у того связку ключей, дернул изо всех сил, вырвав ее из ушка вместе с карабинчиком.
— Док ман ранка[50], — просипел он. — Ключ!..
У Юлии лицо и грудь были залиты чем-то горячим и липким. Дед, видя, что заложница все еще не пришла в себя, помог ей приподняться, а затем сильно встряхнул за плечи.
— Вставай, Юлия! — просипел он ей в ухо. — Надо идти… азох’н’вэй!
Старик попытался было своими негнущимися заскорузлыми пальцами открыть ключиком браслет, но не получилось. Юля, успев за эти несколько секунд немного прийти в себя, вытерла липкие от чужой крови пальцы о тряпье, которым был застелен топчан, отобрала у деда ключик… щелк… браслет вместе с цепочкой спал с ее руки.
— Идти! — просипел дед, хватая одной рукой окровавленные вилы, а другой заложницу под локоть. — Быстро… тихо… эйнам![51]
Юля уже от порога рванулась обратно, вытащила из-под матраса сложенную пополам пачку листов, сунула их себе за пазуху и выбежала из подвала вслед за дедом.
Фонарем старик решил не пользоваться и свет в подвальном помещении, куда они выскочили из камеры, тоже не включал. Да в этом и не было нужды, поскольку Йонас знал и сам дом с хозяйственными постройками и теплицами, и ближайшие окрестности как свои пять пальцев… Они поднялись по каменным ступеням этого большого и довольно глубокого погреба наверх. Старик немного задержался у двери погреба, затем, осторожно открыв ее — тяжелую, обшитую жестью, — вышагнул во двор и следом вытащил за руку в проем заложницу…
На улице было уже довольно темно. Рядом угадывалось какое-то строение, из окон которого, прикрытого ставнями, сочился масляный свет. Чуть сбоку, по правую руку от них, в темноте угадывались очертания не то каких-то густых зарослей, не то вырастающего стеной невдалеке лесного массива…
— Юлия! — просипел старик, показывая рукой именно в ту сторону, куда она как раз смотрела. — Тян… лес… эйк!..[52]
Сказав это, он легонько толкнул ее в спину.
— Ах ты сука!! — Из распахнувшейся во двор двери вместе с этой репликой и легшей ему под ноги световой дорожкой чертом вылетел один из чеченов. — Ах ты, сволочь… старик! А ну назад!! Стойте, мать вашу!..
— Беги, Юлия! — крикнул дед, не оборачиваясь к девушке. — Беги в лес…
Взяв вилы за держак двумя руками, старик попытался пырнуть ими в бок выскочившего из дома чеченца, но налетел на автоматную очередь: раскаленная струя свинца, ударившая в грудь, остановила его, опрокинула на землю…
— Не стрелять! — крикнул другой чечен, выскочивший через сени во двор. — Смотри, не зацепи девушку!.. Где она?
— Вон… к лесу побежала!
— Айда за ней! — крикнул чечен, перекидывая 'калаш' в правую руку. — Догоним… никуда она от нас не уйдет!
Семенова, наблюдая со своего НП за усадьбой в ночной оптический прицел, окрашивающий попавший в его поле зрения мир в блеклые серо-зеленые тона, вдруг заметила два человеческих силуэта, выросших возле старого каменного дома, за которым она следила, словно из-под земли. А следом, не успела она еще сообразить, что за люди возникли возле усадьбы, тишину разорвала плотная автоматная очередь…
— Так… — процедил Стас, снимая 'АКМ' с предохранителя и передергивая затвор. — Началось… Слон, под твою ответственность правый фланг и сам дом! Я беру на себя центр и левый фланг! Семенова, вы остаетесь на месте!..
Мажонас, чуть пригнув голову — скорее по привычке, нежели по необходимости — и держа наготове 'АКСУ' с полным рожком, стал резко смещаться вправо, а затем двинул чуть наискосок, в сторону фруктового сада и большой зимней теплицы, почти вплотную примыкавшей к дому. Стас же сместился немного влево и вперед, поближе к кустарнику, подходившему с этой стороны к приусадебному участку.
Со стороны усадьбы донесся какой-то шум… чей-то мужской голос на незнакомом ему гортанном языке выкрикивал какие-то команды… И тут же Стас заметил бегущие в его сторону — 'Нет, чуть наискосок должны пробежать, по направлению к Семеновой', — промелькнуло у него в голове — темные силуэты, которые по мере их приближения становились все более различимыми: впереди трусила какая-то некрупной комплекции личность, причем казалось, что она вот-вот упадет, а вслед за ней, на глазах съедая разделяющее их расстояние, неслись два мужика, причем у одного из них в правой руке, которую он держал чуть на отлете, был зажат автомат…
— Это же… Юля! — охнула Семенова, на которую неслась вся эта троица. — Наша девочка…
'Беретта' у нее уже была на боевом взводе. Семенова стояла в полный рост, невидимая пока для набегавших на нее людей: в черной куртке и темных брюках на фоне темнеющего за спиной леса. Она держала рифленую рукоять двойным хватом; указательный палец правой руки напрягся на спусковом крючке… Но стрелять было нельзя, невозможно, потому что Юля, бегущая из последних сил к лесу — прямо на нее, — и ближний из настигавших ее преследователей находились сейчас на одной линии, на смертельной линии огня.
Осталось двадцать пять шагов…
Двадцать… уже слышно шумное дыхание — надсадное, с отчаянными всхлипами, похожее на стон Юлино дыхание…
Пятнадцать…
— Стой, сука… не уйдешь!!
Семенова уже открыла рот, чтобы гаркнуть: 'Ложись!!!', но Юля в этот момент как-то неловко споткнулась и упала.
В ту же секунду Семенова открыла огонь из 'беретты' по ближнему к ней преследователю, который практически уже настиг Поплавскую… всадив в его грудь шесть или семь зарядов.
Одновременно с ней открыл огонь из 'АКМ' и Стас Нестеров, который находился чуть левее и тоже дожидался удобного момента, поскольку точно так же, как и Семенова, опасался задеть как-то вырвавшуюся из хутора заложницу. Он стрелял, встав правым коленом на землю: во-первых, боялся, что его обнаружат раньше срока, а во-вторых, так ему было сподручнее сейчас стрелять. Стас всадил длинную очередь — шагов всего с пятнадцати — во второго преследователя, которая почти вся пришлась тому в правый бок и в голову. И еще успел сбоку, находясь по отношению к этой компании под углом почти в девяносто градусов, гвоздануть очередью покороче по переднему из этих двух мужиков, которого к тому моменту Семенова уже успела остановить выстрелами из 'беретты'…
Командированная выскочила из своей засады, но прежде чем броситься к заложнице, коротко свистнула — 'соколы' научили ее этому простейшему сигналу, означающему 'я — свой' — и всадила для верности в распростертых на земле преследователей остаток обоймы.
Выщелкнула пустую обойму, вытащила из кармана 'запаску', вставила, передернула и только после этого бросилась к Юле Поплавской, которая, закрыв голову руками, лежала на земле.
— Юлечка, не бойся, это я — Майя Семенова! — Она заткнула пистолет за пояс и помогла заложнице для начала принять сидячее положение. — Успокойся, девочка, все плохое уже позади…
Заметив, что Поплавская одета в один лишь свитерок, Семенова сдернула с себя кожан и набросила его на плечи разрыдавшейся девушки.
Откуда-то из кустов, шагов примерно с тридцати, донесся голос Стаса:
— Семенова, уходите!.. Уходите глубже в лес! Шагов на сто отсюда и залягте пока… Мы с Римасом останемся прикрывать! Скоро уже спецназ должен подтянуться…
Стас, засучив рукав, сверился с показаниями наручных часов: по его прикидкам, подразделение 'аровцев' должно подъехать к ближней развилке минут через сорок… в самом лучшем случае — через полчаса. Потом им понадобится еще время, чтобы выдвинуться непосредственно к хутору и надежно взять ситуацию под контроль…
— Ни хрена еще не окончено, — пробормотал под нос Нестеров, доставая из кармана бушлата
