Вновь шелест бегущих лап, рыки, крики и редкие всполохи излучателей. И новая песня разрывала тишину туннеля не человеческими нотами, буквально вытаскивающими сидящую в ней тварь наружу, а ее сбрасывало все глубже в пучину темноты. В небытие.
Едва удерживаясь на ногах, Фрида шаталась от гудевшей колоколом головы, вновь следовала за бывшей женщиной, а сейчас владычицей рептилий, что слушались ее беспрекословно и заливали коридоры реками крови и трупами поверженных людей, пытавшихся организовать сопротивление силе не признающей преград.
Сбившись со счета туннелей и преград Фрида свалилась перед последним тамбуром. Едва подняв руку указала великану на шлюз межуровневого перехода. Не подчинившейся команде экстренного открытия, стена металла не смогла выдержать и трех ударов Несущих гнев. Вогнутая и порванная стальная плита была сорвана с направляющих реек вместе с осыпающейся крошкой потолочной коробки. И твари ворвались в раскрашенные в яркие цвета залы.
Ударивший в сознание детский визг буквально содрал с нее кожу. Ужас и бессилие беззащитность перед кошмаром, – все вложилось в крик детей. И этот крик проникал сквозь плотно зажатые уши, сквозь сомкнутые глаза, сквозь переливы удовольствия. Разрывая путы сладострастия опутавших раздробленное, рассыпающиеся сознание личности Фриды, крик проникал глубже.
Сквозь маски. Сквозь образы и события. Сквозь прожитые годы.
В самое сердце. В тот уголок, забытый и не вспоминаемый, где еще теплился уголек памяти о ребенке. И горечи утраты. Она старалась забыть ту боль, забыть то существо, которое любила больше всего на свете. Забыть его вместе с частью души. А сейчас эта боль вернулась. Ворвалась в сознание всесокрушающим ураганом разъедающей горечи. Со множеством детских криков и с первым и единственным словом, которое знал и умел говорить ее сынок:
– МАМА!!!
– Торик?!
Вскинувшись раненой волчицей Фрида вслушивалась в множество криков, и везде она слышала голос умершего сына. Вглядываясь в вереницу детей, едва ковыляющих плачущих и жмущихся в испуге друг другу, она видела своего Торика. И в каждом взгляде наполненном слезами она видела один и тот же вопрос:
– Мама? Почему так больно? Где ты, мамочка?!
Поглотившая сознание боль сорвала ее с места. Затыкая уши она бежала. Бежала прочь от криков. Прочь от вопросов. Прочь от всего. Но везде ее преследовало воспоминание взгляда и последнего слова, сгоравшего от лихорадки сына. Мама!
И вновь бег. Падения обдиравшие колени до крови. Сбитые локти. Рассеченная о выступы, голова и липкие лужи в темных коридорах. Падение и вновь бег в темноту. Прочь от раздирающей тело боли, прочь от воспоминаний. Прочь от свершенного. Прочь от прошлого.
Очнувшись после очередного приступа бега и плутания по туннелям. Вглядываясь во всполохи аварийного освещения, Фрида узнала узкий коридор технологического колодца. Вглядываясь в полотнища из кабелей устилающих весь потолок, морщилась от гудевшего роя в голове, вдруг зашлась истерическим смехом.
Таинственный шепот обещал все, дарил все волны удовольствия, лишь бы она подчинилась, вернулась обратно. И тело предательски дергалось от спазмов сладострастия, выгибаясь дугой, скручиваясь спиралью, окрашивало мир красками и жаром экстаза. Желанием жить и наслаждаться.
Но голова пылала огнем. Разъедалась кислотой горечи утраты сына. Только что, недавно, сейчас она еще раз предала Торика! Она не спасла его! И он ушел! Они ушли все. Их увели. А она осталась…
– Нет сынок, не в этот раз. Уже точно нет, – шепча разбитыми губами слова, сквозь пелену стекающей со лба крови, Фрида нащупала кольцо на руке. Осторожно снимая, как самую большую драгоценность, подползла к сияющему кабелю с почти разломленной изоляцией. И едва слышно, повторяла как молитву:
– Прости, что не уберегла. Прости, что не спасла. Прости, что таким родила. Прости… Я слышу… Я иду за тобой сынок. Иду…
Протянутое кольцо коснулось изоляции кабеля и поглощая молнии энергетического свища, муфта стала растягиваться, наползая полупрозрачным образованием. Резко повысившаяся проводимость изменила конфигурацию энергетических завихрений и пронизывая пространство невидимыми линиями микроволнового излучения, вихрь схлопнулся в единое полотно. Попутно пройдясь сквозь белковую органику, породил температуру триста градусов в моментально почерневшей мумии.
– Вперед, я сказал! – Рыча зверем Роберт, разрядил в кинувшуюся из темноты пасть короткую очередь. Рык сменился диким визгом и дополнился чавкающим звуком, – не отставать! Держим плотность, мать вашу!
От пнув сломившуюся куклу, Радригес вновь устремился вперед, в узкий луч фонаря выхвативший из темноты стены туннеля и следы побоища. За ним следом и рядом шли остатки отделения и прибившихся по пути людей оружием. Ослепительный гребень выстрелов вспорол темень яркими росчерками. Выхватывая всполохами оскалы и кишащий коридор темных силуэтов, плазма прожигала в телах дыры, отрывала конечности, заполняла туннель вонью горевшей плоти. Смесь из криков, гари и вспышек вычеркнул из жизни все. Мысли были только в 'тактичке' и рефлексах ожесточенных схваток в стенах погруженной в темноту Цитадели…
Когда измученные переходом, выдержав бой у блок поста и спеша под защиту стен Цитадели, люди надеялись на краткий отдых. Но встретившая потушенным полем Цитадель, укрывала только панику и страх. Почти все силы десанта были на отражении бешенного напора тварей, подобравшихся почти в плотную к стенам на северном секторе и сообщение о потухшем южном секторе секторе – прозвучало как гром среди ясного неба. А затем пошли панические доклады о стремительном клине тварей несущихся через замолчавшие блокпосты. Но когда стало известно, что твари уже внутри Цитадели, всех способных держать оружие бросили на защиту внутренних уровней. Каким-то образом твари проникали и ориентировались в постройках и хитросплетениях коридоров. И сейчас, на общей схеме 'тактички' расползалась клякса ангаров, помещений и уровней, в которых останавливалась автоматика, климатические установки и пропадала с связь. И когда клякса заняла треть круглого объемного сегмента Цитадели, разом потухла половина секторов – Роберт замер. Самую сердцевину проекции занимали детские уровни, и сейчас большая часть утопала в темноте неизвестности.
Попытавшись связаться с дежурным, чертыхнулся. Работал только малый контур группы. Связь с остальными просто шипела помехами.
– Гиря! Раздай сектора дежурств и на пять минут ко мне вместе со старшими троек.
– Будет сделано, – резко отозвался единственный уцелевший из старший троек. А сейчас исполняющий обязанности сержанта в сбившемся стихийно отряде.
Выведя объемное свечение внутренностей цитадели сияющим шаром, Роберт смотрел на серый лабиринты потушенных коридоров. И когда вокруг собрались еще восемь человек, сказал:
– Значит так парни. Последней задачей дежурного был выход к центральному коридору сегмента А7 третьего уровня, – ткнув в гущу пересечения серых линий, задумчиво добавил, – но это было до того как потухла половина уровня. Поэтому я думаю, что удержание коридора в центре темноты бессмысленно.
– Да тут все бессмысленно, – глухо ругнулся высокий парень в порванном комбезе пилота орбитальной баржи, – мечемся как угорелые в темноте. Куда бежать? Зачем? Ни хрена никто не знает!
– Хватит стонать Семен, – отрезал Роберт, не отрывая толстого пальца в бронированной перчатке от оранжевого свечения проекции, – в любом случае мы уменьшаем количество тварей.
– Он прав командир, – тут же отозвался пехотинец из какого-то подразделения, – все последние приказы были дерганные и бестолковые. Мы мечемся уже по коридорам два часа. Сталкиваемся с такими же группами, нарываемся на тварей, а все бесцельно…
Роберт и сам был согласен с ходом мыслей людей, но хотел убедиться, что не один он это заметил. Четкого плана не было и виной этому стал умерший виртконтур управления. Не было взаимодействия, не
