«Проезжая дальше по местечку, нам то и дело попадались по улице отдельные лица, продолжавшие грабить. Тов. Шепелев убедительно просил их разъехаться по частям. У многих на руках были бутылки с самогонкой, под угрозой расстрела на месте таковая у них отбиралась и тут же выливалась.
При выезде из местечка мы встретили комбрига 1 (командира 1-й бригады. –
«Мы встретились с тов. Шепелевым, который сообщил, что он расстрелял бойца 33-го кавполка на месте грабежа. Сообщив это, тов. Шепелев уехал вперед. Спустя некоторое время, мы также выехали за своими частями и, догнав таковые, узнали, что тов. Шепелев арестован 31-м кавполком…»
…Топот копыт становился все ближе, и наконец военком Шепелев поравнялся с шеренгой бойцов.
– Какого полка? – приостановившись, окликнул он командира.
– Тридцать третьего.
Шепелев пришпорил коня, но далеко ускакать не успел.
– Вот он, эта сука, – раздался чей-то истошный крик. – Хотел застрелить нас.
Унылость разом покинула лица бойцов. Эскадроны остановились. Человек десять бросились к военкому. Большинство смотрело выжидающе, но кое-кто тоже вышел из строя.
– Гляди-ка, морду какую нажрал… Пока мы тут дохнем, эти суки жируют… Крыса тыловая…
Крики становились все агрессивнее, и Шепелев пожалел уже, что остановился.
– Убить его… Кончить… В расход, – гудело по рядам.
– Прекратить! – что есть мочи орал командир полка Черкасов. Глотка у него была луженая, еще с Первой мировой, перекричать мог любого. Впрочем, и Шепелев был комиссар испытанный.
С грехом пополам они перекричали бойцов. Матерясь, красноармейцы возвращались в строй, сплевывая от бессилия и злости.
Кажется, пронесло… Но, как на грех, подъехал комбриг Книга. В седле у него сидела арестованная погромщица – сестра милосердия.
– Бабу-то за что? – разволновались бойцы. – С бабами, понятно, воевать сподручнее…
Комбриг было попытался заткнуть медсестре рот, но это только подлило масла в огонь.
– У нас теперь не старый режим, – ревели буденовцы. – Пусть баба объяснит, в чем провинилась.
Военком устало повернулся к медсестре:
– Говорите.
– Я это… – женщина набрала в легкие воздуха, – я – что… Вот Васятку убили…
– Кто? – взбесилась толпа.
– Этот, – медсестра указала на военкома, – лично…
Все началось заново.
– Кончать эту гниду, – кричали конармейцы. – Он наших братьев убивает, а мы – молчать?!
Уже потом секретарь военкома Хаган, вспоминая эти минуты, будет вновь и вновь удивляться: как удалось ему остаться в живых. Чудом комбриг Книга сумел вытащить его с военкомом из кольца взбешенных, полупьяных людей. Правда, ничего изменить это уже не могло. Разгоряченная толпа жаждала крови, и ее несло уже, как несет, не в силах остановиться, камни во время горного обвала.
«Не успели мы отъехать и ста сажен, как из 31-го полка отделилось человек 100 красноармейцев, догоняет нас, подскакивает к военкому и срывает у него оружие. В то же время стали присоединяться красноармейцы 32-го полка, шедшего впереди. (…)
Раздался выстрел из нагана, который ранил тов. Шепелева в левое плечо навылет. С трудом удалось тов. Книге вырвать его раненным из освирепевшей кучки и довести к первой попавшейся хате и оказать медицинскую помощь.
Когда тов. Книга в сопровождении моего и военкома Романова вызвали тов. Шепелева на улицу, чтобы положить его на линейку, нас снова окружает толпа красноармейцев, отталкивает меня и Книгу от тов. Шепелева, и вторым выстрелом смертельно ранили его в голову.
Труп убитого тов. Шепелева долго осаждала толпа красноармейцев, и при последнем вздохе его кричала: «Гад, еще дышит, дорубай его шашками». Некоторые пытались стащить сапоги, но военком 31-го полка остановил их, но бумажник, вместе с документами, в числе которых был шифр, был вытащен у тов. Шепелева из кармана.
В это время подходит какой-то фельдшер и, взглянув лишь только на тов. Шепелева, заявляет, что тов. Шепелев был в нетрезвом виде. (…)
Спустя лишь полчаса после убийства нам удалось положить его труп на повозку и отвезти в Полештадив-6».
«Указать, кто именно был убийцей военкома, не могу, так как в такой свалке трудно было установить, кто именно стрелял».
Военкома 33-го полка – того самого, где служил застреленный Шепелевым мародер – никто не мог обвинить в трусости. Он прошел через сотни кровавых рубок. Через немецкие газы. Через рукопашный ад.
Но в тот вечер, 28 сентября, военкому, может быть, впервые за многие годы стало не по себе, и это давно забытое чувство страшащей неизвестности бесило его. Доводило до исступления…
Об убийстве Шепелева он узнал под вечер. Тут же собрал эскадронных командиров и комиссаров. Приказал принять все меры, чтобы бойцы находились на местах.
– Товарищ военком, – с места поднялся командир 4-го эскадрона, мы не сможем сдержать людей… Я, вообще, боюсь, не случилось бы чего пострашнее погромов.
– То есть? – не понял военком.
– Могут побить комиссаров…
– Могут, – его поддержал помощник 5-го эскадрона. – Среди бойцов идут разговоры – хорошо бы ночью поубивать комиссаров.
Военком побледнел. Он неплохо знал своих конников – от этих ребят можно ждать чего угодно, тормозов у них нет.
К ночи готовились, словно к бою. Заняли оборону в сторожке. Военком 5-го эскадрона вместе с бойцами – эскадрон был приличный, спокойнее прочих – отправился в патруль.
Верно, как только стемнело, красноармейцы 3-го и 1-го эскадронов ринулись в соседние местечки: громить евреев. Командир полка срочно выехал за ними – надеялся, наивный, остановить погром. Военком же поскакал в дивизию…
– И так постоянно – погром за погромом… Неделю назад, в Головлях, двух крестьян убили только потому, что были чисто одеты… Или другой случай: военком 43-го полка арестовал трех моих бандитов за мародерство. Мимо шли 2-й и 3-й эскадроны. Бандитов освободили, а военком еле ноги унес. Хотели убить.
Начдив Апанасенко2 слушал военкома внимательно, не перебивал. Когда тот окончил, заложил руки под широкий ремень. Качнул головой:
– Что предлагаешь?
