе они подходили к околице, тем быстрее оживал Роман. Еще совсем недавно едва переставлявший ноги, он неожиданно категорически отказался от помощи и, сначала ускоряя шаг, а затем и вовсе сорвавшись на бег, устремился к покосившимся, вросшим в землю постройкам. Олег вместе с Алексеем, не сговариваясь, кинулись за ним.
Священник удержал за рукав дернувшуюся было вслед Ольгу.
– Не горячись, Ольга Васильевна, ребятишки вполне без нас управятся. И проследят, и защитят, если что. Опыта в этих делах у них не занимать. А мы, – он обернулся и жестом поторопил приотставшую Вику, – уж лучше от греха подальше, на безопасном расстоянии.
Пока в начале единственной деревенской улицы отец Матвей в сопровождении спутниц с трудом продирался сквозь густую, вымахавшую по колено траву, Роман добежал до остатков плетня того самого дома, на который сверху показывала священнику его мать, и рванул на себя трухлявую, рассыпающуюся под пальцами калитку. Заскочив во двор, с ходу перепрыгнул, словно всегда зная о ней, за долгие годы оплывшую и заросшую бурьяном, но все еще коварно-опасную дренажную канаву. Взлетел на подгнившее, с жалобным скрипом просевшее под ногами крыльцо – и вдруг как вкопанный застыл перед входной дверью.
Полуоторванная, болтающаяся на единственном изъеденном коррозией гвозде ручка, оспины сквозных отверстий в почерневшем, источенном насекомыми дереве и даже сплющенная подошвой позеленевшая гильза – все это было почти один в один как в преследующем его в последнее время сне. Все, кроме главного – возбуждающего, заставляющего кипеть в жилах кровь предвкушения встречи.
Но, несмотря на жгучее, с подкатывающими невольными горячими слезами к глазам, разочарование, что-то скрытое стенами дома, непроглядно-черное, пульсирующее свирепой силой неудержимо влекло Романа к себе. Не имея больше воли противиться, он, окончательно отрывая ручку, потянул на себя дверь и шагнул в мрачные, затхлые сени. Ведомый безошибочным внутренним компасом, поднял валявшуюся под ногами лестницу и приставил ее к лазу на чердак. Не задумываясь о риске сломать шею, если не выдержит гнилое дерево, вскарабкался наверх и, раздвигая руками пыльные занавеси паутины, по щиколотку проваливаясь в прелый мусор, полез в дальний угол, где под нижней балкой перекрытия темнел массивный прямоугольный ящик.
Заскочивший в дом Олег сразу же сообразил, где нужно искать подопечного, но его веса лестница уже не выдержала и с хрустом сложилась пополам. Подоспевший Алексей, недолго думая, хлопнул по своему
