что разницы, собственно, никакой – все равно погибать.
Зубы Билла громко застучали, он задрожал всем телом, на котором выступил холодный пот, и капли его мгновенно превращались в ледышки, отрывались по причине дрожи и падали к облакам. Через какое-то время Билл обнаружил, что за ним тянется этакий ледяной, переливающийся в солнечных лучах хвост. Зрелище было поистине прекрасным, вот только обстоятельства, к сожалению, не позволяли насладиться им сполна. Какое тут наслаждение, когда того и гляди замерзнешь до смерти!
Билл, чтобы хоть как-то согреться, свернулся в клубок. Если бы не дрожь, которая сотрясала тело, он бы, пожалуй, отстегнул стопу и прошелся по рукам и ногам лазером – до такой степени заледенели конечности.
На сей раз воплей не было. Даже окажись он сейчас на том небе, где запрещено стонать, Билл наплевал бы на запрет, ибо единственное, что ему оставалось, это стоны, и он преисполнился решимости выдать на полную катушку. Умение стонать воспринималось десантниками как форма искусства, поэтому они постоянно тренировались, дабы не осрамиться, если, не ровен час, представится возможность проявить себя. Вообще-то стоны состоят в близком родстве с воплями, а посему многое из того, что Билл выстанывал на пути вверх, сильно напоминало то, что он выкрикивал по дороге вниз, причем возгласы шли в том же порядке. Вначале он несколько раз повторил: «Блин!», затем переключился на: «Я не хочу умирать!», выдавил «Помогите!» и закончил древним как мир «Мамочка!».
Стоны принесли ему столько же пользы, сколько вопли, то есть ни малейшей. Однако Билл все же испытал некоторое облегчение, ибо сумел вспомнить надлежащий порядок. Смерть от ледяной стужи и удушья во время полета в стратосферу в одних трусах не входила ни в учебный процесс в лагере, ни в компетенцию заряжающего – такова была воинская специальность Билла, вдобавок никто о ней не упоминал вообще; следовательно, он должен был полагаться лишь на свой обострившийся за срок службы инстинкт, и тот, судя по всему, его не подвел.
Правда, Билл никак не мог сообразить, что идет за стонами, поэтому он двинулся по второму кругу, а потом приготовился потерять сознание, что обычно получалось у него без каких бы то ни было затруднений.
Он уже различал звезды. Те не мигали, поскольку воздух на такой высоте был чрезвычайно разреженным. Билл пребывал в несокрушимой уверенности, что умирает. Обе его ноги, искусственная и настоящая, воспринимались теперь совершенно одинаково, свист ветра в ушах мало-помалу становился все тише. Нос онемел, рук он давно уже не чувствовал. Вдобавок у него начались галлюцинации.
Он не сомневался, что у него начались галлюцинации, поскольку увидел вдруг над собой громадную и зловещую черную тень; а ведь на рубеже космоса никаких темных теней просто не может быть!
Тень приближалась, у нее появились глаза, которые она тут же открыла и уставилась на Билла в упор. Чудовище разинуло огромную, светящуюся красным пасть, выбросило вперед множество щупалец, подхватило человека и повлекло в свое гнусное брюхо.
Билл собирался задергаться и завопить, но ему не хватило воздуха. Он нажал на кнопку, которая приводила в действие нож с ядовитым лезвием. К несчастью, вместо ножа из стопы высунулась пила; делать было нечего, и Билл атаковал тем оружием, которое оказалось под рукой.
Послышался громкий скрежет, где-то в отдалении Биллу почудился вопль, ярко вспыхнул свет, а потом мир погрузился во мрак.
Глава 3
Плоская, серая и холодная – такой представилась Биллу Вселенная, когда он пришел в себя; ну, если не вся Вселенная, то, по крайней мере, та ее часть, которая была доступна взору.
Он что, попал на небеса? Билл имел весьма расплывчатое понятие о том, на что похож рай, поскольку давно позабыл то, чему его учили в детстве; тем не менее ему почему-то казалось, что здесь что-то не так.
С другой стороны, он неоднократно просыпался в таких местах, в которых совершенно не помнил, как очутился. Если уж на то пошло, окружавшая обстановка гораздо сильнее смахивала на нечто привычно омерзительное, чем на небеса.
Билл присмотрелся повнимательнее. Плоско, до отвращения плоско и до тошноты скучно. Материал, из которого была изготовлена плоская поверхность, украшали разводы под «елочку», которые, как ни странно, мнились смутно знакомыми.
Интересно, подумалось Биллу, где он мог видеть их раньше? В книжке по астрономии? Нет, в такие книжки он в жизни не заглядывал. В старом номере «Импириел Джиогрэфик»? Нет, там он рассматривал разве что рекламные картинки с голыми женщинами. В инструкции?
Ну-ка, ну-ка… Нет, не в инструкции, но этот узор наверняка каким-то образом связан с воинской службой.
Точно! Нескользящая металлическая палуба, из того же металла, что и пол в казарме! Настроение Билла моментально улучшилось. Может статься, ему все приснилось – может, он никогда не записывался в добровольцы, никуда не улетал, может, всего лишь шарахнулся обо что-нибудь башкой во время своей суточной увольнительной или напился вдрызг по возвращении? Во всяком случае, Билл воспрянул духом.
Неожиданно ему вспомнился гигантский черный монстр со множеством щупалец, и волосы у него на загривке встали дыбом. Паук? Да какие могут быть пауки в космосе? Проспись, приятель! Разве бывают на свете пауки таких размеров? Билл помотал головой. Даже на Венерии, где пауков полным-полно, этаких чудищ не водится. Значит, и впрямь приснилось.
Сказать по правде, Биллу было слегка не по себе. Засыпая в подпитии, он чаще всего видел во сне исполинских змей, кроличьи норы, слонов, что пытались вытащить из пещеры запас арахиса, себя в компании женщин, с которыми он вытворял то, чего никогда не имел возможности воспроизвести наяву; порой ему грезились пиалы пива, ведра водки, шайки шампанского, волны виски и прочие алкогольные напитки, которые состоят в аллитерации со своими емкостями и без которых жизнь солдата лишена всякого смысла. Но что касается пауков…
Любопытно, к чему этот сон? И сон ли то вообще?
Билл поднял голову и огляделся. Помещение, в котором он находился, имело мало общего с казармой в лагере Бубонная Чума. Оно походило больше на крюйт-камеру, склад или трюм десантного корабля.
Десантный корабль? Билл уронил голову обратно на металлическую поверхность. Неужели он сызнова очутился в лапах героического капитана Кадаффи? Уж лучше гигантский паук…
Билл уставился на чистую, свежевыкрашенную переборку. Его захлестнуло отчаяние, однако он вскоре сообразил, что упустил кое-что из виду. Мысль о том, что он уцелел в битве и стал героем коммандос, на короткий промежуток времени притупила его наблюдательность. В помещении было слишком уж чисто. Экипаж транспорта ни за что не станет поддерживать на корабле такую чистоту. Да что там говорить, транспорты и со стапелей-то сходят настоящими свинарниками.
Что же, черт возьми, произошло?
До Билла наконец дошло, что единственный способ выяснить, куда он попал, – встать и пойти на разведку.
Билл поднялся. На полу поблизости валялись гермошлем и антигравитатор. На нем были только рубашка и форменные трусы. Выходит, все, что случилось, было наяву? Интересно, однако.
Он находился в крохотном помещении, которое могло располагаться где угодно, при условии, что речь шла о военной базе. Помещение с первого взгляда наводило на воспоминания о казарме. Стены, из того же материала, что и пол, были выкрашены в тот же цвет. Билл вспомнил, чем отличаются цвета: если каюта предназначена для солдат, ее красят в тошнотворный желто-зеленый, а если для офицеров – то в красный с золотистым отливом. Получается, что он – в грузовом отсеке звездолета. Что ж, продолжим.
Но дверь, которая вела наружу, оказалась запертой. Билл замолотил по ней кулаками; какое-то время спустя из-за двери послышался голос:
– Чего расстучался? Лучше подтяни штаны!
– У меня нет штанов, – отозвался Билл.
– Тогда не гони лошадей!
– И лошадей тоже нет, – пожаловался Билл. – Был робомул, но давным-давно, на далекой планете, где я жил счастливой жизнью техника-удобрителя. – Счастливые воспоминания вынудили Билла пустить
