Ближайшие к нему закричали, пятясь назад, послышались болезненные стоны – некоторых задело огнем. Хрэдил заговорила:
– Человек понес наказание. Он крикнул вслух, что виновен в измене. Есть еще желающие крикнуть, что они виновны в измене? Выходите, говорите спокойно: вас услышат.
Она мурлыкала, рассчитывая на ответ. Те, кто был ближе, попятились, движимые паникой, никто не пошел вперед. Ян взглянул на тело своего друга и почувствовал странное онемение. Убит. Погиб из-за него. Возможно, обвинения правильны, и он принес хаос и смерть. Он напрягся – Шеер подошел ближе и схватил его за предплечья, чтобы он не мог двигаться. И Ян понял почему – к нему медленно приблизилась Хрэдил.
– Видишь теперь, куда завела тебя глупость, Кулозик? – сказала она. – Я предупреждала тебя, но ты не послушал. Ты проповедовал измену. Из-за тебя погибли люди, и последний только что. Но теперь – конец, потому что ты подошел к концу. Скоро мы с тобой покончим. И Элзбета с тобой покончит…
– Не пачкай ее имя своим грязным ртом…
Ян не хотел говорить, но она его вынудила.
– Элзбета не будет замужем за тобой после твоей смерти, правда? Это единственный способ прервать брак, и он будет прерван. И твое дитя будет выращено другим мужчиной, другого будет звать отцом…
– О чем ты говоришь, ведьма?
– Как, разве она не сказала тебе? Наверное, забыла. Наверное, решила, что идею о ее новом замужестве ты сочтешь отвратительной. У нее будет ребенок, твой ребенок…
Она замолчала, раскрыв рот, потому что Ян громко захохотал, стряхнув даже вцепившегося в него Шеера.
– Не смейся, это правда! – крикнула она.
– Избавьте меня от него, уведите в камеру, – попросил Ян и отвернулся, смеясь. Новость вызвала совершенно иной эффект, чем ожидалось. Очень уж хороша была эта новость. Он так и сказал Элзбете, пришедшей его повидать, когда его заперли.
– Надо было сказать мне, – говорил он. – Ты лучше, чем эта мерзкая старая шлюха должна была знать, как я отреагирую.
– Я не была уверена. Это была такая чудесная новость, я совсем недавно узнала. А ей, наверное, проболтался доктор. Я просто не хотела тебя расстраивать.
– Расстраивать? Да, долгий путь проходит в наши горькие времена добрая весть. Ребенок – вот что самое важное. Меня могут убить в любую минуту, но ты должна уберечь нашего ребенка. Для меня это важно. Видела бы ты лицо этого чудища, когда я смеялся. Я не сразу даже понял, что это самое лучшее, что я мог сделать. Она настолько злобна, что не способна понять, как другие могут испытывать человеческие чувства.
Элзбета кивнула.
– Обычно мне горько бывает, когда ты так говоришь о ней. В конце концов, она – Хрэдил. Однако ты прав. Она именно такая, и даже более…
– Не говори этого. Не здесь.
– Могут записывать? Я уже знаю об этом, мне сказал один из твоих друзей. Но я хочу, чтобы она слышала, хочу сама ей все сказать. Она так хорошо потрудилась, чтобы нас разлучить!
Наконец-то она начала постигать, подумал Ян мрачно. Видеть Элзбету так близко и не иметь возможности к ней прикоснуться – это было уже слишком тяжело.
– Уходи, пожалуйста, – сказал он. – Но зайди еще попозже. Обещаешь?
– Конечно.
Он рухнул на койку спиной к окну, не желая смотреть, как она уходит. Все было кончено. Гизо был единственным, кто мог. Но Гизо был мертв, спровоцировал, как она и задумала. И убит, как она тоже тщательно запланировала. Никто за тот короткий отрезок времени, что ему остался, не мог организовать подмогу. Друзья были, и немало, но они беспомощны. И враги тоже были, все те, кто с ненавистью относился к переменам и винил его во всем. Возможно, их было большинство на этой планете. Что ж, он для них сделал все, что мог. Немногое. Хотя, если корабли придут, их будет ждать зерно. Но это не значит, что люди извлекут из этого какую-то выгоду. Они будут кланяться, как крестьяне, и вернутся на поля и на службу, и будут вести рабскую жизнь, не зная ни наград, ни будущего. Он-то хоть получил краткое время вместе с Элзбетой – это стоило многого. Но лучше что-то, чем ничего. И у них будет сын, надо надеяться, что сын. А еще лучше дочка. Мягкость здесь не наследуется, но возможно, дочь проживет чуть дольше и будет чуть более счастливой. Впрочем, все это останется теоретизированием, если не придут корабли. Переправить большую часть людей на север на изломанной технике удастся только один раз. А может, и этого не получится, кроме того, некому с этим справиться.
А его к тому времени не будет, потому через несколько часов он умрет. Он с треском подтянулся на прутьях крошечного окошка и взглянул на вечно серое небо. Гаррота. Никто здесь не слышал о ней. Властители Земли возродили ее для худших преступников. Однажды его заставили присутствовать при этой казни. Осужденный сидел на специальном кресле с высокой спинкой. За шеей – отверстие. Толстым кордовым шнуром обхватили человека за шею и концы продели в отверстие. Концы присоединили к рукояти, которую опускали до тех пор, пока человек мучительно не задыхался. Чтобы натянуть шнур, требовался садист. В них нет недостатка. Несомненно, Шеер вызовется добровольцем.
– К тебе пришли, – крикнул стражник.
– Никаких посетителей. Никого не хочу видеть, кроме Элзбеты. Отнесись с уважением к последнему желанию человека. И дай мне еды и пива. Побольше пива.
Он пил, но не испытывал аппетита к еде. Элзбета пришла еще раз, и они тихонько переговорили, приблизившись друг к другу, как только можно. Она еще была здесь, когда пришли прокторы и прогнали ее.
– Не удивлен, что вижу тебя, Шеер, – сказал Ян. – Они собираются снизойти и дать повернуть рукоять машины?
Внезапная бледность и молчание мужчины сказали Яну, что его догадка верна.
– Но, может быть, я убью тебя первым, – сказал он и поднял кулак.
Шеер отскочил и стал скрести кобуру. Трус. Ян не улыбался, глядя на него. Он устал от них, устал от всех, устал от этого глупого холопского мира и почти готов был встретить судьбу с облегчением.
19
Это был тот же помост, который использовался для суда. Та же система широковещания. Ничто не упущено, все тщательно запланировано. Но судейские кресла и столы были убраны, и их заменило одно-единственное приспособление. Высокое кресло с гарротой. Ян издали заметил: сработано тщательно, не за день. Подготовлено прекрасно. Видя все это, он бессознательно остановился. Стражники тоже встали.
Это мгновение продлилось, словно никто не знал, что делать дальше. Пятеро судей – немые свидетели исполнения своего приговора, стояли на помосте. Толпа смотрела. Мужчины, женщины, дети – все обитатели планеты, мало-мальски способные ходить, собрались здесь. Безмолвные, как сама смерть, они дожидались смерти. Постоянно затянутое небо давило на них, как погребальное покрывало.
Тишина была внезапно нарушена Чаном Тэкенгом, вечно беспокойным, всегда рассерженным, невосприимчивым к чувствам, которыми были охвачены остальные.
– Ведите же его, не стойте так.
Моментально оцепенение спало. Прокторы толкнули Яна вперед так внезапно, что тот оступился и чуть не упал. Это его взбесило: он не хотел, чтобы его в эту секунду сочли трусом. Он с силой выпрямился, стряхнув их руки со своих локтей. Освободившись на мгновение, он быстро зашагал вперед, и им пришлось его догонять. Толпа увидела это и ответила тихим шепотом, почти вздохом.
– Иди вперед. Садись сюда, – приказал Чан Тэкенг.
– Могу я сказать последние слова?
– Что? Конечно нет. Такого приказа не было. Садись!
Ян шел прямо к Гарроте, мягко поддерживаемый под руки прокторами. Он видел лишь Чана Тэкенга, Хрэдил и других судей, и волна отвращения вдруг поднялась в нем. Слова вырвались наружу:
– Как я ненавижу всех вас, ваши мелкие, глупые, преступные мозги! Вы разбиваете человеческие
