(179).
Аще сего Антониева и Феодосиева молитва не предварить, повиненъ есть сицевыи суду (184).
[…] на славу всемогущему Богу и пречистей его матери, и святыхъ отець Антониа и Феодосиа молитвами соблюдаеми… и обрестися въ месте отца Антониа и Феодосиа (189).
Милостию Божиею и пречистыа его матере и помощию святыхъ преподобныхъ отець нашихъ Антониа и Феодосиа Печерьскыхъ написана бысть сиа книга, глаголемаа Патерикъ…
(193).
А хто будеть клясти, тому судить вседръжитель милостивый Богъ и пречистаа его мать, и преподобнии Антоние и Феодосие Печерскыи (194).
велию бо любовь и веру име ко пресвятеи Богородицы и преподобнымъ отцемь Антонию и Феодосию… (210) [729]
Именно такие «идеологизированные» объединения имен Антония и Феодосия наиболее характерны для Патерика по сути дела, не говоря уж о том, что они составляют постоянный элемент текста. На этом фоне особенно ясно, как мало в этом памятнике (кроме ЖФ) других случаев совместной встречаемости этих двух имен. Но и среди них есть примеры, где «сосуществование» имен вовсе не означает совместной встречаемости соответствующих персонажей в конкретном эпизоде (ср., напр.: «И рече имъ великый Антоние: 'кто таковъ есть въ васъ, якоже есть блаженный Феодосие, послушливый, кроткый и смиренный сый? Да будетъ вамъ игумень'», 19) [730]. Случаев, когда оба персонажа участвуют в одном эпизоде, чрезвычайно мало, ср.:
И уведань бысть всеми великый Антоний и почитаемъ всеми… К нему ж и Феодосие пришедъ и пострыжеся (17–18).
[…] мужа бо чюдна обрете… и пророчества даръ имуща, нарицаемого Антониа. К сему прииде блаженый Феодосие… (88).
[…] сий преподобный отець нашь Феодосие […] Ни бо инъ никто же совершенаго умръщвениа преже его показа, яко же сей съ учителемъ своимъ, блаженымъ Антониемъ, ибо исполни притъчю господню, юже рече… (87).
И, может быть, наиболее достоверный в эпизоде с Шимоном:
Призвавъ же Антоний блаженаго Феодосиа, рече: «Симоне, сій хощеть воздвигнути таковую церковъ», и дасть ему поясъ и венець… (3).
Но и эти примеры, как видно из приведенных цитат, относятся, строго говоря, не к изображению конкретного эпизода, не к «разыгрыванию» некоей на наших глазах развертывающейся ситуации, но к «овеществленному» описанию когда–то совершившегося события, не предполагающего необходимость его «визуального» представления [731]. В этом отношении такие примеры принципиально отличны, например, от изображаемой в ЖФ сцены прихода юноши Феодосия к Антонию. Несколько особую категорию случаев фиксируют такие примеры, как то:
Заутра же […] прииде Антоние по обычаю къ оконцю и глагола ему… И многажды глагола Антоние, и не бысть гласа… И посла въ манастырь по Феодосиа… И рече игуменъ Феодосий, яко от бесовъскаго действа сие бысть ему. И положиша его на одре, и служаше ему святый Антоние…
Все перечисленные примеры бросают луч света на природу тех случаев, когда совместно фиксируются имена Антония и Феодосия. Совершенно иная природа имени
Сей […] прииде к великому Антонию в печеру, моляшеся ему […] И приатъ его Антоние, възложи на но мнишескый образъ и нарече имя ему Исакие […] Приносяше же ему великый Антоние и подаваше ему оконцемъ, елико рука вместиться, и тако приимаше пищю […] Заутра же […] прииде Антоние по обычаю къ оконцю и глагола ему […] И многажды глагола Антоние, и не бысть гласа, и рече в собе […] и посла въ манастырь […] и служаше ему святый Антоние… (185–186).
или, наконец, в эпизоде с Онисифором
явися святый Антоние презвитеру Онисифору, с прещениемь глаголя… Възбнувъ же от виденаа и падъ на лици своемъ, моляшеся Богу, глаголя… И приступль ангель, глаголя ему… Пакы же явися имъ святый Антоние, глаголя… (105)
и под. [732]; ср. летописные фрагменты об Антонии (в эпизоде с Исакием Печерником), примеры из которых процитированы несколько ранее.
Менее «изобразительны», хотя и достаточно конкретны примеры появления Антония в описаниях «общеисторического» характера, когда речь идет не об отдельном эпизоде или сцене, но о существенном периоде жизни. Ср.:
[…] Игумень же… постриже его и нарече имя ему Антоние, наказавъ и научи его иночьскому житию. Антоний же въ всемь Богу угождаа… Рече же ему игумень: «Антоние, иди пакы въ Русию…» Антоний же прииде въ град Киевъ, мысляше, где пребыти. И походи по манастыремъ… И нача ходити по дебремъ и по горамъ и по всемъ местомъ, и на Берестово прииде и обретъ печеру, и вселися въ ню… Антоний же, видя таково кровопролитие, […] пакы бежа въ Святую Гору… Антонию же сущу въ Святей Горе, въ манастыри, […] и бысть отъ Бога възвещение игумену: «Пусти, рече, Антониа в Русию…» Призвавъ же его и рече ему: «Антоние, иди пакы в Русию…» […] Антонию же пришедшу къ Киеву, и прииде на хлъмъ… и возлюби место то, и въселися в нем. И нача молитися Богу… И прослу якоже и Великый Антоний […] Антоний же прославлень бысть въ Рустеи земли… (16–17)
или:
и нача гневатися Изяславъ на Антониа про князя Всеслава. И приcла Святославъ исъ Чернигова въ нощи по святаго Антониа. Антоний же пришедъ к Чернигову и возлюби место, нарицаемое Больдины горы, и ископавъ печеру, и вселися ту… (186) [733]
Наконец, особо стоит отметить примеры «констатирующего» характера типа: «Антоний бо уже преставися» (188); «И идох убо в печеру, иде же лежить святый отець нашь Антоние…» (139); «Антоний не име злата и сребра, но стяжа слезами и пощениемъ…» (19) и под. [734]
Изложенные здесь соображения и наблюдения имеют троякое назначение. Они показывают, что «Житие Антония» не только существовало и некоторые его содержательные блоки не вызывают сомнения, но что оно является несомненной текстовой реальностью в целом ряде фрагментов, из чего вытекает задача реконструкции текста «Жития Антония» в доступных и целесообразных пределах. Далее, из сказанного следует, что в распоряжении исследователя есть больше данных и средств, чем обычно полагали, для суждения о жизни Антония, о его личности, о его месте в
