творчестве и поисках веры позволила заглянуть в такие дали, о которых я и не подозревал. Такая всесторонняя редактура — редкая удача для любого автора.
Моему литературному агенту Наташе Керн, которая никогда не теряла веру в меня и мои книги. У меня никогда не было такого безжалостного и упорного ангела-хранителя.
Кэтлин Колдуэлл из «Ридерс Букс», Сонома, чей острый глаз выявил многое из того, что я не увидел. Огромное спасибо. Я очень рад, что книга тебе понравилась.
…Научи нас так счислять дни наши, чтобы нам приобрести мудрость сердца.
1
Зоя Риджуэй почувствовала этот запах, ощутила его, как только переступила порог внушительного швейцарского особняка. Она попыталась списать все на разыгравшееся воображение. Но даже считавшийся давно утерянным Рембрандт, который спокойно висел у входа, не мог отвлечь ее от мысли, что здесь живет смерть.
— Герр Макс желайт вас видеть, — с акцентом произнес по-английски высокий мужчина в костюме, исполнивший легкий поклон так, будто надломился в талии. — Прошу следовайт за мной.
Она шла за широкоплечим мускулистым человеком через анфиладу элегантно обставленных высоких залов, белые стены которых были буквально увешаны шедеврами. Когда он наклонился, чтобы поднять бумажку, и под тканью пиджака проступил ремень наплечной кобуры, Зоя поняла, что он не просто дворецкий. Она была замужем за человеком, который тоже такую носил, и научилась легко вычислять скрытое огнестрельное оружие.
Чем дальше они шли, тем крепче Зое приходилось держать себя в руках. Для нее, оценщика произведений искусства и антикварного брокера, работа с бесценными сокровищами мировой культуры стала почти обыденным делом. Шедевры — ее хлеб насущный. Но теперь ей все труднее было сдерживать благоговейный трепет: на стенах салонов один великий мастер соседствовал с другим. Над позолоченным клавесином она заметила Тинторетто, пропавшего, как ей было известно, в самом начале Второй мировой войны. Рядом — Шагал: считалось, что он сгорел, когда нацисты развязали кампанию против декадентского искусства. По мере того, как она узнавала каждую изумительную работу, в ее голове все громче звучала симфония счастья.
Они вошли в гостиную, и телохранитель сделал ей знак подождать. В дальнем углу комнаты, в инвалидном кресле а-ля «баухаус» тряпичной куклой сидел Вилли Макс, по виду — скорее мертв, чем жив.
В тишине, нарушаемой лишь сиплым дыханием Макса, телохранитель подошел к креслу, наклонился и что-то прошептал. Вилли Макс вздрогнул, будто марионетка, оживленная кукловодом. Телохранитель повернул кресло так, чтобы его хозяин оказался к гостье лицом.
— Добро пожаловать в мои владения, — дружелюбно приветствовал ее Макс неожиданно сильным голосом. Телохранитель подкатил кресло к Зое. Вблизи Макс оказался усохшим старцем, чьи голубые глаза сверкали, как ледник на солнце. Хозяин протянул дрожащую руку. — Весьма польщен, что вы смогли так быстро откликнуться на мое приглашение.
Его рука была сухой, невесомой и такой бесплотной, будто жизнь уже покинула эту часть тела.
— Для меня это большая честь, — искренне ответила Зоя.
Лицо Макса осталось неподвижным, но глаза сверкнули одобрением.
— Пожалуй, к делу! — сказал Макс и кивнул телохранителю. — Времени осталось немного, а столько еще незавершенных дел. — Телохранитель подкатил кресло через гостиную, отделанную темными деревянными панелями, к книжным стеллажам. Зоя пошла за ними, но замерла на почтительном расстоянии за их спинами на персидском ковре ручной работы, как только телохранитель отодвинул секцию книжных полок, за которыми оказалась потайная дверь. Охранник опустился на одно колено перед панелью на уровне кресла и замер на мгновение, будто бы лишний раз повторяя про себя верную комбинацию.
Мелодичный звон наполнил комнату, когда охранник набрал код системы безопасности. У Зои от напряжения вспотели ладони. Она распрямила пальцы и, стараясь выглядеть естественно, сделала вид, что тщательно разглаживает складки на длинной серой плиссированной юбке. Затем огляделась и прислушалась — струнная симфония в ее голове звучала все громче, когда она переводила взгляд с одного шедевра на другой.
Она постаралась сосредоточиться на том, что увидела сегодня. Делать записи было нельзя. Макс прекрасно понимал, насколько сногсшибательно действует его коллекция шедевров, и пожелал, чтобы Зоя рассматривала ее в первую очередь как произведения искусства, без предвзятости профессионального подхода. Далеко не первый клиент Зои пытался повлиять на объективность ее оценки, и она была готова к такому повороту. Пока телохранитель занимался панелью системы безопасности, а Макс смотрел в другую сторону, она потихоньку проверила, что диктофон во внутреннем кармане блейзера все еще работает. Не первый раз ей пытались пустить пыль в глаза, но впервые это кому-то удалось.
Зоя любила искусство с той страстью, которая позволила сделать увлечение профессией. Но хотя она обрела счастье в окружении самых исторически значимых и прекрасных произведений мирового искусства, ее заветной мечтой было найти спрятанное сокровище: обнаружить сокрытый по сию пору с древнейших времен шедевр, который практически невозможно оценить.
А теперь это сокровище само нашло ее.
Менее двух суток назад ей позвонил Вилли Макс; извинившись, когда Зоя напомнила, что в Лос- Анджелесе сейчас, черт возьми, глухая ночь, он сказал, что звонит не просто так.
— Я умираю, — бесцветным голосом произнес он, — гораздо быстрее, чем прочие люди. Времени у меня практически не осталось, и мне нужно было вам позвонить, пока я не передумал или… — Очевидное осталось невысказанным.
Зоя никогда не слышала об этом человеке и уже готова была бросить трубку, решив, что это телефонный хулиган. Однако его рафинированный английский с легким властным оттенком немецкого и несомненная искренность заставляли ее, борясь со сном, выслушать человека.
— Я желал бы лично подготовить необходимые мероприятия касательно моего наследства, — сказал Макс. Наследства. Не коллекции. Только сейчас, вспоминая эти слова, Зоя начала понимать их действительный смысл.
Сон окончательно улетучился, когда Макс предложил ей за услуги сумму, почти в десять раз превышающую ее обычный гонорар, — если она немедленно все бросит и прилетит в Цюрих.
— Я слышал, что вы лучший в мире историк искусств и антикварный брокер, — сказал Макс. — И честный… честный. Я желаю, чтобы с моей коллекцией поступили честно… праведно. — Повисла долгая пауза. У Зои даже пронеслась мысль, что старика прямо у телефона хватил удар, но вскоре она услышала, как он зашелся в приступе кашля. — Я прочел все ваши публикации, — наконец продолжил он, — даже книги… и, — он снова ненадолго закашлялся, — и все статьи о вас… Уверен, вы все поймете. Совершенно необходимо понять.
Макс будто почувствовал, что она все еще в замешательстве, и решил подстегнуть интерес, упомянув о дополнительном гонораре для ее мужа, ибо часть коллекции составляли экспонаты, которые нуждались в оценке специалиста по религиозным манускриптам и реликвиям, а это, как легко выявили бы исследования Макса, не сильная ее сторона. Поэтому Зоя часто работала в паре с мужем, профессором философии и сравнительного религиоведения Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Сет Риджуэй занимался крайне благодатным периодом развития религии — примерно от 500 года до нашей эры до 700 года нашей
