пятьдесят пятый меридиан под нами.
Кузнецов кивнул. Титлов, выключив автопилот, взялся за штурвал, начал сбавлять высоту. Челышев протянул Кузнецову радионаушники. Скороговорка Черевичного, чуть хриплая от треска в эфире, звучала все же настолько отчетливо, что и мне, стоявшему рядом с начальником экспедиции, было слышно каждое слово:
— Как вам нравится эта льдина, Александр Алексеич?
Кузнецов поджал губы, что означало у него скрытое волнение, и после минутной паузы ответил:
— Добро, Иван Иваныч, добро…
Разрешение на посадку дано. Самолеты Черевичного и Котова кружили над ровным овальной формы ледяным полем, ограниченным по краям бугристыми торосами. Стрелка нашего высотомера бежала по циферблату влево. Титлов заложил крутой вираж. Какое-то мгновение мне из штурманской кабины не было видно ничего, кроме ярко-голубого неба и сверкающего на солнце золотистого крыла ИЛа. Потом снизу навстречу нам побежали льды. Высотомер показывал уже 200, 150, 100 метров. Торосы внизу приобрели объемные очертания, стремительно увеличивались в размерах, Машин Котова и Черевичного несколько минут вообще не было видно. Но вот они появились, теперь уже прямо под нами, и показались мне черными жучками, торопливо бегущими по белому полю…
Вот над льдиной взметнулся столб фиолетового дыма, Это Иван Иванович сбросил дымовую шашку, чтобы определить направление ветра. Сейчас будет садиться… Эх, скорей бы уж!
Вот передний жучок застыл, словно влип в белую скатерть. За хвостом его поднялось снежное облачко.
— Сел Ваня, молодец! — пустил петуха Штепенко, с детской радостью захлопав в ладоши.
— Ура! — дружно закричали Волков, Челышев, я. Что-то буркнул себе под нос невозмутимый Титлов. Улыбнулся довольный Кузнецов.
Пока наш ИЛ кружил над местом посадки, все напряженно смотрели вниз. Машина Черевичного стояла неподвижно. Рядом с ней чьи-то фигуры вертелись вокруг воткнутого в снег стержня, — бурили лед, проверяли крепость, толщину поля. Остальные участники высадки двигались взад-вперед, размахивали пешнями, лопатами. Вскоре на белое поле легли темные полосы посадочного «Т». Еще минут через десять — пятнадцать вторая машина — котовская — коснулась льда своими лыжами.
Титлов перевел ИЛ на бреющий полет, мы пронеслись над самыми остриями торосов. Морской лед, проглядывавший из-под снега, казался то зеленоватым, то голубым, то искрился всеми цветами радуги в солнечном блеске, В какую-то долю секунды очень близко под нами промелькнули лица, фигуры ледовых новоселов. Высоко задрав голову, счастливо щурился огромный грузный Водопьянов. Черевичный обнимался с Котовым. Сквозь темные очки смотрел на солнце Острекин, хлопая по спине такого же радостно взбудораженного гидролога Михаила Михайловича Сомова. Еще двое кружились, взявшись за руки, как ребята. Кто это был, я так и не разглядел, возможно два наших Павла: гидролог Гордиенко и геофизик Зенько.
Но больше всех я, журналист, завидовал своему коллеге кинооператору Володе Фроленко. Он метался по льдине как угорелый, стремясь поймать в объектив первые самые сенсационные кадры.
…Ко всему привыкает человек. Совсем недавно, позавчера — 9 апреля, первожители океанского льда казались мне людьми сверхъестественной отваги. А сегодня, 11-го, и сам я в числе новоселов высоких широт. Отчаянно горд тем, что, снова попав пассажиром к Титлову, участвовал в первой посадке на лед скоростной машины на трехколесном шасси. Хотя, строго говоря, гордиться особенно нечем. За полсуток до нас на Первой базе у Черевичного опустился самолет еще более громоздкий — «летающий танкер» Задкова.
Задков, пилот, не знающий аварий и к тому же мужик хозяйственный, подсчитал: если отказаться от громоздких лыж, можно взять на борт лишнюю тонну горючего в бочках, что для экспедиционных запасов на льду весьма существенно. И Василий Никифорович скакнул от Тикси за 80-ю параллель, посадил на лед машину весом свыше 35 тонн на колесном шасси. Молодчага! Сам Кузнецов, участвовавший в этом пионерном рейсе, сдержанный, обычно молчаливый, и тот не мог скрыть своей радости, поглядывая на сложенные штабелем бочки, к которым кто-то из остряков-механиков прикрепил самодельную фанерную вывеску:
«Нефтелавка. Керосина нет…»
Смех смехом, но решена важнейшая задача. Теперь, заправляясь горючим на Первой базе, Черевичный и Котов стартуют дальше к северу. Через несколько часов от них приходит радиограмма: «Сели благополучно». Это означает, что за 86-й параллелью на 165-м меридиане создана следующая по порядку Вторая дрейфующая база.
Спустя еще дня два создается Третья база на той же примерно широте, что и наша Первая, но значительно восточнее. Там Козлов и Каминский высадили группу ученых во главе с гидрологом Алексеем Федоровичем Трешниковым. На всех трех базах ведутся исследования по гидрологии, земному магнетизму, определению силы тяжести, наблюдения за погодой — все по программе, заранее разработанной Арктическим институтом.
Но мне, как, впрочем, и коллеге моему на Первой базе кинооператору Евгению Яцуну (он сменил Фроленко, улетевшего с Черевичным), кажется, что события развиваются в каком-то сумасшедшем кинематографическом темпе. Обоим репортерам не терпится всюду вовремя поспеть, все разузнать, записать в блокноты, заснять на пленку. Однако комендант лагеря авиамеханик Михаил Комаров умеряет наш пыл, назначая то одного, то другого «дежурным коком», «дневальным кухонным мужиком», иногда даже повышая нас до ответственной должности «ассистента гидролога на лебедке».
Мы добросовестно помогаем Сомову и Гордиенко. Вооружившись лопатами, заготавливаем многие кубометры снега, чтобы, растопив его в ведрах, добыть пресную воду. Хлопочем у газовой плитки над дымящимися сковородками и парящими кастрюлями, варим каши, супы, кипятим чай, какао. Не так уж много остается у нас, репортеров, времени для исполнения прямых своих обязанностей. Спасибо Острекину — он хоть и сам по горло занят научными вахтами, но все-таки не забывает и о нас, грешных, нет-нет да и пополняет некоторыми элементарными сведениями багаж «географов-любителей».
— Про то, что земной шар гигантский магнит, ты еще в школе учил. А теперь запомни: в каждой своей точке магнитное поле Земли характеризуется тремя элементами. Во-первых, напряжением, которое разлагается на горизонтальную и вертикальную составляющие силы. Во-вторых, склонением — углом между географическим меридианом и направлением стрелки магнитного компаса. И в-третьих, наклонением — углом между магнитной стрелкой и горизонтальной плоскостью. Для всех, кто пользуется магнитными компасами, особенно важны карты магнитного склонения…
Михаил Емельянович развертывает широкий лист. На нем вправо и влево, пересекая географические меридианы, извиваются, точно змеи, изогоны — линии равного магнитного склонения. На другом листе представлены магнитные меридианы — линии, показывающие направление стрелки компаса. Все они сходятся в одном месте — на арктическом побережье Канады. Там расположен Магнитный полюс северного полушария. На обеих картах в области высоких широт, там, где сейчас находимся мы, начиная от 80-й параллели большое белое пятно. Тут впервые идут исследования по земному магнетизму.
— Теперь представь себе, что мы с тобой на экваторе и что в свободном положении нами подвешена магнитная стрелка. Она обязательно займет строго горизонтальное положение. Но чем дальше мы будем двигаться от экватора к северу, тем больше стрелка будет наклоняться северным концом вниз. У Магнитного полюса северного полушария стрелка примет вертикальное положение, и, таким образом, горизонтальная составляющая здесь будет равна нулю.
— Пойдем дальше… Известно, что земная кора неоднородна, — различные участки ее обладают различными магнитными свойствами. Там, где линии напряжения магнитного поля Земли и магнитные меридианы отходят от своих генеральных направлений, расположены магнитные аномалии. Одну из таких аномалий мы исследуем сейчас. Знаешь, наверное, что еще по наблюдениям папанинцев и седовцев можно было утверждать, что она существует. А уж мои-то наблюдения во время нашего с Иваном полета к Полюсу недоступности прямо подвели профессора Вейнберга к гипотезе о Втором магнитном полюсе северного полушария…
