Отсюда из леса все по другому виделось Григорию. Теперь даже поведение жены, когда он по ее мнению «ударился в религию» и ее уход виделись ему совсем в другом свете. Не заслужил он любви, не заслужил такой жены, и все «за грехи». За прошлое свое расплачивается. А ведь оно это прошлое, со всеми его сомнительными удовольствиями, не стоит и ломаного гроша. По большому счету, поступки, о которых жалел сейчас, он совершал не для удовольствия, а из-за страха.
И решил Григорий твердо, свои страхи больше не кормить. И потекла его отшельническая жизнь с тех пор совсем по-другому.
Глава 7
В Великую субботу перед Пасхой, читая соответствующий канон, Григорий, почувствовал, что не может молиться. Он сел на свое ложе, сооруженное из ивовых прутьев, покрытых мешковиной, уронил голову на колени, и принялся наблюдать за муравьем, занятым своими муравьиными делами прямо у него под ногами. В хижине царила полутьма. Огонь в очаге был нарочно потушен еще утром, а из приоткрытой входной двери в дом врывалась полоска солнечного света. Весна в этом году случилась рано. Уже в апреле она, отложив свои капризы до следующего года, одарила белорусский лес лаской солнца и теплого ветра, пьянящим запахом распускающихся почек и оглушительным пением птиц.
Еще в марте, Григорий, почуявший весну, прыгал, как молодой козленок. Сделал генеральную уборку «дачки», устроил огородик и засадил его семенами, специально, по совету старца, принесенными из скита. Молодой отшельник истово молился, а в свободное время ходил к озеру (по воду или просто прогуляться). Григорий во весь голос пел песни, кричал «э-ге-ге-ге-гей», возвращающимся перелетным птицам, аккуратными ключами, наполнившим посветлевшее небо. К весне Григорий стал своим в этом лесу, его составляющей частью, привычным элементом, на который перестали обращать внимание местные лесные жители. Григорий был как-то просто, бездумно счастлив. Но сегодня, накануне самого значительного праздника, который именуется торжеством из торжеств, послушник вдруг повесил голову. А причина тому была самая банальная, - Гришу мучил голод. К Пасхе все, принесенные из скита припасы кончились, а посаженные на огородике овощи большей частью еще и не взошли, для ягод и грибов время еще не настало. Гришино положение казалось безвыходным. Напрасно он пытался утешить себя воспоминаниями о святых, которые по 40 дней не ели ни крошки, а только молились, факт заключался в том, что на 3-й день питания водой и молитвой, он понял, что последней уже сыт и даже пресыщен. Григорий не мог молиться.
Голод сделал его сначала неуклюжим и раздражительным, а затем вялым и апатичным. Хотелось лечь в свою импровизированную кровать и уснуть до Второго пришествия, не о чем не думая и не тревожась. За пределами дома, на солнце, в глазах еще больше потемнело, закружилась голова. Когда Григорий сел на землю, небо перевернулось, где-то над головой затряслись травинки. В следующую секунду он прикрыл глаза и провалился в какую-то сладостную тьму, где чувства перестали существовать, лишь звенящая тишина и угасающие одна за другой мысли.
Глава 8
Он стоял прямо над головою Григория, загораживая собою небо. Неряшливые кустистые брови, из-под которых лучились младенчески чистые голубые глаза, черные с проседью кудряшки, выглядывающие из-под черного монашеского куколя. Кажется, он только что брызгал в лицо Григорию холодной водой, потому что на щеках и глазах у отшельника появилась освежающая влага. Григорий никогда раньше не видел этого человека и лежа размышлял о том, кто это и откуда мог взяться, но спросить не было сил.
Капли на ресницах Григория красиво преломляли свет и незнакомец, казалось, был окружен ореолом дрожащего многоцветного радужного марева. Заметив, что послушник пришел в себя, человек в монашеском куколе подхватил его под плечи и подтащил к внешней стене сруба, где, скомкав холстину, покрывающую поленницу, устроил «кресло», и усадил в него отшельника. Григорий не в силах пошевелится, только молча наблюдал за тем, как его укладывают и передвигают, будто тряпичную куклу.
Человек в куколе, хоть и обладал недюжей силой, казался послушнику ненастоящим. Его образ мутнел, двоился и прыгал у Григория перед глазами, но сопровождающая образ цветастая радуга, почему-то приносила ощущение покоя.
Григорий решил, что умирает, а этот монах есть ангел Божий, или один из Преподобных. Единственное, что смущало в таком раскладе, зачем Ангел, пришедший возвестить смерть, так суетится, приводя отшельника в чувство. После того, как больной был устроен со всеми удобствами на солнышке, незнакомец протянул ему неожиданный дар - большой спелый персик. Взяв плод в слабые руки, Григорий пару секунд любовался этим чудом, понюхал и несмело откусил, вкус у персика был и вправду неземной. Григорий ел жадно, захлебываясь свежим соком, наслаждаясь пьянящим ароматом райского плода. Он остановился только тогда, когда в руках осталась лишь колючая косточка. Отшельник вспомнил, что человека, накормившего его, следует поблагодарить, но незнакомца в куколе поблизости не оказалось. Он исчез.
Григорий молился молча, не поднимаясь со своего места, через час он запел слабым неверным голосом, по щекам текли слезы. Он пел «Христос воскресе из мертвых…».
Когда солнце клонилось к закату, Григорий встал, опираясь на бревно, и пошел в дом, чтобы зажечь очаг и закрыться на ночь. На грубо сколоченном столе послушник обнаружил два самошитых мешка - большой и маленький. Маленький содержал чайную заварку, а большой – резанные кубиками ржаные сухари. Григорий снял с крюка
