— Я не мятежник и замыслов враждебных не имею, а бью челом его милости краковскому пану: во- первых, чтоб он выступил с войском с Украины, во-вторых, чтоб он сменил с начальства над казаками ляхов, которые теперь находятся на командных должностях, ибо ляху не следует старшинствовать над казаками, а в-третьих, чтоб уничтожил постановления, обидные для казаков, чтоб они могли свободно пользоваться всеми правами, дарованными королем и его предшественниками. А без того я тоже на волос не отступлюсь.
Хмелецкий уговаривал Богдана, люто ругался для убедительности, но тот стоял на своем. Кричевский отмалчивался и лишь налегал на горилку. Он не верил Потоцкому и не хотел подводить своего друга, лишь передал вести о семье да призывал к разуму, чтобы не лилась понапрасну кровь.
Хмелецкий, видя, что их разговор с Хмельницким ни к чему не приводит, попросил созвать казацкую раду и этим окончательно завел переговоры в тупик. На раде послов Потоцкого встретили неприветливо. Послы, как писал неизвестный мемуарист, «наслушались суровых голосов и криков». Когда Хмелецкий предложил восставшей старшине отойти от «мятежа» и таким образом предать восстание, обещая, что с их головы и волос не упадет, присутствующие ответили на его слова взрывом негодования.
Пришлось послам уезжать, ничего не добившись. Проводив их, Хмельницкий снова возвратился к неотложным делам, которые захватывали его целиком и требовали немедленного решения. Запорожье готовилось к войне. Кроме острова Буцкого, по всем правилам военного искусства укреплялись другие острова и пункты, прикрывались подступы к Сечи с севера.
Зная, что Потоцкий пытается опорочить его перед русским царем и другими возможными союзниками, Хмельницкий старался установить контакты с Москвой. Желая укрепить давнюю дружбу и договориться о дальнейшем сотрудничестве, связался с донскими казаками, послал представителей с дружескими заверениями и просьбой о помощи к крымскому хану.
Магнаты вынуждены были считаться с позицией, которую займет русское правительство по отношению к восстанию, с тем широко известным фактом, что украинский народ все свои надежды на освобождение от шляхетского угнетения всегда самым тесным образом связывал с помощью русского народа. И первое, что они сделали, — это попытались оговорить восставших перед русскими людьми и русским правительством. Посыльные от шляхетских чиновников на Украине понесли российской пограничной администрации десятки писем, в которых события на Запорожье освещались в самом невыгодном свете. В них говорилось, например, что казаки хотят вместе с татарами напасть на Россию. При этом преследовалась цель — разжечь конфликт между русскими войсками и казацко-крестьянскими силами, таким образом спровоцировать выступление против них и татар, и российских войск. Магнаты и шляхта надеялись, что продвижение российских войск на территорию Украины, с одной стороны, поможет справиться с мятежниками, с другой — породит недоверие к России среди населения Украины.
Особенно усердствовал в клевете Адам Кисель. 18 марта 1648 года в письме к путивльскому воеводе князю Юрию Долгорукому он писал: «Некоторая часть, тысяча или немного больше своевольников казаков-черкасцов бежали на Запорожье; а старшим у них тут хлоп, нарецается Хмельницкий, и думают донских казаков подбита на море…» Кисель напоминал, что совместный поход казаков запорожских и донских на Черное море нарушил бы мир с турецким султаном. И потому, дескать, если бы Хмельницкий удрал на Дон, то его следует поймать и выдать Польше.
Хмельницкий действительно желал связи с донским казачеством, и на его просьбу донские казаки прислали целый отряд своих храбрецов, но не для похода на Черное море против турок, а для поддержки побратимов, поднявшихся против угнетателей.
Большой радостью для Хмельницкого и его товарищей было прибытие Ивана Богуна, который с группой запорожцев помогал донским казакам отбивать нападения татар и турок, стремившихся уничтожить главный город Войска Донского Черкасск и укрепиться в устье Дона. Слава Богуна как отчаянного смельчака и искусного воина гремела не только на Украине, но и на Дону.
Теплой, поистине братской была их встреча. Хмельницкий радостно обнял широкоплечего, тонкого в талии Богуна. Он откровенно любовался им. Небольшой чуб, крутой подбородок и ровный нос с широкими ноздрями, резко спущенные книзу усы. Широкими, смелыми дугами разбегались от переносицы тонкие брови. Там, где они сходились, был заметен давний шрам, придававший лицу суровость. Карие веселые глаза замечали, кажется, все вокруг. Это был человек львиной смелости и лисьей хитрости. Говорили, что его и пуля не берет, и черт со страхом обходит.
Тут же стоял и молча крутил длинный ус казак со свирепым выражением лица, с длинным искривленным носом, высокий и жилистый — давний побратим Богдана еще по турецкой неволе Максим Кривонос.
Сейчас им нужно было решить, что делать дальше. Много неотложных проблем стояло перед Хмельницким. Его осведомители доносили, что Потоцкий, которому не удалось выманить повстанцев с Запорожья, спешно собирает войска. И теперь уверения Хмельницкого, что он поднял войну не против короля и магнатов, а только для восстановления своих прав и наказания Чаплинского и ему подобных, теряли всякий смысл. Отсидеться в Сечи не удастся, да и народ не позволит. Нужно было идти в густонаселенные районы, к большим городам. Там его поддержат крестьяне, казаки, мещане. Необходимо склонить на свою сторону реестровые полки. И лишь тогда можно будет решиться на битву с коронным войском. А главное, их замыслы и дела должен поддержать весь народ. Это было так же важно, как и союз с Россией. Об этом говорит все их прошлое, когда именно идея союза Украины с Россией прибавляла силы украинскому народу в борьбе с угнетателями Украины, этого союза как никогда раньше требует и настоящее, когда в нем и в их борьбе видится спасенье народа. Идея воссоединения жила в народе, который глубоко верил в поддержку братского русского народа.
Размышляя о делах повстанцев, Хмельницкий видел насущную потребность договориться о союзе с крымским ханом, хотя и знал его коварство. Нельзя было допустить коалиции татар с Речью Посполитой. Было отправлено два посольства в Крым. Одно из них возглавил Клыша, которого хорошо знали татары, а другое — Кондрат Бурляй, не менее известный по войнам и походам. Однако переговоры пока не дали результатов. Посредником при переговорах стал приближенный к хану Ислам-Гирею III мурза Тугай-бей, которому возвратили сына, взятого ранее в плен казаками. Но и это не помогло.
Положение крымского хана Ислам-Гирея III у самого было непрочным. Стремясь укрепить свою власть и ослабить зависимость от Турции, он сместил визиря Сефер-Гази-агу, ставленника крупных феодалов, и заменил своим человеком Махметом-агой. Недовольные феодалы подняли мятеж, началась кровавая война за трон. Хану нужна была сила, на которую он мог бы опереться. На Речь Посполитую надежды было мало. Когда он направил королю Владиславу IV посла с требованием дани, не плаченной уже несколько лет, то ему решительно отказали в этом. А когда посол попросил допустить его к целованию королевской руки, то ему и и этом отказали, разрешив только коснуться края королевского плаща. Это было уже явным оскорблением. Выйдя из тронного зала, где давалась аудиенция, посол Ислам-Гирея сказал, что считает это объявлением войны. Так что хану пришлось обратить взоры в другую сторону. Правда, со временем, когда в междоусобной борьбе было пролито немало крови, Сефер-Гази поклялся Ислам-Гирею в своей верности, был прощен и даже наделен визирством, в Крымском ханстве как будто наступило затишье. Но оно было призрачным. Хан по-прежнему искал союзника, который в случае опасности, если бы и не поддержал прямо, то хотя бы заслонил, не дал врагам ударить в спину.
Хмельницкий и запорожская старшина знали об этом. Решено было, что к хану поедет сам Богдан. Поездку эту постановили держать в тайне. Среди казаков распустили слух, что Хмельницкий вместе с сыном Тимошем и частью старшины возвратился на остров Буцкий, где они обдумают дальнейшие планы восстания.
Прибытие в Бахчисарай казацкой старшины во главе с Хмельницким, имя которого было хорошо известно татарам, насторожило Ислам-Гирея. Хан боялся, что ляхи специально направили Хмельницкого в Крым, чтобы обманом там его погубить. В то же время открывалась возможность заключить союз с казаками и укрепить свое положение и независимость по отношению к Порте.
В знак особого расположения Ислам-Гирей принял Хмельницкого в личном кабинете. Присутствовали лишь самые доверенные мурзы. Был отослан и толмач[43]. Ислам-Гирей неплохо знал украинский и польский языки. Около семи лет он пробыл в плену у поляков, был и на Украине. Отпущенный королем Владиславом домой, он, обвиненный своим братом Магоммед-Гиреем, в заговоре против турецкого правителя Кафы, был сослан на остров Родос. Времена изменились, и по
