умудрилась расплакаться на прощальном слове куратора их группы и поехала в «Корюшку» зареванная, несчастная, но зато с красным дипломом в сумочке.
Поскольку девушек в Аллиной группе было всего пять человек, парни купили для них три бутылки шампанского, а себе – сумасшедшее количество водки. Когда для первого торжественного тоста со своего места поднялся декан их факультета, молодые люди напрочь забыли, кому покупали шампанское, и разлили его на всех. Затем рекой полилась водка. Алла пила мало, поскольку водку терпеть не могла, но того, что она выпила, ей хватило. Перенервничавшую девушку повело уже с шампанского, а добавленная сверху всего одна рюмка водки привела ее в полубессознательное состояние. До этого случая она никогда не верила рассказам о том, что кто-то допился до полного беспамятства, но после шампанского с водкой она почти не помнила прощальный институтский вечер. В мозгу роились какие-то несвязные обрывки, из которых не было никакой возможности сложить полную картину банкета. Вот она, Алла, танцует с деканом и, кажется, падает… Такой стыд! Потом она вроде бы сидела на перилах «Корюшки» и глядела на воду. Потом была какая-то ссора. Все кричали. Галка трясла Сологуба за грудки, а Алле это почему-то не нравилось, и она всеми силами пыталась оттолкнуть Галку от Генки, но у нее получалось плохо. Потом они куда-то ехали на такси, набившись в машину так, что абсолютно нечем было дышать.
Утром, после банкета, Алла проснулась в вонючей каморке, где спала вповалку вся ее группа. На ее обнаженной груди лежала рука все того же Сологуба, который никогда ранее не интересовал ее как сексуальный объект. Алла ощупала себя трясущимися руками. На белой и самой нарядной ее блузке отсутствовали абсолютно все пуговицы, но все остальное было в полном порядке. Видимо, Генка был в таком пьянючем состоянии, что спуститься ниже груди у него не хватило сил. Но и того, что он успел, Алле было достаточно. Полная отвращения к себе самой, она выскользнула из объятий Сологуба, пытаясь хоть как-то прицепить одну полу блузки к другой. Генка, которого Алла таким образом побеспокоила, недовольно хрюкнул, перевернулся на другой бок и уткнулся в столь же обнаженную грудь Галки Верховцевой. Аллу передернуло. Прямо свальный грех, да и только! И как она здесь очутилась? И что это за вонючее помещение? Воздух сизый от дыма… Что они тут, никогда форточку не открывают?
Алла огляделась. Скорее всего, это комната их парней, живущих в общаге на Лесном проспекте, неухоженная, с серым окном в потеках и черным подоконником. Всюду, в самых неожиданных местах, например в чьем-то башмаке, стояли стеклянные пол-литровые банки, полные коричневой воды и битком набитые окурками. На стенах – журнальные вырезки с грудастыми красотками в дезабилье.
Алла еще раз вгляделась в однокурсников, спящих вповалку, заметила среди них абсолютно не знакомые ей личности и ужаснулась. Неужели она при них расстегивала блузку и укладывалась спать рядом с Сологубом? Какой ужас! Какой позор! Что теперь будет думать о ней Генка? Он теперь решит, что имеет на нее какие-нибудь права… И как же ее сюда занесло?! Она была девочкой домашней и никогда не кантовалась в общежитиях даже в великие престольные праздники. Зачем же она так напилась? Впрочем, она пила немного… Во всяком случае, ее не мутит, голова в порядке. Видимо, правду говорят, что нельзя мешать водку с шампанским… К тому же она еще здорово перенервничала накануне, вот вам и результат.
С трудом отыскав среди недвижимых тел свою сумочку, Алла выскользнула из комнаты в длиннющий коридор, рысцой пробежала его и одним духом скатилась вниз по лестнице. Вахтерша сладко спала на своем посту, и ей не было никакого дела до того, что делается наверху. Алла на цыпочках проскользнула мимо сочно посапывающей тетки в черном сатиновом халате и выскочила на улицу. Метро как раз только что открыли. Пассажиров было мало, и Алла взволновала своей распахивающейся блузкой не слишком много ленинградцев. Дверь квартиры она открыла собственным ключом.
– Алла, ты? – крикнула ей из своей комнаты мама.
– Конечно, я, мамочка! Кто же еще? – бодро прокричала Алла и мгновенно скинула блузку, чтобы мама, если ей придет в голову выйти в коридор, решила, что она так устала, что не хочет терять ни минуты времени, а хочет побыстрее раздеться, умыться и завалиться спать.
Мама из комнаты не вышла, прокричав, что Алла расскажет ей все, когда выспится, и это было очень хорошо. Закрывшись в ванной, Алла обнаружила, что ее шея и грудь покрыты подозрительными красно- синими пятнами. Сначала она страшно испугалась, что ее поразила какая-то неприличная болезнь, но потом догадалась: сия болезнь есть не что иное, как следы страстных поцелуев Сологуба, и ее чуть не вырвало. Хорошо, что у нее имелась летняя блузка с воротником-стоечкой, в которой она проходила чуть ли не половину лета, пока не сошли эти непристойные пятна.
А Генка Сологуб действительно посчитал, что после прощального банкета имеет на Аллу определенные права. В его одурманенном алкоголем мозгу то и дело представала картина полного обладания неприступной ранее Белозеровой. Он без конца талдычил ей, что она теперь его женщина и глупо все отрицать, потому что если бы всего этого на самом деле не было, то с чего бы он все это взял. Он-де не Лев Толстой и придумать эдакую «Крейцерову сонату» не в состоянии. Алла плохо помнила «Крейцерову сонату» и пообещала Генке принести справку от гинеколога, чтобы он заткнулся раз и навсегда. И она действительно сходила к гинекологу, только не для Сологуба, а для собственного успокоения. Молодая симпатичная гинекологиня ее действительно успокоила, но никакой справки, разумеется, не дала. Успокоенной Алле справка и не была нужна. Она заявила Генке, что если он еще раз посмеет заикнуться, чья она женщина, то она покажет полученную справку однокурсникам и расскажет, как он пытался ею овладеть и как опозорился. Угроза произвела на Сологуба неизгладимое впечатление, и приставать к Алле он перестал. А Алла после этой некрасивой истории поклялась себе никогда в жизни больше не пить и стойко держала свое слово.
– Я не пью, – повторила Антиною Алла, – а ты выпьешь после.
– Мы уже на «ты»? – скорее обрадовался, чем удивился ее новый знакомый.
– Разве ты имеешь что-нибудь против?
Он не имел. Он уже был готов, чтобы то, что она так явно и недвусмысленно обещала до вина, наступило как можно скорее. Она отставила фужер с минералкой в сторону, и оно наступило. Некто Макс оказался прекрасен во всех отношениях. Алла еще ни разу не совпадала так с мужчиной по темпераменту, ощущениям и желаниям. Они идеально подходили друг другу, хотели одного и того же, и даже разрядка наступила у них одновременно. Макс в благодарность бормотал ей что-то на предмет того, как ему повезло, что его бросила девушка. Аллу подобный сентиментальный бред уже давно не интересовал. Она поднялась с постели и принесла ему из кухни вина. В дверях Макс попросил ее остановиться, чтобы он мог полюбоваться совершенством ее тела. Этого она ему сделать не позволила, поскольку ситуация напомнила бы развернувшуюся много лет назад в фотостудии Софии Киевской. Алла легла рядом с ним на диван и сказала:
– Смотри, сколько хочешь, только здесь.
Макс пил вино и гладил ее взглядом, потом, отставив в сторону пустой фужер, дотронулся рукой до груди, провел плавную линию по бедру, и они опять совпали желаниями и телами. А потом он заснул. Алла смотрела на красивого сильного мужчину, так похожего на античного бога, и с горечью думала о том, что и его она не сможет полюбить. И она так и не полюбила.
Они встречались довольно часто. Сначала он пытался говорить с ней о любви. Она морщилась и просила перестать и не портить ей удовольствия от его сильного и красивого тела. Потом он, подобно ингерманландцу, гордо уходил, чтобы никогда с ней больше не встречаться. Потом он приходил снова и снова уходил. Потом к Алле приходила та самая девушка, которая Макса бросила, как она утверждала, по глупости, а теперь здорово об этом жалеет. Алла величественно отпускала ее возлюбленного на все четыре стороны. Он сначала не уходил, потом уходил, а потом снова возвращался обратно. В конце концов он смирился с тем, что Алла не желает его любить, не собирается за него замуж, но заниматься с ним любовью всегда готова. Однажды Макс спросил ее:
– Ну… а хотя бы своего первого мужчину ты любила?
– У меня не было первого мужчины, – расхохоталась она. – У меня искусственная дефлорация.
В самом деле, не рассказывать же ему, что единственный мужчина, которого она любила, отказался от нее, а тот, который с большим трудом эту дефлорацию провел, был нежным мальчиком Илмари. Она так же не в состоянии была его полюбить, как и понять необходимость членства возрожденной Ингерманландии в ООН.
– Ты слишком цинична, – рассердился на Аллу Макс. – Я спрашиваю про другое! Ты кого-нибудь любила в своей жизни?
