Ставропольская духовная семинария в те годы располагалась в помещении, где когда-то ступала нога святителя Игнатия Брянчанинова. Это был третий послевоенный выпуск молодых православных пастырей. Выпускная фотография, на которой мы видим отца Петра, дает некоторое представление о жизни семинаристов тех лет. С фото на нас глядят одухотворенные лица преподавателей: ученых-богословов, церковных историков, архимандритов.
В подборе преподавателей семинарии Владыка Антоний был чрезвычайно строг. К работе с семинаристами он привлекал только тех педагогов, которые отличались глубокой верой, нравственностью, знаниями. Достаточно назвать их имена: профессор протоиерей Александр Преображенский, профессор Иван Александрович Самуйлович, профессор Петр Иванович Харламов, профессор Дмитрий Петрович Огицкий, профессор Иван Иванович Зеленецкий, кандидаты православного богословия Николай Федорович Троепольский и Зиновий Ефимович Хаинский… Так по милости Божьей и попеченьями архипастыря настоящие светила богословской науки нашли приют в маленьком провинциальном городке, почти станице, каким в те годы был Ставрополь. В большие города их попросту не пускали.
Владыка Антоний сумел не только возродить духовную семинарию, но и добиться того, чтобы там царила дружественная, спокойная, по-настоящему семейная атмосфера. Кроткий святитель сам был очень прост, открыт, общителен, доступен, и юные семинаристы искренно любили своего заботливого и доброго наставника, который ласково называл их своими
Среди семи выпускников семинарии, которых мы тут видим (их, конечно же, было больше), двое уже в иерейском сане. Один из них – сам отец Петр Сухоносов. Тогда ему исполнилось 23 года.
Кроме глубокой искренней веры, которая привела будущего Батюшку в семинарию, в этом выборе был, видимо, еще один – сугубо сокровенный, личный – мотив, о котором лишь недавно рассказал близкий друг детства отца Петра киевлянин Владимир Тихонович Затынайко: «Как-то в один из задушевных разговоров я спросил: «Петя, что побуждает тебя идти в священники? Ведь ты постоянно будешь подвергаться опасностям, преследованиям, издевкам, насмешкам, унижениям и возможно даже попыткам физического уничтожения». На это он ответил: «Я должен отмолить у Бога грехи своего отца…».
Учеба в семинарии требовала огромного старания. Однако сам Батюшка признавался, что учиться ему было не в тягость, несмотря на нехватку общих знаний и жесткие требования преподавателей к учащимся. Недостаток школьного образования юноша компенсировал усидчивостью, кропотливым трудом с учебниками, постоянным самообразованием, расширением кругозора. Он с удовольствием изучал богословские науки, риторику, древние языки, Священную историю. По его же признанию, при изучении этих любимых им предметов открывался великий богословский смысл всего того, что совершалось в таинстве Божественной Евхаристии. Каждая деталь, каждое слово, каждое движение тут были исполнены такого величия и неземной красы, что приводили в трепет юное сердце и душу, наполняя их благоговейным страхом и умилением перед Тайной заклания Святого Агнца «за всех и за вся».
Близкое общение с опытными духовниками и пастырями в стенах семинарии обогащало его знанием не только теории, но и самой жизни, которая ждала будущего пастыря за порогом семинарии. Ревность в учении была неотделима от стремления к постоянному духовному самоусовершенствованию, самоанализу и самоконтролю за малейшим движением помыслов и чувств. Об этом красноречиво свидетельствует случай, про который рассказывал сам Батюшка.
«Как-то к нам в общежитие вселили группу первокурсников, только что сдавших приемные экзамены и зачисленных в семинарию. Расселили их по комнатам, а они шумят, смеются, разговаривают без умолку, ходят по коридору. Нас, естественно, это отвлекало и от занятий, и от молитвы. «Какие же из них священники будут, если они такие неугомонные?» – подумалось мне. И вот за такую дерзость, что я плохо подумал о людях, Господь попустил мне духовную брань. Полезли в голову такие мысли, что и вспомнить страшно. Стою в храме перед святыми образами, а в голову грязь так и лезет, и нету от нее никакого спасения. Тогда пошел я к своей духовной наставнице матушке Фессалоникии, открыл ей беду, она внимательно выслушала меня, а потом спрашивает: «Ну-ка постарайся вспомнить: ты никого не осуждал – может, даже случайно?» И я тогда вспомнил, что действительно поступил нехорошо и просил у Господа прощения. Только после этого враг отступил. А те ребята стали впоследствии прилежными студентами, очень смиренными и послушными. Вот что значит: не суди ближнего...».
4 ноября 1951 года, на праздник Казанской иконы Божией Матери, молодой выпускник семинарии Петр Сухоносов стал диаконом, а на следующий год – 24 февраля 1952 года – был рукоположен во иерея. Рукополагал его Владыка Антоний. Он теплой отеческой любовью любил своего воспитанника-семинариста. Монахиня Киевского Покровского монастыря Анастасия вспоминает, что во время рукоположения Владыка читал над отцом Петром архиерейскую молитву, будучи не в силах сдержать своих слез. Что это были за слезы? Быть может, в это мгновение архиерей прозорливо увидел то, что ожидало его ученика через сорок с лишним лет? Возможно, перед его духовным взором открылась страшная яма, на дне которой будет лежать бездыханное, замученное пытками и голодом старческое тело того, кому он сейчас передавал в руки Святого Агнца с величественными словами: «Приими Залог сей и сохрани Его цел и невредим, о Нем же истязай будеши...».
Близкие люди вспоминали, что после посвящения во иереи он сказал молодому отцу Петру:
Владыка Антоний, вне всякого сомнения, отличался выдающимися святительскими
