Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

449

Это патриаршье наставление, как оно приведено в «Житии» и независимо от степени его подлинности, позже было осмыслено как провиденциальное благословение Москвы, как знак особого внимания Вселенского патриарха к Русской земле и послужило одним из опорных камней того здания, с которым задолго до старца Филофея стал складываться «московский» миф. Через три четверти века, после 1380 года, в строительстве этого здания начался новый этап.

Текст этого патриаршего наставления Петру выглядит так:

«Блюди убо, чядо и брате о Христе възлюбленый, в каковы и коликы подвиг вьшел еси. Се тебе великый корабль Христос Бог поручил есть наставляти и правити и к пристанищем спасениа привести. Да не обленишися никогда же, да не уныеши, да не отяготишися великымъ попечениемь величъства и множества земля Русскоя. Се приемникь быти апостольскаго служениа, делателя тебе Христос винограда своего постави. Буди подражатель апостолом, буди ученик истинный Спасов, яко да и ты с дръзновениемь в второе пришествие его станещи, называя: 'Се аз и дети, яже ми еси дал'».

450

Составитель «Жития» подводит некий нравственный итог, который существенно шире только этого случая: Самь же кь трудом труды прилагааше, данный ему талант во сто хотя умножити. Смерение же тако же к смерению приложи.

451

Таков был случай с еретиком Сеитом, проповедовавшим чуждое христианству учение (согласно летописям, сеитами называли проповедников Ислама, который стал ревностно распространяться между татарами в правление Узбека). И непокоряющася того, проклятию предасть, иже и погыбе, — завершает «Житие» Петра этот эпизод.

452

Интерес представляет и то, что содержание сна стало достоянием молвы, о сне многие говорили, видимо, обсуждали, что он значит. Один из двух главных образов сна — гора — невольно отсылает к евангельской цитате из «Жития» о горе, на которой не укрыться граду. Рамка, обозначенная двукратным воспроизведением единого образа, обнимает вершину подвижнического служения святителя Петра. Может быть, московские холмы, покрытые лесом, напомнили Петру волынские холмы его детства и молодости.

453

Ср.: и начатъ день отъ дьни спеяти и воздвизатися, и самому святому Петру прилежати на всякъ день и спешити (Степ. кн. 1908, 318).

454

Есть немало свидетельств того, что знание часа своей смерти было свойственно и мученикам ленинградской блокады.

455

Очевидно, что, увидев это, неверующий человек уверовал. Правда, в тексте киприановой редакции ничего об этом не говорится (как и в соответствующем месте «Степенной книги»). Однако в редакции Прохорова мотив уверования присутствует.

456

В «Степенной книге» особо указывается, что обитель, основанную князем Даниилом Александровичем за Москвой–рекой, Иван Калита приведе оттуду […] во градъ Москву и собра иноков множество и воздвиже и устрои таковую обитель близь себе, яко некое божественное сокровище, юже хотяше всегда видети и радоватися, и возлюби монастырь той паче инехъ монастырей и часто въ онь прихожаше молитвы ради со многимъ смиренiемъ и благоговенiемъ […] (Степ. кн. 1908, 319).

457

Слабым местом этого объяснения является хронология: «боярином литовским» Феодор мог быть назван после 1356 года, тогда как родители Алексия (в святом крещении — Елевферий; впрочем, Рогожская и Симеоновская летописи крещальным именем Алексия называют Симеон). В некоторых списках Никоновской летописи оба имени — Елевферий и Симеон употребляются совместно перебрались в Москву за много десятилетий до этого. Совершенно очевидно, что до того как отец Алексия стал выходцем из Чернигова, он или, скорее, его предки по отцовской линии были выходцами из балтийских земель, о чем свидетельствует характерное родовое имя Бяконт, ср. Bykant (1350 г.), имя шалава (Trautmann 1925, 18), жителя Шалавии/Скаловии, области, отделяющей литовские земли на западе от прусских на востоке. Это двусоставное имя (By–kant) имеет ясную этимологию и входит в круг подобных же по своей структуре имен, ср. By–gerde, By–tawte: By–tautas и т. п.